Дикая сердцем - Такер К. А.

Рой, может, и говорит с техасским акцентом, но когда-то он и его семья приехали на Аляску, чтобы попытаться построить свою жизнь здесь.

А той крепкой девушкой, помогавшей искать его мать, была Мюриэль.

– Мюриэль знает?

Потому что, похоже, что нет.

Он отрицательно мотает головой.

Значит, она не помнит его, а он никогда ей и не рассказывал.

Я с трудом пытаюсь собрать воедино остальные кусочки этой истории из того, что рассказывала мне она.

– А потом… вы с отцом вернулись в Техас. Нет, погоди. – Я нахмуриваю брови. – Мюриэль говорила, что вы приехали из Монтаны?

Откуда была родом и ее семья. Эту информацию она помнила.

– Когда мы уехали с Аляски, мой отец больше не хотел иметь ничего общего со снегом, а потому мы отправились на юг, в городок возле Далласа. Там я и вырос. Мы вместе с отцом строили дома и сараи. Он всегда умел обращаться с деревом. Этому я научился у него. – Его пальцы проводят по краю шляпы. – К тому времени, когда я решил вернуться, земля уже была продана кому-то другому. Поэтому я взял ближайший свободный участок.

– Этот дом действительно построен на совесть.

Стив, тот парень-подрядчик, был просто поражен тем, насколько хорошо он сохранился. Сделано верно было все – прочный фундамент, подходящая древесина, широкие козырьки, дренажный уклон. Тот факт, что участок зарос, помог защитить дом от воздействия солнца.

– Ты можешь съездить взглянуть на него. В смысле, если хочешь.

Губы Роя изгибаются в ухмылке.

– Я уже бывал там несколько раз. Чистил водостоки. А то Фил дал бы ему сгнить.

Полагаю, Рой делал куда больше, чем просто чистил водостоки. Стив сказал, что, похоже, будто кто-то обрабатывал древесину льняным маслом и скипидаром и латал крышу.

Рой хранит историю своей семьи на Аляске, какой бы трагичной она ни была.

– Почему ты вообще вернулся сюда после всего этого?

Он потерял мать и брата в этом диком краю.

А потом потерял жену и дочь из-за чего-то другого.

Это был бы не первый раз, когда человек бежит сюда от чего-то.

Так сказал Джона в ту ночь, когда я рассказала ему про фотографию семьи Роя, стоящую в его доме.

Джона…

Я закрываю глаза от ужаса, который снова накатывает на меня, притупленный минутным отвлечением.

На холодном сыром крыльце повисает тишина, до тех пор пока к нам не выходит Мюриэль с двумя чашками горячего чая, которые она ставит на низенькие уличные столики, специально купленные мной, рядом с чашкой сахара и стаканом молока.

– Это твое козье молоко, Рой, – говорит она и, не дожидаясь благодарности, возвращается в дом.

Удивительно, что она так и не собрала вместе кусочки истории семьи Роя в Трапперс Кроссинг, будучи такой прозорливой женщиной. Но опять же, тогда она была молода, пребывание семьи Донованов здесь было коротким и уединенным, и с тех пор прошло много десятилетий. Почему кто-то вообще должен был заподозрить, что маленький мальчик, который так много потерял в этом месте, однажды снова приедет сюда спустя годы?

– Каковы шансы, что она подсыпала мне мышьяк? – спрашивает он, настороженно изучая свой чай. – Господь свидетель, я бы заслужил это.

– Почему? – интересуюсь я. – Что ты такое сделал, Рой?

Это абстрактный вопрос – сделал ли он что-то плохое конкретно Мюриэль? Или он сделал что-то плохое кому-то другому? – и я задаю его свободно, не опасаясь последствий.

Раздается звяканье металла о фарфор; Рой добавляет себе в чашку три чайные ложки сахару и размешивает.

– Я не всегда был таким приятным.

Я фыркаю в ответ на его попытку пошутить.

Он подносит чай к губам и делает длинный медленный глоток.

– У меня были проблемы с пагубными привычками в прошлом. Выпивка… таблетки… все такое. И я мог быть очень неприятным, когда что-то выводило меня из себя. Правда, чтобы вывести меня из себя, многого не требовалось. Однажды вечером мы с женой поехали в город. Мы давно никуда не выбирались с тех пор, как родилась Делайла. А Николь? Она была настоящей красавицей. Люди головы сворачивали, когда она шла мимо. Я ненавидел это и любил одновременно. – Он медлит секунду. – В тот вечер мы столкнулись с ее старым приятелем. Это был один из тех, кто сбежал, а потом вернулся в город. С той секунды, как они взглянули друг на друга, я понял, что у меня проблемы. По крайней мере, так сказало мне виски. Слово за слово, и в ход пошли кулаки. И я ударил его… не знаю, сколько раз.

Он держит в руке горячую кружку и не отрывает от нее взгляда.

– Он был не единственным, кого я ударил в ту ночь.

Я пытаюсь переварить то, в чем признается Рой, и внезапно ощущаю благодарность, что уже в оцепенении.

– Значит, ты сбежал на Аляску?

– Когда я протрезвел и увидел, что сделал с лицом Николь… – Он почти неразборчиво качает головой. – Таким я помнил лицо своей матери после одной из их ссор. Тогда я поклялся, что никогда не буду таким, как отец.

– Мы все делаем это, разве нет? – рассеянно бормочу я, думая о том, сколько раз сама давала себе такие же обещания.

– Николь всегда была слишком хороша для меня. Она знала это, я знал это. Ее семья, черт возьми, знала это. Так что я собрал свои вещи, а они позаботились о том, чтобы она не стала меня останавливать.

Неудивительно, что Рой не любит говорить о своем прошлом. Кто захочет признаваться в том, что он избил собственную жену?

– Ты общался с Николь после этого?

– Только чтобы сообщить ей, куда посылать документы на развод. Что она и сделала. Думаю, она вышла замуж во второй раз. – Он медленно кивает. – Это хорошо.

Я не знаю, что я сейчас испытывала бы к Рою, если бы не тонула в своих собственных переживаниях.

Гнев?

Отвращение?

Жалость?

Сочувствие?

Все вместе?

Тридцать с лишним лет назад Рой в пьяной ярости набросился с кулаками на свою жену, а потом удрал на Аляску.

Чего он заслуживает сейчас?

Рой провел три десятилетия в своеобразном изгнании, где он больше уже не мог причинять боль тем, кого любит; где он никого к себе не подпускал, не желая принять даже одну таблетку обезболивающего, боясь снова потерять над собой контроль.

Так чего именно заслуживает Рой Донован?

Возможно, в другой день и в другой обстановке у меня было бы мнение на этот счет.

– Мы хотели восстановить дом, чтобы его можно было использовать снова, – тихо говорю я себе под нос. – Рабочие должны были начать на следующей неделе.

Рой ничего не отвечает на это.

Моросящий дождь перерастает в ливень, его капли шлепают по воде и гравию вокруг нас, пропитывая землю. Джона был бы рад этому дождю.

Джона…

Это должен был быть легкий перелет. Туда и обратно, вернусь через несколько часов, обещал он.

Пронзительный звонок телефона заставляет меня подпрыгнуть. Я бросаю взгляд на экран, и от высветившегося номера у меня сводит живот. Я протягиваю к нему дрожащую руку, но застываю между необходимостью ответить и желанием ухватиться за свой последний клочок надежды.

Или заблуждения.

– Я не могу. – Мои слова почти не слышны, я силюсь сделать хотя бы вдох.

Рой колеблется всего секунду, а потом берет мой телефон. Он делает глубокий вдох, а затем отвечает.

Я крепко обнимаю себя.

И молюсь.

Молюсь.

Молюсь, чтобы Джона вернулся ко мне.

– Угу… Угу…

Наша входная дверь со скрипом открывается. Мюриэль и Мари обе высовывают головы, чтобы послушать. Должно быть, они услышали звонок. Мари держится за живот, Мюриэль затаила дыхание.

– Да… Угу… – Взгляд Роя переходит на меня, и он сглатывает.

Это нехороший знак.

Новости просто не могут оказаться хорошими.

Я сжимаю губы в попытке сдержать рыдание, цепляясь за надежду до последней секунды.

– Да… Хорошо… Спасибо, сэр. – Рой завершает звонок и кладет мой телефон на стол. – Они нашли его самолет в долине к северу от Палмера, – мрачно подтверждает он. – Он жив.