Элизабет Лоуэлл - Сердце мое
— Все это, конечно, замечательно, — холодно прервала его Шелли. — Но только как же дом?
Кейн удивленно поднял голову, чтобы увидеть ее лицо. И оно показалось ему очень напряженным, строгим и непроницаемым.
— Дом? — переспросил он. — Вот сейчас, когда ты в моих руках, это и есть настоящий мой дом…
— А что же тогда будет с моим домом? — зловещим шепотом поинтересовалась она.
— Но мы ведь будем много времени проводить и в Лос-Анджелесе, — удивился Кейн. — Здесь тоже полно работы… Если хочешь, давай я продам эту квартиру, и тогда мы будем жить у тебя…
— Продашь квартиру? — Шелли не могла поверить своим ушам. — Ты продашь эту квартиру?.. Она быстро села, высвобождаясь из его рук.
— Это не просто квартира, — резко сказала она. — Это твой дом. Дом, который я обустроила для тебя, как ты меня и просил. Однако тебе, по-видимому, нет до этого абсолютно никакого дела, а? Ты даже не потрудился встать, чтобы посмотреть на мою работу!
В ее словах послышалась нескрываемая ярость — такая же сильная и неистовая, какой была ее любовная страсть…
И Кейн понял это. И испугался, подумав вдруг, что причиной всего этого может быть…
— Ласка, послушай… — начал было он, но Шелли не дала ему окончить фразу.
— Господи, ну какой же глупой может быть женщина! — воскликнула она, обращаясь больше к самой себе, чем к нему. — Я обустроила дом для этого бродяги… Меня угораздило влюбиться в человека, которого волнует только одно — то, что еще не разведано, не раскрыто… То, что находится за линией горизонта…
— Успокойся, Шелли! Я люблю тебя, ты же видишь… Я люблю и хочу тебя…
В ответ Шелли только молча покачала головой.
— Я-то тебя люблю. — В голосе Кейна послышалась горечь. — А вот ты меня — нет. Не любишь ты меня. Господи, почему ты меня не любишь?
— Но это неправда? — воскликнула Шелли. — Это просто чушь! Я люблю…
— Нет, — жестким взглядом остановил он ее. — Ты любишь не меня, а какой-то дурацкий абстрактный образ идеального дома, который выдумала на свою голову. Меня ты не любишь, сейчас я понял это окончательно.
Шелли широко раскрытыми глазами смотрела на него. Они были сейчас сухими, но злыми. В них угадывалась страшная ярость, которую она тщетно пыталась в себе подавить.
Но и Кейн был разозлен ничуть не меньше. А может, даже больше, чем она сама.
— Неужели же ты все еще не поняла, что мы с тобой созданы друг для друга, Шелли Уайлд? — упавшим голосом повторил Кейн слова, когда-то уже сказанные им. — Или же я обречен любить тебя безответно…
И он закрыл глаза. Внезапно ей показалось, что он выглядит значительно старше своих лет — такой же суровый, как и земли, где ему доводилось жить. Когда он снова открыл глаза, они были холоднее самой зимы.
— Итак, ты не веришь мне, — спокойно сказал он. — Ты так и не поверила мне, когда я убеждал тебя, что тебе и самой необходимы путешествия и перемены в жизни. Почему? Почему, Шелли? Разве я когда-нибудь тебя обманывал? Почему же тогда ты мне не веришь?
— Ты не понимаешь меня… — отозвалась она. Кейн помолчал, пытаясь сообразить, что же он сделал не так, в чем состояла его ошибка.
— Нет, ты никогда не понимал меня… — яростным шепотом произнесла Шелли.
Это было все, что она могла ему сказать. Сейчас она знала только это и ничего больше.
— Да нет, вот как раз сейчас-то я тебя прекрасно понимаю, — возразил Ремингтон.
С трудом сдерживая злость, он быстро встал и начал одеваться, не переставая при этом говорить. Слова его ранили Шелли, как острые ножи.
— Я ведь, по-моему, как-то говорил тебе, что у меня отлично развито то, что люди называют шестым чувством, интуицией… Так вот, сейчас я понял: ты не настолько любишь меня, чтобы оставить хотя бы на время свой драгоценный дом, отправиться в путешествие со мной. Значит, ты меня ни капельки не любишь.
Боль, горечь, обида, прозвучавшие в словах Кейна, отозвались в Шелли — она так и замерла, не в силах пошевелиться. Ей было так же больно, как и ему, вдобавок Шелли чувствовала себя оскорбленной.
— Но я люблю тебя… — начала было она, но Кейн не дал ей сказать и нескольких слов.
— Черта с два ты меня любишь! — бросил он. — Единственное, что ты любишь на этой земле, — так это идею дома. Ты так навсегда и осталась в своем детстве. И до сих пор не поняла разницу между мечтами и реальной жизнью!
Одевшись, Кейн стоял теперь посреди спальни и в первый раз видел ее такой, какой сделала ее Шелли: сундуки-табакерки с удивительной инкрустацией и мягкие коврики, фотография пустыни — земля, испещренная полосками света и тени, причудливой игрой цвета на песчаных барханах… Старинный медный телескоп и изумительная, затягивающая картина звездного неба…
— Замечательно, — просто и искренне сказал он. — Это просто замечательно… К сожалению, когда я отсюда уйду, этот дом останется таким же пустым, какими были и твои слова о любви ко мне все это время…
Шелли замерла, затаив дыхание и будучи не в силах вымолвить ни единого слова.
— Только одного ты не знаешь, — продолжал Кейн. — Не знаешь, что там, за окном, расстилается огромный удивительный мир — мир, полный неизведанных чудес и удивительнейших возможностей. Но, я вижу, он совершенно тебе не нужен… Что ж, прячься в своих четырех стенах, ограждайся от всего остального мира и играй сама с собой, притворяясь, что у тебя есть настоящий дом. Может, когда-нибудь и повзрослеешь…
Уже на пороге спальни он повернулся и, глядя на нее глазами, такими же жестокими, как и его слова, добавил:
— Пришли счет на адрес моей компании, домоседка. Бродяге пора в путь.
Глава 20
Стоя сейчас в своем офисе в «Золотой лилии» и разговаривая с отцом Билли, Шелли могла думать только об одном: какое счастье, что Дейв Каммингс — не родной брат Кейна. У него были пепельные волосы, карие глаза и очень живая, быстрая улыбка.
Ведь если бы он хоть чем-то напомнил ей Кейна, она вряд ли могла бы быть с ним столь спокойной и хладнокровной. За те три недели, которые прошли с момента, когда Кейн, хлопнув дверью, ушел из ее жизни, Шелли поняла, что на свете есть вещи и пострашнее, чем оставаться одной в пустыне, и кричать в ночи, и слышать в ответ лишь странные, незнакомые звуки чужого языка…
Громкий плач и лишь тишина в ответ — вот что пришлось ей так хорошо узнать за это время. Душа ее разрывалась на части…
— Еще раз спасибо вам огромное за заботу о моем сыне, — сказал Дейв.
Шелли слабо улыбнулась ему в ответ:
— Что вы, для меня было настоящим удовольствием оставаться вдвоем с Билли. У вас просто замечательный сын…
И, сама того не замечая, она протянула руки мальчику. Они редко виделись с тех пор, как вернулся его отец, — по большому счету, теперь-то Шелли была ему не нужна. Но самой ей сильно не хватало присутствия Билли рядом — особенно теперь, когда она осталась совершенно одна. И она часто вспоминала его живую, веселую и искреннюю улыбку, легкий характер, подвижность и сообразительность.
