Мариус Габриэль - Первородный грех. Книга первая
– А где «пожалуйста»?
– Пожалуйста!
– Ладно, так и быть, дам. – Осклабившись, он вытащил из кармана маленький пакетик. – Видишь?
– Дай!
Он отдернул руку.
– Когда научишься разговаривать со мной ласково.
– Сволочь!
– Я не это имел в виду. – Расти на несколько секунд задумался. – Может быть, прежде чем ты ширнешься, нам стоит снять напряжение. Что скажешь?
– О Господи, – прошептала Иден, стискивая зубы и закрывая глаза.
– Если, конечно, ты не можешь предложить ничего лучшего, – ухмыльнулся он и расстегнул молнию ширинки. Его поза и выражение глаз говорили сами за себя.
Она обреченно вздохнула и опустилась перед ним на колени.
– Прекрасная мысль, – проговорил Расти. Он почувствовал, как ее мягкий язык ласкает его член. Он хорошо ее обучил.
Немного погодя Фаган начал постанывать от удовольствия. Расставив нога и вцепившись руками в ее волосы, он методично покачивал взад-вперед бедрами.
– Кусай! – прохрипел он. – Сильнее! О-о-о! Сильнее, Иден!
Она услышала, как из его груди вырвался животный рык, как скрипнули его зубы, и приготовилась к тому, что должно было сейчас произойти. Расти изо всех сил протиснулся ей в рот, уперся в ее гортань. Иден начала давиться. Затем, издав нечленораздельный звериный рев, он кончил.
Так он и застыл, крепко держа ее за волосы и не давая ей избавиться от заливающей горло спермы.
Через некоторое время он наконец удовлетворенно вздохнул и выпустил ее. Рот Иден был полон, но, не решаясь выплюнуть и не в силах проглотить омерзительную жидкость, она выхватила у Расти пакетик с героином и, стараясь, чтобы ее не вырвало, побежала наверх в ванную.
Чувствуя блаженную слабость, Расти посмотрел ей вслед. По крайней мере, это она могла делать как надо. Сегодня она выглядела отвратительно. Маленькая костлявая сука. А ведь когда-то ему казалось, что красивее нее он в жизни никого не видел, но теперь…
Иден воткнула иглу в вену, впрыснула наркотик, набрала в шприц крови и снова вернула ее в вену. Затем развязала жгут. Ее била неистовая дрожь. Она прислонилась спиной к холодному кафелю и, стиснув зубы, закрыла глаза, ожидая, когда придет кайф и избавит ее от этого невыносимого страдания.
В окне ванной комнаты вырисовывался ее силуэт. Укрывшийся в саду фотограф сделал при помощи сверхмощного объектива очередные шесть снимков. И что-то аккуратно пометил в своем блокноте.
Тусон
Джоул Леннокс вернулся домой уже затемно. Он устал, нервы его напряжены. Перед тем как начать разгрузку, он выходит из своего пикапа, чтобы немного размяться.
Осенний воздух подобен шампанскому, особенно по вечерам. Он освежает, но через подошвы ботинок еще чувствуется исходящее от земли тепло.
Джоул оглядывается по сторонам. Ночная пустыня объята тишиной. Залитые лунным светом великаны-сагуаро – словно безмолвные часовые. Краем глаза он замечает тень совы, бесшумно скользнувшей сверху вниз за зазевавшимся грызуном.
В пикапе кирпичи и мешки с цементом. Чтобы купить их, ему пришлось ехать в Финикс, поэтому он так поздно и вернулся. Неподалеку стоят дома соседей, так что не стоит афишировать, что в его жилище проводятся какие-то строительные работы.
Джоул начинает перетаскивать содержимое пикапа в подвал. От физического напряжения он весь покрывается потом, но заставляет себя спокойно сосредоточиться на том, что еще предстоит сделать. Ему многое надо обдумать.
Однако в голове у него хаос, и его будущая жертва то всплывает в его сознании, то пропадает вновь; глаза жжет, а кожа, кажется, потрескивает, когда по ней пробегает струйка пота. На мгновение его внимание рассеивается, и он спотыкается. Кирпичи каскадом с грохотом сыплются на землю.
Усилием воли Джоул концентрирует внимание, его мышцы работают не спеша, флегматично.
Пикап постепенно пустеет. В подвале растут аккуратные стопки кирпичей.
Когда работа закончена, он спускается вниз и все внимательно осматривает. Кровать уже здесь. Именно такая, какая ему требуется: тяжелая, мрачная, железная кровать. Она стоит в углу, больше похожая на пыточный станок, чем на ложе для сна. Со стойками, через которые можно пропустить цепи.
К ножкам кровати ему пришлось приварить металлические уголки, с помощью которых он болтами прикрутил ее к цементному полу. Теперь ее уже невозможно сдвинуть с места.
Вокруг этой кровати и будут сложены стены. Джоул уже сделал разметку на полу.
Завтра он начинает строительство.
Беверли-Хиллз
Иден открыла дверь. Ее глаза удивленно округлились, как будто она ожидала увидеть кого-то еще. Затем сузились.
– Тебе чего, отец?
– Привет, Иден, – без особой теплоты в голосе произнес Доминик ван Бюрен. – Ты не собираешься меня впустить?
Иден уперлась рукой в косяк двери, явно преграждая Доминику проход.
– Чего явился?
– А что, разве отцу нужен какой-то особый повод, чтобы увидеть свою собственную дочь?
– Ты же несколько месяцев даже не звонил мне. – Ее злые глаза уставились на него. – Должна же быть какая-то причина, чтобы ты решился оторваться от всех этих замечательных попоек в солнечной Санта-Барбаре. Так в чем дело?
– Не надо быть такой грубой, Иден.
– Я хочу знать, зачем ты сюда притащился, отец. Или я закрываю дверь.
– Ну ладно, – изображая смирение, проговорил ван Бюрен. – Дело в том, что я твой отец, и я волнуюсь за тебя.
– Волнуешься? – Иден так ядовито рассмеялась, что он непроизвольно поморщился.
– Но и ты ведь могла позвонить мне, не так ли? – сказал Доминик, стараясь придать своему голосу максимум уверенности. – Телефонная связь-то двухсторонняя. Что с твоим ртом? – У Иден был очаровательный, чувственный рот, но сейчас ее нижняя губа припухла и на ней виднелась корка засохшей крови. – Кто это тебя?
– Отец, сделай одолжение, уезжай домой.
Ее глаза гневно сверкнули.
– Ты еще мала, чтобы так разговаривать, Иден.
– Почему ты не позвонил, прежде чем приехать? Это же глупо – взять и вот так просто заявиться!
Он изучающе уставился на дочь. Ну и вид! Какая-то безвкусная, кричащая одежда и Бог знает какая прическа! Она могла бы быть восхитительно красивой, у нее была великолепная фигура, но сейчас она выглядела отвратительно.
– Не знал, что должен записываться на прием к собственной дочери, – с горьким сарказмом произнес ван Бюрен. – Кто там у тебя?
– Никого.
– Тогда я вхожу. – Оттолкнув Иден, он перешагнул порог.
– Как ты смеешь врываться сюда?! – закричала она, испепеляя его горящим взором. – Это мой дом! Мама подарила его мне. У тебя есть собственный дом! А сюда входить ты не имеешь права!
