Пенни Винченци - Злые игры. Книга 3
А потом тот почти лихорадочный пыл, с каким встретил Макс ее слова о будущем ребенке, — Энджи ожидала с его стороны в лучшем случае осторожно выраженного удовлетворения, но уж никак не доходящего почти до экстаза счастья и настойчивого требования стать его женой. Она призывала его предварительно хорошенько все обдумать, говорила, что не следует торопиться, что им обоим надо еще свыкнуться с самой мыслью о ребенке, что Макс должен абсолютно ясно отдавать себе отчет в том, какими мотивами он руководствуется. Макс ответил, что она просто дуреха и что он абсолютно во всем уверен; спустя две недели, на протяжении которых каждый день был заполнен бурными заверениями в любви, она сдалась, потому что сама хотела этого брака больше всего на свете, согласилась и сказала, что свадьбу можно будет устроить сразу же после Рождества. Сейчас она слишком неважно себя чувствовала; и потом, нужно какое-то время, чтобы всех оповестить. Пока они никому не говорили о ребенке, считая, что само известие об их браке станет для всех достаточным шоком, и со вторым, таким же, можно пока не торопиться. Пусть все свыкнутся с первой новостью.
Александр отреагировал достаточно мило: правда, с обычной своей неопределенностью и уклончивостью, но был явно доволен, порассуждал о том, как прекрасно, что она теперь в полном смысле слова станет членом их семьи, и нежно поцеловал ее. Георгина тоже отреагировала в целом хорошо: она была несколько более сдержанна, но произнесла небольшую и приятную речь; говорила, как чудесно видеть Макса таким счастливым и что Энджи, на ее взгляд, тоже заслуживает своего счастья в жизни. Шарлотта же была нескрываемо потрясена и пришла в ужас. Она выдавила из себя улыбку, произнесла несколько вежливых слов, поздравила их обоих и, просидев с натянутым выражением лица не больше десяти минут, поспешно ушла, сославшись на то, что ей надо сделать срочный звонок в Нью-Йорк. Вид у нее был откровенно расстроенный; Энджи разрывалась между ощущением своей собственной обиды и желанием по-дружески взять Шарлотту за руку и заявить, что да, у тебя есть все основания расстраиваться, я по меньшей мере странная пара для Макса, и я бы на твоем месте тоже страшно переживала. Но Энджи не стала этого делать: она чувствовала себя слишком счастливой.
За три дня до Рождества Энджи сидела в «Монастырских ключах» и, дожидаясь возвращения Макса из Лондона, заворачивала в праздничную упаковку приготовленные подарки, когда раздался телефонный звонок. Звонил Александр.
— Энджи, дорогая моя! Я понимаю, что прошу слишком многого, но не могли бы вы заехать ко мне сегодня после обеда? Или где-нибудь ближе к вечеру, около шести? Мы бы посидели, выпили, и мне просто очень хочется вас увидеть.
— Александр, я бы с удовольствием приехала, но я страшно занята. Рождество, сами понимаете.
— Да-а. — Голос у него стал какой-то заметно разочарованный… нет, хуже: глубоко расстроенный. — Ну что ж. Ладно. Извините. Просто я… меня кое-что беспокоит, Энджи. Наверное, это все глупости, но мне бы хотелось поговорить с вами об этом. Ну да ладно. Я понимаю, что вы заняты. Особенно перед Рождеством. Одинокая жизнь сделала меня эгоистом. — Теперь голос у него дрожал, был почти плачущим.
— Александр, я… — начала было Энджи.
— Нет, нет, не надо обо мне беспокоиться, — перебил он. — Простите меня, дорогая. Вам и ехать-то далеко. Просто я… а, ладно, ничего.
— Александр, ну конечно же, я приеду, — торопливо проговорила она. — Мне самой тоже хочется вас увидеть. Заодно привезу вам подарок к Рождеству. А Георгина дома?
— Да. Да, должна быть дома. Она, правда, собиралась сегодня вечером на ужин к Данбарам, но, не сомневаюсь, будет вам рада.
— Вот и хорошо. Послушайте, я смогу у вас быть примерно… через два часа, это удобно? Мне надо тут кое-что закончить, а потом посмотреть, чтобы с детьми было все в порядке. Сейчас они уехали на утренник. Как только вернутся, я тут же выезжаю.
— Огромное вам спасибо, Энджи. Я вам необыкновенно признателен. Жду вас, дорогая.
В Хартест она приехала примерно в половине седьмого вечера. Необходимо было проезжать через Мальборо, а движение там оказалось просто ужасное. Сворачивая с основного шоссе на узкую извилистую дорогу, что вела к Хартесту, Энджи обратила внимание, что топливный указатель у нее почти на нуле. Надо было раньше заправиться. Ну да ладно. Теперь уже все равно поздно, ничего не поделаешь.
Александр поджидал ее на ступенях парадной лестницы; вид у него был усталый, но при ее появлении лицо приняло ласковое и приветливое выражение. Энджи взбежала по лестнице, поцеловала его и сразу же вручила подарок:
— Счастливого Рождества, Александр.
— Вам тоже. Какая красивая упаковка! Входите, дорогая моя. Хотите чего-нибудь выпить или чаю?
— Я думаю, лучше чаю, Александр. Мне же еще ехать обратно.
— Хорошо. Мистера и миссис Фоллон сегодня нет, так что всем заправляю я сам. Пойдемте на кухню, я приготовлю.
Вслед за ним Энджи прошла в просторную кухню. Она вдруг, непонятно почему, очень ярко и живо вспомнила, когда и при каких обстоятельствах впервые побывала на этой кухне: это произошло, когда Вирджиния вся сияла от счастья, что у нее родилась Георгина, когда Александр был еще молод и удал; когда Шарлотта была маленькой девочкой в высоких красных сапожках; теперь ей казалось, что все это было много-много лет тому назад.
— А Няня здесь? — спросила Энджи.
— Няня уехала в Свиндон проведать свою сестру, что-то у той там не в порядке. На все рождественские дни.
— Так, значит, вы тут остались совсем один?
— Да. Ну конечно, еще Георгина с Джорджем. Они сегодня вечером у Данбаров, я вам говорил, но, вообще-то, они будут здесь. А завтра приедет Шарлотта. Сахар положить?
— Да, пожалуйста.
Александр пить чай не стал. Вместо этого он щедро плеснул себе виски.
— Ну что ж, — предложил он, — давайте пойдем наверх, в библиотеку.
Там он уселся в одно из больших старых кожаных кресел, что стояли возле камина; Энджи устроилась в другом.
Наступила тишина.
— Александр, — заговорила Энджи, — Александр, я…
Он перебил ее:
— Наверное, вы сочтете не слишком умным с моей стороны, что я так беспокоюсь насчет вас и Макса. Но я ничего не могу с собой поделать. Макс…
— Очень молод, — вставила Энджи.
— Да. И впечатлителен. Конечно, я очень рад тому, что он наконец остепенится. И очень рад, что его выбор пал на человека, которого все мы хорошо знаем и любим. Но…
— Я понимаю, что вы хотите сказать, — произнесла Энджи. — Что я вполне гожусь ему в матери.
