Николас Спаркс - Дальняя дорога
– А ты бы на моем месте не удивился?
Утром София вернулась в кампус, а Люк отправился объезжать стадо. Они договорились, что он заедет за ней на следующий день. К его удивлению, вернувшись домой вечером, Люк обнаружил девушку сидящей на крыльце.
Она сжимала в руках газету. София была напугана.
– Что случилось? – спросил он.
– Это Айра. Айра Левинсон, – ответила она.
Люк не сразу вспомнил.
– Тот старик, которого мы вытащили из машины?
София протянула газету:
– Читай.
Люк взял газету и увидел заголовок, который гласил, что аукцион состоится завтра. Он озадаченно наморщил лоб.
– Это статья про аукцион.
– Там выставлена коллекция Айры, – сказала София.
Обо всем говорилось в статье. О многом, во всяком случае. Люк обнаружил меньше личных сведений, чем ожидал, но кое-что узнал про магазин Айры, и в газете вдобавок упоминалась дата его бракосочетания с Рут. Он прочел, что Рут работала в школе и что они начали коллекционировать картины после Второй мировой. Детей у Левинсонов не было.
Дальше речь шла об аукционе и ценах – по большей части все это для Люка не имело смысла. Но статья завершалась фразой, которая заставила его замереть, точь-в-точь как Софию.
Девушка сжала губы, когда Люк дочитал до конца.
– Айра так и не вышел из больницы, – тихо сказала она. – Он умер от полученных травм на следующий день.
Люк поднял глаза к небу и на мгновение прикрыл их. Что он мог сказать?
– Мы были последними, кто с ним виделся, – продолжала София. – Здесь этого не сказано, но я знаю. Жену Айра похоронил, детей не было, и он жил отшельником. Он умер в одиночестве. Просто сердце разрывается, когда представляешь. Потому что…
Она не договорила, и Люк притянул девушку к себе, вспоминая письмо, которое Айра написал жене.
– Я понимаю, – сказал он. – Потому что у меня тоже разрывается сердце.
Глава 32
София
София только-только надела сережки, когда во дворе остановилась машина Люка. Хоть она и дразнила молодого человека за то, что у него всего один костюм, у самой Софии их было два, состоявших из юбки до колена и жакета в тон и купленных только потому, что девушка искала нечто классическое, чтобы ходить на собеседования. Когда-то София опасалась, что двух костюмов не хватит, – она не сомневалась, что ей предстоят десятки собеседований. И теперь она вспоминала старую поговорку… Человек предполагает, а Бог располагает.
Каждый из костюмов она надела по разу. Вспомнив, что у Люка костюм темный, София надела светлый. Несмотря на недавний энтузиазм, теперь она чувствовала странное сомнение. София приняла близко к сердцу то, что на аукцион выставлена коллекция Айры. Она боялась, что, глядя на картины, будет вспоминать, как читала старику письмо в больнице. Но не пойти значило проявить неуважение, поскольку коллекция так много значила для Айры и его жены. По-прежнему борясь с собой, девушка спустилась.
Люк ждал в прихожей.
– Готова?
– Да, наверное. – София словно тянула время. – Теперь ощущение совсем другое…
– Понимаю. Я сам почти всю ночь думал про Айру.
– И я.
Люк натянуто улыбнулся, хоть и без особой радости.
– Кстати, ты отлично выглядишь. Совсем взрослая.
– И ты, – искренне сказала девушка.
Но…
– Почему у меня ощущение, что мы едем на похороны?
– В некотором роде так оно и есть, – ответил Люк.
В одиннадцать часов они вошли в огромный выставочный зал в бизнес-центре. София совсем не ожидала такого. В дальнем конце зала возвышалась сцена, с трех сторон закрытая занавесями, справа, на помостах, стояли два длинных стола, уставленных десятками телефонов, в другом конце – трибуна (несомненно, для аукциониста). Над сценой висел огромный экран, а ближе к публике стоял пустой мольберт. Перед сценой в шахматном порядке располагались примерно триста стульев, чтобы покупатели не загораживали друг другу обзор.
Хотя в зале собралась изрядная толпа, стулья еще пустовали. Большая часть публики бродила вокруг, изучая фотографии самых ценных лотов. Снимки стояли на мольбертах вдоль стен, снабженные сведениями о художнике, стоимости прочих работ, выставленных на других аукционах, и примерной цене. Другие посетители сгрудились возле четырех возвышений по обе стороны входа, заваленных каталогами с описанием коллекции.
София шла по залу рядом с Люком и чувствовала настоящее потрясение. Не только потому что некогда эти картины принадлежали Айре. Ее ошеломила сама коллекция. Здесь были работы Пикассо и Уорхола, Джонса и Поллока, Раушенберга и де Кунинга. О некоторых из них девушка никогда не слышала и не читала. И газеты не преувеличивали цены картин. София смотрела на них раскрыв рот, а затем обнаруживала, что следующая картина еще дороже. И она все время пыталась сопоставить эти цифры с Айрой – милым стариком, который писал о вечной любви к жене.
Люк, казалось, думал о том же самом. Он взял Софию за руку и негромко сказал:
– Про аукцион он ни слова не написал.
– Может быть, просто не посчитал нужным, – недоуменно ответила та. – Хотя я тоже удивлена…
Люк промолчал, и девушка стиснула его руку.
– Жаль, что мы так мало для него сделали.
– Не знаю, что еще мы могли сделать.
– И все-таки…
Он взглянул ей в глаза.
– Ты прочла письмо, – сказал Люк. – Айра этого хотел. Вот почему судьба нас привела к нему. Иначе он бы не продержался так долго.
Когда аукционист предложил публике занять места, Люк и София нашли два свободных стула в заднем ряду. Разглядеть оттуда мольберт было почти невозможно, и София расстроилась. Девушке очень хотелось увидеть картины вблизи, но она знала, что места в переднем ряду заняты перспективными покупателями, и София боялась, что кто-нибудь похлопает ее по плечу и попросит пересесть. Через несколько минут мужчины и женщины в деловых костюмах начали рассаживаться за столами на возвышениях. Лампы над головой постепенно погасли, и остались лишь прожектора, направленные на сцену.
София заметила в толпе двух преподавателей по истории искусств, в том числе своего куратора. Когда стрелка приблизилась к цифре один, шум в зале постепенно затих, приглушенный шепот сменился полной тишиной, и на сцену неспешно вышел седовласый джентльмен в изысканном костюме. Он раскрыл папку, которую держал в руках, вынул из нагрудного кармана очки и нацепил на нос, одновременно поправляя страницы.
