Марго Романова - Тайга
Девушка побежала к двери, но не успела. Тихонько щелкнул ключ в замочной скважине и все внешние шумы стихли. Остался только надрывный детский плач, которым последние три месяца была наполнена вся Ирина жизнь. Молодая мама глубоко вдохнула, промокнула невольно пробежавшую по щеке слезу и, натянув на лицо улыбку, поспешила к малышу.
Алеша успокоился только к вечеру. В незнакомой обстановке, окутанной густым запахом лекарств, ему было неуютно и страшно. Да и вредный зубик никак не хотел прорываться сквозь упругую десну. Во рту все саднило и чесалось, раздражая малыша все больше и больше.
Ирина тоже не находила себе места. Ей казалось, что ноги превратились в мраморные колонны. Она с огромным трудом передвигала ими, укачивая малыша. Как только она садилась на диван, Алеша просыпался и вновь открывал свой розовый ротик. Тогда она вскакивала, как ошпаренная, и продолжала свой бесконечный бег по комнате. Несколько раз, сквозь недовольный детский крик, ей слышалась телефонная трель. Тогда она бежала в коридор, хватала прохладную трубку и прижимала ее к уху. И, в очередной раз досадливо вслушиваясь в длинный, бесконечный гудок, она раздраженно швыряла трубку на рычаг.
Телефон зазвонил, когда Алеша, измученный собственным плачем, уснул крепким сном. Даже громкая трель, разрубившая на части полную мерную тишину, не нарушила его покоя.
— Алло, алло! — закричала Ирина, почувствовав ухом знакомую прохладу. — Я слушаю!
В трубке что-то шипело и скрипело. Голос отца еле пробивался сквозь эти звуки. Но Ирина разобрала главное:
— С мамой… все хорошо.
Она еще долго держала трубку и улыбалась, слушая быстрые торопливые гудки. Ирина была уверена, что теперь и у них все будет хорошо. Они все поняли, все переоценили, научились любить и понимать друг друга. Больше они не будут играть в настоящую крепкую семью, хватаясь за тонкую, постоянно ускользающую видимость благополучия. Теперь они будут самой настоящей, нерушимой ячейкой общества: она, ее родители и ее сынишка. А больше им никто не нужен.
* * *В первое воскресенье апреля Ирина по привычке собиралась на кладбище. Давно, еще в прошлой жизни, когда Николай собирался уезжать в Москву, она обещала ему ухаживать за могилкой его матери. С тех пор один раз в месяц она навещала последнее пристанище своей несостоявшейся свекрови.
Алеша ползал за ней по пятам и постоянно норовил укусить за пятку. Ирина звонко смеялась и уворачивалась от него. Но малыш был очень настойчив и не успокоился до тех самых пор, пока его первые молочные зубки не вцепились маме в ногу. Ирина вскрикнула и погрозила сыну пальцем. Алеша радостно улыбнулся ей в ответ и с чувством выполненного долга пополз догонять дедовы ноги. Но, заметив, что тот предусмотрительно натянул на себя носки, досадливо сморщил носик и поспешил на поиски бабушки.
— Не ходила бы ты сегодня, Ириш, — появилась на пороге кухни как всегда благоухающая, с подкрашенными ресницами, но слегка осунувшаяся после пережитого инсульта Марина Юрьевна. — На улице дождик собирается. Да и вообще ни к чему тебе туда ходить. Ты ведь ее даже не помнишь. Алешку еще с собой тащить собралась. К чему спрашивается?
— Жалко мне ее могилку без присмотра оставлять, мам, — вздохнула Ирина. — Кроме меня туда никто не ходит. Обветшает она совсем, холмик под землю уйдет. Да и обещала я.
— Да, слово свое ты всегда держать умела, — грустно улыбнулась женщина. — За это я тебя и уважала, и побаивалась.
— А побаивалась то чего? — удивлено посмотрела на мать Ирина.
— Что ты не такая, как я, — опустила глаза Марина Юрьевна. — Что ты лучше меня. Благороднее что ли. Как отец.
— Что за глупости, мамочка, — обняла ее Ирина и аккуратно поправила выбившуюся из прически прядь. — Ты у меня самая лучшая! Самая лучшая мама на свете!
— Я же говорю, вся в отца, — шмыгнула носом Марина Юрьевна и нежно потрепала дочку по щеке. — На следующие выходные мы с отцом будем дома. Оставила бы с нами внука, да шли спокойно. Мальчонке то чего там делать?
— Пусть прогуляется, — отхлебнув из кружки чаю, ответила Ирина. — Там воздух свежий, лес кругом. Хоть ненадолго из загазованного города вырваться. Ты знаешь, мам, а мне там даже нравится. Тихо, спокойно, даже птички поют как-то осторожно что-ли, словно бояться нарушить их покой.
— Дело твое, — наливая себе чай, вздохнула Марина Юрьевна. — Настаивать не буду.
Когда Ирина, вышла из подъезда, на улице светило яркое солнышко. Весна в этом году была ранняя. В начале апреля стояла совсем летняя жара. На деревьях уже начали распускаться листики, на газонах весело зеленела трава.
Ирина с удовольствием вдохнула свежий весенний воздух и, наклонившись над коляской, расстегнула верхнюю пуговку на Алешиной кофточке. Малыш тут же выгнулся, всем своим видом показывая, как ему хочется выбраться из своего заточения и побегать по молоденькой травке, придерживаясь за мамины руки.
— Нет, Алеша, — строго сказала сыну Ирина. — Сегодня мы ходить не будем. Нам нужно спешить.
Малыш недовольно надул губки, приготовился закричать, но передумал. Сегодня он решил уступить своей любимой маме. Но только сегодня! Завтра опять все будет так, как захочет он!
Маршрутное такси, следующее до кладбища, подошло почти сразу. Ирина едва успела купить бутылочку минеральной воды в киоске, пристроенном к остановке. Пожилая женщина помогла молодой маме занести в салон коляску и Ирина, удобно устроившись на мягком сиденье, взяла на руки сына. Едва маршрутка тронулась, малыш заснул. Ирина, кажется, тоже прикорнула. Из мягкой дремы ее вырвал голос кондуктора:
— Конечная остановка, кладбище.
Взяв в одну руку малыша, а в другую коляску, она заспешила к выходу.
— Давайте колясочку донесу, — предложила ей та же пожилая пассажирка.
— Спасибо, — благодарно улыбнулась Ирина и отдала ей часть своего груза.
Усаживая еще не проснувшегося до конца малыша в коляску, Ирина еще раз поблагодарила женщину.
— Я сюда к сыну приехала, — доверительно поведала ей заботливая пассажирка. — Почти десять лет он у меня здесь лежит.
— Как же вы это пережили!? — изумилась Ирина. — Ведь для матери нет ничего страшнее, чем потерять собственного ребенка!
— А кто вам сказал, что я жива? — спокойно ответила женщина. — Мое сердце, моя душа давно покоятся вместе с моим ребенком. Это так — внешняя оболочка, болтается по свету, не знает, куда себя девать. Береги, девочка, мальчика своего. Он у тебя умненьким будет и добрым. Хороший человек из него вырастет.
Женщина печально посмотрела на полусонного малыша и пошла к открытым воротам кладбища. Ирина задумчиво побрела следом за ней. Отчего-то ей стало не по себе, острые коготки страха царапали ее сердце.
