Пат Бут - Майами
— Никогда и не узнаешь, — заметила сумрачно Лайза. Хосе встал, глупая улыбка расплылась по его лицу. Он старался произнести слова о том, как он ее любит. Она не обращала на него внимания. Затем вошли Криста и Роб.
Они направились к столику.
— Привет, — сказала Криста, и щеки ее порозовели. — Потрясающее платье, Лайза.
— Благодарю, — буркнула Лайза, размышляя, сколько она сможет продержать все в себе, и почему ее все это так волнует.
— Как сыграли в биллиард? Что-то вы быстро.
— Мы и не ходили. Вместо этого мы прогулялись вдоль берега, — ответила Криста. — Там очень красиво.
— Звучит романтически, — Лайза старалась удерживать свои губы, чтобы не кривились, когда она говорила.
Роб глядел в пол.
Хосе нетвердыми шагами подошел к Робу и положил руку ему на плечо.
— Я извиняюсь, парень, — промямлил он.
— Все о'кей, — пробормотал Роб, благодарный за отвлечение от темы.
Он пребывал в полном замешательстве. Он не понимал, стыдился ли он, чувствовал ли вину, разочарование, или восторг. Все случилось настолько быстро. Не было даже времени поглядеть на все это в перспективе. Криста почти подпустила его к себе, но затем, в самый последний момент, объявила нокаут. И когда они шли по пляжу обратно, оба старались осмыслить то, что произошло. Беда только в том, что каждый находил в случившемся свой резон, отличный от партнера. Криста кляла лунный свет за то, что он превратил ее дружескую симпатию в мгновенный взрыв ложной страсти. Роб проклинал свое сердце, которое не мог больше держать под контролем. Он чувствовал себя жалким и ничтожным, потому что она отвергла его. И все-таки одновременно был немного воодушевлен, потому что Криста позволила себе так близко быть от него. Часть его сознания говорила, что это дает ему основания для надежды. А другая часть предостерегала, что это прямая дорога к сердечным мукам, откуда нет возврата.
Кристе не понравился тон, которым Лайза произнесла «Звучит романтично». Ее антенны вибрировали. «Кардозо», где Лайза переодевала платье, выходил окнами на пляж. О, нет! Конечно же, нет! Прилив беспокойства прокатился в ее душе. Как только она могла поцеловать Роба и зачем позволила ему поцеловать ее? Она ведь достаточно хорошо знает жизнь, чтобы позволять себе подобные ошибки. Она была в миллионе миль от любовных чувств к нему. Она любила Питера Стайна, который в эти минуты спешил через Мидл-Ки сюда. И все же она так увлеклась, а он казался таким милым, и… и… Она пыталась повернуть свои мысли в другом направлении и забыть про свою ошибку, но та прямо-таки глодала ее. Поступок жил своей жизнью и не только у нее в памяти, но и в памяти Роба, готовый вырасти из кротовьего холмика в гору. Но что хуже всего — может, он жил и в голове у Лайзы, где мог превратиться в ядерную бомбу, готовую взорваться — бомбу, которая разрушит абсолютно все, ее бизнес, ее новую любовь, счастье, которое считанные минуты назад светилось праздничными огнями вокруг ее сердца.
И тут вновь затренькал ее телефон.
— Внимание на дверь, — произнес голос Мери Уитни. И когда Криста последовала совету, сквозь двери прошла миллиардерша, прижав к уху сотовый телефон. Она с озорной улыбкой подкатилась к столу. Абдул и Мона бочком следовали в ее фарватере. Она огляделась вокруг, проверяя пульс компании и находя его слабым. — Что же это такое? — загремела она. — Я обнаружила Азиза и его «подружку» слоняющимися у «Коллинза», словно беглецы, покинувшие скучную компанию. И вот теперь здесь вы все выглядите так, словно ваш богатый родственник выжил после безнадежной хирургической операции. Очевидно, я приехала слишком поздно. Что это за место? И кто такие эти испанские юноши? Они могут быть партнерами в танце? Я полагаю, что смею рассчитывать на ответ.
Она подняла их всех за шнурки от обуви. Ее энергия заражала, словно инфекция.
— Нам необходимо сменить обстановку, — поставила она диагноз уверенным голосом. — Совершенно очевидно, что знакомая среда порождает неуважение. Пошли. Кто здесь индейский следопыт? Куда пойдем? — Ее смеющиеся глаза разбрызгивали презрение супербогатой персоны к простым смертным.
— Мы собирались закончить все в «Варшаве», — сообщила Лайза.
— Закончить? Закончить?! — воскликнула резким голосом Мери Макгрегор Уитни. — Какая чушь! Эта идиотская ночь еще и не начиналась.
32
В мире Джонни Россетти ночи предназначались не для сна. Он сидел за круглым столиком в «О Баре», за тем, что контролировал подножье лестниц, и впивался в объемистый фужер с «ХО», словно это была оазисная вода в пустыне отчаяния. Сисси, сидевшая возле него, нервничала.
— Ты в порядке, Джонни? — приставала она к нему.
Он не отвечал ей. Вместо этого он протянул руку и начал играть ее ногой. Ощущения были не из приятных. Его движения были жестокими. Рука грубо шарила по ее бедру, словно он проверял мясо на мягкость в европейской мясной лавке. Ей хотелось оттолкнуть его, но она не осмеливалась. Он не глядел на нее, когда трогал. Он демонстрировал всем наблюдавшим, что владеет этой девушкой и что ему наплевать на нее. Он сообщил всем, что она была просто красивой игрушкой для его забавы.
— Джонни! — вскрикнула она.
Он не перестал. Он еще жестче принялся за ее ногу, разминая плоть под тканью ее джинсов. Он больно щипал ее. Это было действительно болезненно. Он хватал ее все жестче, втыкая железные пальцы в ее мышцы.
— О-ох! — простонала она.
— А тебя действительно, в самом деле беспокоит, все ли у меня в порядке? — зарычал он на нее, и его пальцы втыкались в ее ляжки, словно стрелы.
— Прошу тебя, Джонни! Не надо! Мне так больно!
— Да, — согласился он, наконец прекратив. Его дурное настроение было глобальным. Он хотел разбросать свое беспокойство, подобно навозу на поле. А разве не для этого предназначались девушки? Сисси была импозантной, но она всего-навсего была моделью, работавшей на него, и она безумно жаждала материальных вещей, которые он мог дать ей. И этим она немного напоминала ему Кристу и Лайзу в их прежние времена, когда они начинали у него работать. Лайзу уж во всяком случае, потому что обижать ее было одно удовольствие. Он повернулся и внимательно посмотрел на нее. Ее личико феи выглядело жалким. В большущих глазах стояли слезы. Лицо его искривилось от отвращения к ее слабости. Разумеется, она ненавидела его. Они все ненавидели. Но она была прикреплена к нему безумным клеем амбиций. — Ты, тупая хреновка, — рявкнул он на нее.
— Я не тупая. — Слезы еще сильнее выступили на глазах у Сисси. Это было верно. Глупой она не была. Когда-то хорошо училась. Ее отец был учителем. Слеза скатилась из ее глаза, когда она вспомнила о нем. Почему она сбежала из своей семьи, махнула рукой на все хорошие вещи, которым они учили ее, и променяла приличную жизнь на сделку с дьяволом в городе греха? Она сама не могла понять этого. Она знала, что деньги это не все, что слава была шуткой, и каким бы богатым оно не было, ничтожество останется ничтожеством. Где-то на полпути она превратилась в наркоманку, и эта зависимость стоила ей души. Откуда же пришел этот изъян в ее характер? Не от ее отца, который преподавал в школе с любовью и ради любви, и который никогда не желал денег. Ни от матери, которая никогда ничего не просила у судьбы, только здоровья и счастья для семьи. Нет, ее амбиции являлись ее собственным извращением. И теперь она глядела с обложек «Эль» и «Алиюр», и продавала свое красивое тело этому куску дерьма, который привел ее сюда; а мир с его мудростью завидовал ее красоте, ее банковскому счету и «свободе», которую она заработала.
