Вероника Мелан - Аарон
Она рисовала перстни.
Необычные, вытянутые, довольно громоздкие и удивительно сложные по орнаменту. С драгоценными каменьями посередине — овальные, с треугольными кончиками, с россыпью мелких камешков по краю.
Взялась рисовать и теперь. Еще раз рассмотрела те, что уже закончила, достала из ящика карандаш, принялась аккуратно выводить линии. Наверху страницы значилось уже придуманное ей для этой линейки украшений название — "О'Dore".
Никто не поймет, почему именно такое имя, но поймет она — Райна. Она‑то знает…
За приоткрытым окном шелестел сад — шепталась трава, кроны деревьев; плыли по освещенному луной небу облака.
Райна сидела за столом, одетая в длинный пеньюар, — смотрела то на кончик карандаша, то куда‑то вглубь своего воображения, то рассматривала ночь за окном.
Фиолетовую бабочку, которая уселась на продольную перекладину оконной рамы, она заметила сразу.
— Ты откуда тут взялась? — прошептала удивленно. Поднялась со стула, наклонилась над столом, чтобы рассмотреть яркую "гостью" поближе, — на фоне темного неба бабочка казалась волшебной. Переливалась крохотными искорками, испускала от крылышек световые шлейфы — тоненькие и недолговечные.
Кажется, похожую бабочку она видела на Магии… Похожую. Или ту же.
— Привет. Заходи, — улыбнулась Райна, и бабочка взмыла с рамы, влетела, приглашенная, в комнату. Трепеща маленькими крылышками, покружилась под потолком, опустилась ниже и вдруг… всего за долю секунды рассыпалась на сотни крохотных сияющих частичек!
Всполох света, тихий звон колокольчиков, и…
В том месте, где исчезла бабочка, теперь стояла полупрозрачная женщина — женщина — призрак. В длинной убористой юбке, с поднятыми в сложной прическе наверх волосами, в знакомой белой блузке с вышивкой и длинными рукавами, в бусах. Старая, морщинистая, чуть сгорбленная, но все еще исполненная величия.
— Дора… — выдохнула Райна.
Что‑то случилось — какое‑то чудо, и Дора вдруг посетила ее. Эфемерный образ, прослоившаяся не в ту реальность картинка — Магия…
Райна боялась дышать. Боялась, что эта Дора — Дора, которая смотрела на нее, которая однозначно видела ее, — сейчас исчезнет.
— Дора… как я рада… как рада…
Старушка смотрела на девушку в пеньюаре глубоким теплым взглядом. Ничего, судя по всему, не могла сказать, а Райну душили слезы. Ее Дора пришла к ней — хотя бы на чуть — чуть, всего на мгновенье. И хотелось сказать что‑то важное, что‑то очень — очень важное, но слова не шли, застревали в горле.
Призрак какое‑то время смотрел на человека, а затем перевел взгляд на стол — туда, где лежали золотые перстни, которые художница использовала для вдохновения.
— Это твои. Отдать?
"Нет, я пришла не за этим", — посмотрела левее.
— Я рисую новые, видишь? — Райна взяла со стола блокнот, раскрыла перед светящейся женщиной. — Я назвала их "О'Доре" — никто не поймет, только мы. Скажи, тебе нравится?
Призрак долго и внимательно рассматривал украшения, затем кивнул. Перевел взгляд на то кольцо, что одел на палец Райны Аарон. Смотрел на него долго, а после улыбнулся.
У Райны плакали глаза, плакало сердце. Пришла ее Дора. Ее любимая Дора — отыскала путь.
— Я нашла его, да… Нашла своего Аарона, видишь?
Горячие слезы на щеках; а на губах мисс Данторини ласковая улыбка.
"Молодец, — светились полупрозрачные глаза. — Молодец, я тобой горжусь…"
— Спасибо тебе! Если бы не ты… не твоя помощь…
"Ты сама. Все сама. Молодец".
И призрак начал таять.
— Не уходи… Не уходи…
Но он уже ушел.
Осталась висеть в воздухе радость, тонкий аромат лавандовых духов и запах дыма ментоловых сигарет.
Склонившись над блокнотом, Райна плакала.
*****
Вошедший спустя минуту Аарон не заметил того, что страница закапана слезами, — с любопытством рассматривал рисунки Райны, дивился тому, насколько сложные и изысканные она выдумывала украшения.
— Надо же… Только знаешь, кажется, такие перстни не носят молодые женщины. Это как будто для…
— Бабок, да, — Райна улыбалась; слезы высохли, осталась после той встречи, о которой она никогда и никому не расскажет, лишь тихая и светлая печаль. — Пожилые женщины тоже любят кольца, очень любят. Вот с них я и начну. А потом уже создам другую линейку — для молодых.
Канн улыбался. Смотрел на свою вторую половину с нежностью.
— Знаешь, что сказал бы, обнаружив, чем ты занимаешься, Баал?
— Знаю! — лицо Райны тут же приняло суровое и чуть презрительное выражение — жаль, ей не хватало его темных кустистых бровей. — Он бы сказал: "Тьфу, девочки!"
— Точно!
И они оба рассмеялись.
Конец.
Постэпилог:
Квартиру в Ланвине Райна продала — ее купил миллионер по имени Уотт Ланкинс. Больше всего ему понравился кабинет.
Картину "Домик в Девенпорте" Аарон повесил у себя в кабинете — сказал, что теперь ни за что и никогда не продаст тот дом на Восьмом, — желает, чтобы раз в году они возвращались туда и праздновали "день счастья", во время которого они будут есть испеченный Райной торт и обязательно сидеть вдвоем в старом скрипучем кресле.
К следующей встрече, во время которой Канн собирается представить свою вторую половину остальным, Рен и Баал уже подготовили подарки: первый купил кружку с изображением девушки в военной форме и надписью: "Я — девочка, и это круто!", второй приобрел абонемент в спортзал и оплатил программу "Для новичков". Декстер сообщил ему, что подобная шутка довольно плоская, Регносцирос лишь отмахнулся. Демон и есть демон.
Послесловие.
Фух, думала, не успею! Успела! Да, уже под конец означенного срока, в очень сжатые временные промежутки, но я дописала эту историю, чему безмерно рада.
Много раз в процессе создания этого романа я думала о том, что именно напишу в конце, и каждый раз слова и абзацы здесь менялись в зависимости от настроения. Я знаю, что эту часть любите вы, люблю ее и я — это наша с вами возможность пообщаться.
Сложная история вышла у Райны. Глубокая. Знаете, мне очень нравится этот роман, он мне близок. Может, потому что героиня этой книги спотыкалась, падала и поднималась вновь, а вместе с ней спотыкалась, падала, поднималась и я? Потому что вместе со сложными событиями в жизни Райны и в моей собственной жизни происходили не менее сложные события — трудно сказать.
Я немного поделюсь личным.
Эту книгу я начинала писать, стоя перед столом на коленях. Моему малышу на тот момент исполнилось три недели, роды дались нелегко, но все прошло относительно удачно — лишь сидеть мне запретили почти на два месяца. Ну, богатырь родился — кто "мама", тот поймет. Нам не исполнилось и двух месяцев, когда начались проблемы в личном. Да и Бог с ними — все пройдет, все наладится. Вы только не пишите мне на эту тему писем, ибо я совершенно не знаю, как на них отвечать и потому не буду, — не люблю быть ни нытиком, ни фальшивым оптимистом. Я просто знаю, что вы меня любите, и я люблю вас.
