Соседи (СИ) - "Drugogomira"
Знает она этот лёгкий прищур: он означает, что в чьей-то вихрастой голове запускается режим «Сбор и запись информации для возможного последующего анализа». Когда она ему на задир всяких жаловалась, он ровно с тем же выражением лица слушал. А потом задиры как по волшебству меняли мировоззрение.
— Из интернета, — нехотя призналась Уля. Казалось бы, а что такого? В современном мире знакомиться и общаться онлайн – обычное дело, все так делают. А некоторые вообще давно перестали признавать другие способы знакомств. Но именно с Егором обсуждать каких-то мужиков не хотелось. Если бы не необходимость попасть к метро, фиг бы она ему про Тома что рассказала!
— Tinder?.. — с каким-то то ли недоверием, то ли брезгливостью, то ли разочарованием уточнил он. Брови снова поползли – туда, откуда их никогда не видно, – на лоб.
Ульяна вспыхнула. Какой еще к чертям собачьим Tinder? Он за кого её держит? Хотя… Если такими темпами продолжать, совсем скоро и до Tinder дойдет. Будет ходить на свиданки с кем попало! Каждый грёбаный вечер! И выбивать из головы некоторых там. Язв.
— Кружок по интересам, — пробормотала она, чувствуя, как щеки заливает предательский румянец. — Давно общаемся…
— А. Ясно. Меня обычно на полдня хватает, а потом всё, до свидули. Одно и то же… Скука, — задумчиво протянул Егор. Нахмурился и опасливо покосился на неё. — Надеюсь, вы не в пустынном парке встречаетесь?
«До свидули», — болезненно поморщившись, мысленно передразнила его Ульяна. Строчки «Фанка» сами полезли в голову: «Это было вчера, а теперь дверь вон там, до свидания…»
— Нет, в центре… — ответила она рассеянно. Где они с Томом встречаются, кстати? Рядом с Егором из черепной коробки всё напрочь вылетает. Уля, честно говоря, до сих пор не понимает, как нюансы управления байком умудрились отложиться в голове? Там же перекати-поле катится, когда он так близко.
— Могу подбросить, мне тоже в город, в пару мест надо заскочить. А вообще, давай-ка ты…
Раздавшаяся телефонная трель не дала ему закончить начатую мысль. Чертыхнувшись, Егор полез в карман, изъял смартфон, уставился на экран, извинился и, ответив коротким: «Да», отошел в сторону. Уля, проводив его долгим взглядом, выдохнула, достала свой и проверила переписки. Глухо. Юлька молчала, как партизан. Всё плохо. Нет, «плохо» – неправильное слово. Это – катастрофа.
Судя по тому, что сосед вернулся мрачнее грозовой тучи, в его жизни тоже что-то резко разладилось.
— Баб Нюра загремела в больницу, — напряженно сообщил он. — До метро я тебя довезу, а потом, видимо, туда. Когда там у нас часы посещений?
— С шести до семи? — предположила Ульяна озадаченно. Черт знает, на самом деле, но вроде так. — Ты, наверное, уже не успеваешь… Что-то серьезное?
— Я, если честно, не понял, связь барахлит. Ладно, посмотрим. Поехали.
Как же быстро способно меняться настроение. Только-только улыбался и подтрунивал, и вот уже, считай, лица нет. А про неё и говорить нечего: если попробовать перечислить состояния, через которых она сегодня благодаря ему прошла, пальцы на руках закончатся. От эйфории до желания уничтожить за испытанный страх, от подъема сил до паралича. Потеющие ладошки, учащенное сердцебиение, горящие щеки, дрожь в коленках. Добавь к этому потерю аппетита и головы, добавь неоправданно сильное беспокойство, и… Похоже на болезнь. Возможно – неизлечимую.
— Да… — глубоко вздохнув, согласилась Ульяна. — Поехали…
***
Очередь в этих местечковых супермаркетах под вечер собирается – на ползала. И, как специально, работает единственная касса. Уже половину пути до заветного выхода из магазина преодолел, но, как назло, впереди какая-то бабуля, а лента с горкой завалена пакетиками с картошкой, морковкой и луком. В общем, всё колом встало. Народ вокруг начал роптать, требуя позвать еще одного кассира.
Егор чувствовал, как и сам заводится. Перед тем, как разъехаться каждый по своим адресам, они с малой притормозили у кафешки, куда заглядывали за кофе перед полигоном. Ульяна все же решила, что рассекать по Москве в мотокомбезе не комильфо и что на эту свою не терпящую отлагательств встречу она должна явиться в более презентабельном виде. Стесняшка, блин! А он решил не терять времени в ожидании и направился в ближайший магазин за сигаретами и чем-нибудь съестным для баб Нюры. И встрял. Честно говоря, сейчас желание Егор испытывал лишь одно: бросить чертову корзинку с апельсинами и водой посреди зала и выместись на улицу. Но упрямо выстаивал, вдыхая и выдыхая на четыре счета и то и дело сбиваясь, потому что мысли уводило в сторону.
В основном, в сторону баб Нюры – последние лет десять человека глубоко одинокого и потому не рассчитывающего ни на кого. Только на «мальчика» из соседнего подъезда, с которым она знакома еще со времён переезда его семьи в Москву и который периодически навещает старушку в попытке немного скрасить её одинаковые тоскливые будни. Попав в больницу, она позвонила ему, потому что… Ну, потому что больше некому.
Почему все пути приводят его к одиноким? Потому что это состояние пунктирной линией проходит через его жизнь, её олицетворяя. Потому что он знает, каково оно – там. Потому что вечность бежит от одиночества, оставаясь на месте. Потому что там страшно. И пусто. И холодно. Там непонятно и хочется вырваться из этих когтистых, сжимающих горло лап. Потому что если себе он помочь не может, это не значит, что и другим не помочь. Да же?
Так вот, баб Нюре нужны тапки, кружка, зубная щетка, паста, сменная одежда. И пачка медицинских масок – чертов вирус никто не отменял, пусть этим летом уставший от хождения в намордниках, расслабившийся после массовой вакцинации народ и плевал на его существование, в его окружении уж точно. Всё перечисленное баб Нюра оставила дома, прихватив только документы, поскольку, по её же словам, фельдшеры из квартиры чуть ли не на носилках её вынесли, не дав времени на сборы. Всё это она, позвонив уже из палаты, извинившись двадцать раз, попросила привезти Егора. А еще кота кормить попросила до выписки – пусть выпишут! Дубликат ключей от 55-й болтался на связке собственных уже лет семь, а понадобится впервые: баб Нюра тот еще крепкий орешек. А еще баб Нюре, конечно же, нужны какие-то продукты и лекарства, но она постеснялась его «напрягать».
Стрелки часов подползают к половине седьмого, малая, наверное, давно ждет, а перед ним на кассе еще пять человек. И, кажется, ко времени ни в какую больницу он уже не успевает. Что ж, значит, придется проверить утверждение, что деньги решают любой вопрос. Малая… Ну, малая на свою встречу должна успеть. Да даже если чуть опоздает – девушкам вроде как простительно. А уж если речь идет о свиданке, то опоздание вообще милое дело. Егор попытался откопать в памяти случай, когда девушка опоздала к нему на свидание, но уже спустя полминуты бросил эту затею: рандеву лично в его жизни можно пересчитать на пальцах одной руки, потому что довольно скоро он перестал видеть в них хоть какой-то смысл. Назначались они еще в лохматые времена старших классов школы и первых курсов института. И что-то не припоминает он не то что деталей, не то, что имен, а даже лиц.
«Что за «товарищ» там у неё такой, что надо все дела побросать и рвать в центр на ночь глядя?»
Нет, у него, конечно, тоже вроде как встреча, но это же совсем другое! Да на хрен надо?! Он вообще сейчас возьмет и всё отменит, никто там пополам не переломится, есть вещи и поважнее в этой жизни!
Мысль зудела и нервировала. Или очередь нервировала. Или понимание, что баб Нюра сегодня без тапок и зубной щетки останется, нервировало. Или все вместе нервировало. Так что на любезности с продавщицей никаких сил и желания не осталось. Окатив её стальным взглядом исподлобья, Егор нацепил на лицо изъятую из кармана куртки маску, молча дождался, когда ему пробьют три его позиции, и сухо попросил две пачки сигарет, а получив их, раздраженно схватил с прилавка и отправил в карманы. За пятнадцать минут в этой очереди во всех своих бедах на день сегодняшний он успел обвинить лично её – эту маленькую гостью из Средней Азии, наверняка отпахавшую двенадцатичасовой рабочий день и мечтающую сейчас только о диване.
