Никому о нас не говори (СИ) - Черничная Алёна

Хватаюсь за неё и наваливаюсь сверху, припечатывая этого мудака к полу. Он брыкается, а кровь в моих руках уже горит.

Перед моими глазами только её глаза. Испуганные. Заплаканные. Я вижу ссадины на её запястьях, вижу беспомощную девочку на старом покрывале. Меня душит ярость. Разрывает изнутри. Я представляю, как эта мразь, рычащая подо мной, прикасалась к Ане, как могла сделать ей больно, и бью кулаком наотмашь. Не вижу куда, но костяшки пальцев жжёт, а значит, бью правильно.

Снова и снова.

Но эта тварь сильнее и выносливее, чем я мог представить. Замешкавшись всего на секунду, получаю резкий удар в кадык. Этого хватает, чтобы теперь я оказался на полу и беспомощно хватал ртом воздух. Ладони патлатого смыкаются на моей шее, выдавливая из моего горла кислород. Мне кажется, я даже слышу, как что-то хрустит у меня в шее. Пытаюсь отбиться. Только кислород в лёгких быстро иссякает. Силуэт патлатого растекается перед моими глазами.

То есть я сдохну вот так просто? На грязном полу в каком-то гараже, даже не узнав, всё ли с Аней будет хорошо? Но всё резко заканчивается. Кислород, обжигая лёгкие, заполняет грудь, а чужие пальцы на моей шее разжимаются.

Патлатый с громким стоном падает на пол рядом, перестав нависать надо мной чёрной тенью. Я тут же пытаюсь сесть, жадно втягивая в себя воздух.

Слышу грохот железа и следом дрожащий голос Ани:

— Тим! — Мою грудь сдавливают объятия. — Тим, вставай!

— Ты… — растерянно перевожу дыхание. — Ты почему здесь? Я же сказал — беги.

Но Аня как будто не слышит. Отпрянув, хватает меня за руки и тянет вверх, помогая сесть.

— Тим, давай же. Быстрее. Я шарахнула его железякой, — сбивчиво причитает она.

И в подтверждение её слов урод стонет и уже поднимается на колени. Понимаю, что у нас есть всего несколько секунд, чтобы сбежать отсюда.

Но встать на ноги так и не успеваю. Гараж заполняется людьми в форме и криками…

Эпилог.

Эпилог.

Несколько месяцев спустя

Закрыв глаза, я поднимаю руки и подставляю раскрытые ладони горячему солнышку, а тёплый ветер путается у меня в распущенных волосах. Наконец-то ощущается лето. В этом году оно решило немного задержаться. Уже июль, но только сейчас у меня пропало желание накинуть себе что-нибудь на плечи при выходе на улицу. Я даже оставила ветровку в машине.

Теперь стою в футболке и джинсах, греясь в солнечных лучах. Чувствую, как они «целуют» мои веснушки на носу и щеках. Раньше они меня раздражали. А Тиму наоборот нравятся. Он даже попытался их подсчитать, но сбился где-то на восемьдесят пятой.

Это было мило. Серьёзный и нахмуренный Тим осторожно тыкал мне пальцем по носу и щекам и действительно считал каждое пятнышко.

— Ань! — слышу у себя за спиной. — Сейчас же солнце тебя по голове стукнет! Возьми мою кепку!

Опустив руки, оборачиваюсь. Возле открытого капота чёрной иномарки, щурясь от полуденного солнца, стоит Тим. И сейчас я даже рада, что он так удачно одет во всё чёрное: джинсы, футболку, кроссовки и кепку, — потому что его ладони уже грязные.

Перед дорогой Тим решил ещё раз проверить машину и последние пятнадцать минут пыхтит у капота. Правда, побриться забыл и теперь щеголяет с недельной щетиной.

— Не стукнет! — успокаивающе заверяю я.

Но вижу и слышу, как Тим недовольно цокает. Расплывшись в улыбке, опять отворачиваюсь и поднимаю лицо к солнышку. Несколько месяцев назад я бы ни за что не подумала и не поверила, что этот бритоголовый парень в татуировках умеет переживать и заботиться.

Но всё так изменилось. И когда я понимаю это, у меня ёкает сердце.

А ведь мою жизнь изменило всего одно сообщение. Дурацкая случайность. Если бы Соня написала верный адрес, то сейчас я не простирала бы руки к солнцу, не ждала с трепетом момента, когда можно будет свободно уехать куда глаза глядят, а за моей спиной Тим не возился бы под капотом машины, припаркованной у ворот того самого гаража, где меня когда-то встречал Пахом.

Сейчас я готовилась бы к экзамену по ненавистному гражданскому праву. Сидела бы на кровати, штудировала методички, отказывая Соне в очередной вылазке в кафе, ждала бы, когда мама позовёт на ужин, а в академии продолжала бы ловить издёвки от Полины.

Но уже завтра я буду почти за пятьсот километров и от гражданского права, и от методичек, и от Сони, и от ужинов с мамой, а главное — от той, кто едва не разрушила всю мою жизнь.

Теперь её не ждут ни ТикТок-хаус, ни столица. Полину Петрову ждёт небо в клеточку.

Если бы не Тим, то в тот вечер, наверное, я предпочла бы умереть, ведь ей удалось бы совершить задуманное — отдать меня в грязные лапы того урода, которому Тимур сломал нос тогда, в гараже. Но сообщник Полины не стал никого выгораживать. Он сдал её сразу же. К Петровой полиция нагрянула в ту же ночь.

Полину задержали. И, возможно, всё закончилось бы тем, что связи её семьи помогли бы быстро замять и закрыть это дело, если бы в сумочке у Полины не нашли запрещённые к хранению вещества. Тот самый пакетик, содержимым которого она так хотела меня «угостить».

Петрова получила реальный срок по двум уголовным статьям.

Жалко ли мне её? Нет. Ни капли.

Мать Полины пыталась предлагать мне деньги и даже золотые горы, а потом угрожала. Но на суд я пошла одна. Слишком горячо было желание Тимура придушить Полину.

Вряд ли бы он спокойно остался сидеть на месте, когда она, зайдя зал суда, злобно плюнула мне в лицо: «Сука белобрысая!» А у меня внутри ничего не дрогнуло. К тому моменту я уже чётко поняла: хоть судебно-психиатрическая экспертиза и признала Полину полностью вменяемой, у неё не всё хорошо с головой. И я здесь совершенно ни при чём. Сама же Петрова, наверное, ещё не до конца осознала, что всё зашло слишком далеко. Правда, её запала дерзить хватило ненадолго. После оглашения приговора она выла белугой.

Но кого мне по-настоящему жаль — это её мать, несмотря на все гадости и угрозы, которыми она бросалась в мой адрес.

Там, в зале суда, я увидела, как из красивой, эффектной женщины мать Полины всего за несколько минут превратилась в тень с пустыми глазами…

Хотя иногда меня посещает мысль, что дай я отпор Петровой сразу, как только она решила выбрать меня предметом своих насмешек, то многого можно было избежать. И тех суток в подвале тоже.

Только в жизни очень часто всё решается всего одним но. И каждое такое но, порой тяжёлое, неприятное, страшное, привело меня сюда — в момент, когда я дышу полной грудью. Сейчас я действительно дышу свободой.

Даже после произошедшего моё желание уехать с Тимом подальше не угасло. Наоборот, стало ещё сильнее и навязчивее. Только разговор с мамой был тяжёлым: без криков и слёз обойтись не удалось.

Но её табу и паранойя ничем не лучше тех страшных, холодных стен гаражного подвала, в которых я провела больше суток.

Я люблю маму, ценю всё, что она для меня делала, только вот жить её установками не хочу. Молчать, терпеть и ненавидеть всех мужчин на белом свете — это её выбор, а не мой.

Я пыталась ей объяснить, но пока она не готова меня слушать и принимать мои решения. Поэтому я всё же собрала свои вещи и переехала в крошечную квартиру, которую Тим снял для нас до нашего отъезда.

Я готова начать новую жизнь. Не жалею, что отчислилась из академии. Всё-таки поступить туда меня подтолкнула мама. Это она видела меня адвокатом или юристом. Да и лишнего внимания к себе после произошедшего не хотелось. История со мной и Полиной Петровой в главных ролях прогремела на всю академию и не только. Соня до сих пор не понимает, как такая драма прошла мимо её носа.

Ну а теперь у меня есть время, чтобы просто прийти в себя.

Это лето я и Тим проведём вдали ото всех. Было решено, что пока одного диплома о высшем образовании на двоих нам хватит. Несмотря на собственное отчисление, я уговорила Тима не бросать свою учёбу. В его случае это было бы действительно глупо. Всё-таки четыре года он как-то же, но учился…