Хосе Антонио Бальтазар - Счастливые слезы Марианны
— Я мечтала бы об этом, мой дорогой! — загладила Ирма поспешность своего высказывания нежным поцелуем. — Но ведь это теперь сущая развалина…
— Ранчо расположено в хорошем месте. Земля есть земля…
— Теперь я понимаю… Наверно, эта дрянь отказалась продать ранчо…
— Ты как всегда прозорлива…
— А ты не отступишься?
— Как видишь, я настойчив.
— Как же ты думаешь уговорить ее?
— Я уже сказал ей, что ранчо мне необходимо, чтобы устроить на нем трудовую колонию для детей-сирот.
— Ты действительно этого хочешь?
— Как знать, дорогая…
Дон Исидро помолчал.
— Есть немало семей, по тем или иным соображениям отказывающихся от своих детей. Многие из родителей люди весьма состоятельные. Уже сегодня я бы мог предложить дюжине известных мне мужчин и женщин отдать детей в подобное заведение…
Ирма испытующе посмотрела на дона Исидро. Шутит он или говорит правду?..
— Я не знала, что в тебе спит воспитатель.
— В каждом до поры до времени кто-то спит. Иногда не просыпается до самой его смерти и продолжает спать дальше…
Ирма расхохоталась.
— Мой интерес, — продолжил дон Исидро, — связан не с воспитанием детей, а с бизнесом. У Джеймса великолепная голова. Он учился на статистическом отделении. Его увлечение — читать отчеты, показатели опросов и референдумов. Идею с салоном подсказал мне он. Идея о детском доме для отпрысков богатых семей, расположенном не на виду, также пришла в голову ему…
— Ну что же, неплохая идея. Сделай все, что можешь! Лишь бы этой дряни здесь больше не было!
Дон Исидро нежно поцеловал Ирму и осторожно сказал:
— Вот о чем я хочу тебя попросить… Не афишируй нашу с тобой… дружбу, пока я не совершу сделку.
— Если не завершишь, этой гадиной займусь я!
Глава 25
С утра у девушек из «Габриэлы» было приподнятое настроение. Они готовились к обеду в их честь, который устраивался по поводу успешного окончания гастролей.
Известие о выступлениях мексиканской труппы, показавшей на Варадеро, в Камагуэе и Сьенфуэгосе «Эротическое шоу» и «Свидание с лесом любви», как это всегда бывает, к концу гастролей вызвало поток заявок из других городов. Многие группы иностранных туристов также хотели посмотреть горячих девочек из Мексики.
Но Блас был неумолим. Все усилия Хуаниты ни к чему не привели. Он благодарил за предложение продлить гастроли, но, ссылаясь на обязательства в Мексике, твердо просил обеспечить вылет труппы в Мехико не позднее завтрашнего вечера…
В душе Блас посмеивался: если бы Хуанита знала, что на Кубу его привела не жажда успеха и наживы, а жажда мести!
Он полагал, что «управится» еще сегодня…
Хорхе и Виктория, вернувшиеся с яхты в отель, завтракали в баре за отдельным столиком.
— Виктория, сегодня вечером на яхте может случиться непредвиденное. Что бы ни произошло, ты должна быть спокойна. Мы с Рамоном позаботимся о тебе. И никому ни слова о том, что тебе известно о приглашении на яхту.
— Хорошо, Хорхе, как скажешь, так я и сделаю…
В бар спустились девушки одна наряднее другой.
Ярче всех была одета Лулу: ярко-желтое длинное платье и такого же цвета тюрбан на голове делали ее похожей на рабыню с сахарной плантации тех времен, когда красивые молодые негритянки подвергались некрасивому обращению со стороны разного возраста латифундистов, как это показано в «мыльной опере» под названием «Рабыня Изаура».
У «рабыни Лулу» было отменное настроение. Она прошла «вторым номером» после Виктории и заслужила похвалу Бласа, обычно скупого на поощрения, который обещал по возвращении в Мексику увеличить ее оклад чуть ли не вдвое.
Чего лучше — Лулу, как и Виктория, отсылала большую часть заработка домой.
Конечно, в отличие от недотроги Виктории, перепадало ей и от клиентов, но ее семейству на острове Гвадалупа и трех ее окладов было бы мало.
Впрочем, не такая уж и недотрога Виктория! Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы Лулу поняла: этот высокий красивый «аргенчилигуаец» с небольшой проседью в висках пришелся ей не только по душе, но и по телу.
Девушки расцеловались.
— Лулу! Какая ты нарядная в этом платье! — улыбнулась Виктория.
— Без платья я еще наряднее! — дерзко заявила Лулу, шутливо строя глазки Хорхе.
— Никто не спорит, дорогая! — ответила Виктория. — Похоже, больше всего без платья ты нравишься пожилым. Вчера во время твоего выхода один канадский старичок упал со стула и сломал копчик.
— Знала бы ты, что ломают при виде меня молодые! — не задумываясь, парировала шутку Виктории умопомрачительная Лулу.
Хорхе расхохотался. Он встал и, поцеловав Викторию и Лулу, удалился. В дверях он столкнулся с Бласом и Дульсе Марией и дружески кивнул им.
Блас и Дульсе Мария подсели к столику Виктории.
— Завтра улетаем? — спросила Виктория Бласа.
— Похоже, что так, хотя подтверждения из «Аэрофлота» пока нет, — ответил он.
— Надеюсь, все будет в порядке, — озабоченно сказала Дульсе Мария и добавила, понизив голос, чтобы не слышали сидевшие за соседним столом девушки: — Вечером вы с Бласом и я с Хуанитой Толедо приглашены на правительственную яхту.
— А девушки? — спросил Блас.
— Только мы…
— Что, яхта слишком мала? — обиженно спросила Виктория, демонстрируя солидарность с подругами, хотя уже имела возможность убедиться, что яхта далеко не мала. — Блас, может, мне лучше отказаться?
— Не яхта мала, а ум у ответственных работников! — буркнула Дульсе Мария.
— Отказываться не будем, — строго сказал Блас. — А девушкам я оплачу вечерний ресторан… У меня разболелась голова, я поднимусь в номер.
Он встал и по пути к выходу сказал девушкам, завтракавшим за большим круглым столом:
— Оплачиваю всем вечерний ресторан!
Его слова были встречены ликованием.
Глава 26
Войдя в номер, он увидел Хорхе.
— Вы не ошиблись номером? — угрюмо спросил он, поняв, что неспроста этот, как его назвала Виктория, «аргенчилигуаец» увивался за их труппой. — Как вы вошли?
Хорхе усмехнулся.
— Я могу войти к самому Фиделю! А уж в номер отеля, где селят преимущественно иностранцев…
Почему-то голос незнакомца показался Бласу знакомым. У него была цепкая слуховая память, впрочем, с годами он стал догадываться, что порой кажется ему знакомым то, что не является таковым…
Наверно, ошибся…
— Что вас привело ко мне?
— Сначала давайте познакомимся. Меня зовут Хорхе Муньос.