Майк Гейл - Ужин вдвоём
— Дейв, — тихо говорит она, — я туг думала… Все говорят, после того, что произошло, я должна еще сильнее захотеть ребенка. Но я не хочу. Если честно… — Тут на глазах ее показываются слезы; она судорожно сглатывает и продолжает: — Не думаю, что смогу снова через все это пройти. Боюсь, не смогу. Понимаю, это звучит трусливо. Я и есть трусиха. Но… давай об этом забудем. По крайней мере, пока. В обозримом будущем. Я не могу… даже думать не могу о том, что это может повториться. Не надо, не говори — я знаю, что ты скажешь. В следующий раз наверняка все получится. Но для меня и один раз — уже слишком много.
Я торможу у тротуара и говорю ей, что все понимаю. Говорю, что тоже боюсь повторения. И еще говорю, что о детях нам лучше забыть. По крайней мере, в обозримом будущем.
Молчание
Это решение становится для Иззи поворотным пунктом. В этот миг она оставляет прошлое позади и возвращается к настоящему. Становится прежней Иззи. И скоро все становится как раньше.
Кроме меня.
Я понимаю ее страх; да и сам я далек от уверенности, что смогу встретить новое разочарование с гордо поднятой головой. Но одни и те же чувства приводят нас к разным выводам. Я по-прежнему хочу ребенка. Нет, не так: теперь я хочу ребенка больше всего на свете. Хочу стать отцом. Хочу так, как никогда в жизни ничего не хотел. Я прячу это желание от мира, и оно разъедает меня изнутри, оставляя за собой пустоту и саднящую боль. Но Иззи я ничего не говорю. И никому другому тоже. Пусть это будет моя тайна.
Часть вторая
Меня спрашивают: «Почему у вас все песни об отношениях?» Хм… а вы можете назвать более интересную тему? У человеческих отношений миллион вариаций, и о каждой из них можно написать песню.
Эйми Манн, певица и композитор(Ноябрь — декабрь 2000 года)
Работа
Понедельник, утро, часов десять с небольшим. Я сажусь за рабочий стол и включаю компьютер: он приветствует меня мягким мелодичным гудением. Как и все добрые труженики, в ближайшие полчаса я работать не собираюсь, а комп включаю, только чтобы объявить миру: внимание, рабочий день начался, кто не спрятался, я не виноват! Сотрудники «Громкого звука» часто засиживаются в офисе допоздна, и редактор не поднимает шума, если кто-то из нас не начинает работу ровно в десять: с утра мы по большей части отсыпаемся после бурных ночей, принесенных в жертву любимому делу (концерты, шоу, околомузыкальные тусовки и т. д., и т. п.) Но я на таких мероприятиях давно уже не бывал. Что-то не тянет. Обычно, придя на работу, я первым делом завтракаю (кофе с поджаренной булочкой) и просматриваю утренние газеты. Но сегодня вышел новый номер «ГЗ», так что я пролистываю его — люблю перечитывать свои разделы. Слева от меня Билл Рид, редактор отдела тематических статей, задрав ноги на стол, слушает на офисном проигрывателе новый демо «Баста Раймз»; справа Джон Кэссиди, ведущий автор, просматривает утреннюю почту; напротив Марк Этвуд, заместитель редактора, ругается по телефону со своей девушкой. Худраздел в полном составе уткнулся в мониторы. Трое из отдела печати дожевывают бутерброды за своими столами в центре офиса. Остаток нашей команды, редактор отдела новостей Коул Кэмпбелл и начинающий автор Лайам Берк, ведут проникновенную беседу возле принтера. Не хватает лишь одного — Ника Рэндалла, нашего босса.
Я уже готов приняться за работу, как вдруг у стола появляется Крисси. В руках у нее — зеленоватый листок с логотипом журнала. В наше время деловые люди предпочитают общаться по электронной почте: я сам получаю в день десятки мейлов и обычно отправляю их в «корзину», не открывая, ибо речь в них идет о какой-нибудь ерунде, вроде рекламы канцелярских принадлежностей. Но старомодное бумажное приглашение к директору — это совсем другое дело. Его в корзину не выбросишь. Вместе с коллегами я отправляюсь в берлогу Ника, и под ложечкой у меня нехорошо посасывает. Кажется, я догадываюсь, что за новости нас ждут.
Уволен
Пришли новые цифры продаж «ГЗ» — и цифры эти ужасны. «Громкий звук» опустился на последнее место не только среди музыкальных журналов, но и вообще среди всех изданий «БДП Паблишинг». Такая статистика, говорит нам шеф, означает только одно: не сегодня завтра журнал прикроют.
Падение продаж — для меня не новость: уже скоро год, как Иззи уговаривает меня бежать с тонущего корабля, а я убеждаю ее, что в музыкальной индустрии такое случается сплошь и рядом. Если звезды рок-н-ролла обленились и за целый год не выпустили ни одного альбома, о котором стоит написать, неудивительно, что наш журнал не раскупается? До сегодняшнего дня я все-таки надеялся, что «Громкий звук» выберется из болота.
Закрытие журнала — в нашей отрасли дело обычное. Со мной это случалось столько раз, что я уж и счет потерял. Дайте-ка припомнить… Летом 1992 года я получил первую в жизни работу — внештатного корреспондента в «Старте», ежемесячном музыкальном журнале, закрывшемся после восьми выпусков. Твердо решив не писать ни о чем, кроме музыки, некоторое время я пробивался обозрениями в еженедельном «Музыкальном ревю», пока, наступив на горло собственной песне, не пристроился внештатником в два журнала, которых вы в моем резюме никогда не увидите: «ТВ-плюс» и «Карьера».
Наконец удалось в первый раз в жизни получить штатную должность — в новом музыкальном журнале «Компакт», просуществовавшем всего два месяца. Шесть месяцев спустя я — штатный журналист «Хай-фай», журнала о музыке и стиле жизни. Аудитория мужская, возраст — от шестнадцати до двадцати пяти. Срок, отпущенный судьбой, — два года. Следующий год — внештатные публикации для «Ниже нуля». Этот журнал отбросил копыта через год. Однако к тому времени я уже заработал себе имя и без труда устроился в «Громкий звук», где и провел последние пять лет — дольше, чем где-либо еще. Но теперь все кончено.
Новообретенный статус безработного не слишком меня смущает. Выходное пособие обещают довольно приличное, а новую работу, думаю я, найти будет не так уж сложно. Может быть, это указание свыше — пора менять амплуа? Музыкальный критик, которому перевалило за тридцать, обычно переходит во «взрослые» музыкальные журналы — но такой путь не для меня. Мне эта деятельность представляется чем-то вроде «концерта-воссоединения», из тех, что были так популярны в восьмидесятых — седые, лысые и обрюзгшие звезды прежних лет гордо маршируют по сцене, не понимая, в какую пародию на самих себя они превратились. Другой вариант — устроиться «рок-критиком» в какую-нибудь центральную газету и вести свою колонку с фотографией. Несколько журналистов, которыми я восхищался в юности, так и сделали. Я их не осуждаю, но для меня такое немыслимо. По-моему, это все равно что признать свое поражение. Какой смысл писать о музыке для читателей, которым на нее плевать? К чему распинаться перед людьми, для которых новый альбом модной группы — приятное, но необязательное дополнение к вечеринке? Нет, по мне — или молчать об этом вовсе, или говорить с людьми, которые чувствуют музыку так же, как я, у которых она в голове, в душе и в сердце, для которых она больше, чем жизнь и смерть.
