Глория Нейджи - Дом в Хамптоне
Иногда она просто ложилась на кровать и часами лежала, уставившись в потолок. Воспоминания волнами прокатывались в ее голове. Жаркие волны летних воспоминаний: влажные, тяжелые, размытые образы.
«Почему ты думаешь, что мать тебя никогда не утешала?»
«Почему ты чувствуешь себя такой одинокой?»
«Почему ты думаешь, что мать тебя не любила?»
Множество «почему» возникало в голове, когда она, лежа в кровати, предавалась размышлениям.
«Почему простыни белые?»
Одиночество в полуденный зной. Одиночество и свобода. Иногда она позволяла себе такую роскошь. Как в те июльские среды. Почему? Почему? Почему?
Джина вздохнула. Как тяжело копаться в собственной душе. Мысли начинали путаться в голове. Ее мало интересовало, что про нее говорят. Это было как самоиндульгенция.
Психоаналитики. Что только они ни говорили ей, копаясь в ее чувствах и мыслях! Но прошло уже полжизни, а ключ к разгадке смысла бытия так и не найден. И чем дальше, тем больше путаницы.
Этим летом она решила не прибегать к помощи психиатра. Она сама себе будет врачом. Она имеет работу и знает, как жить. Хотя сейчас она уже не так уверена в себе. А что, если она совсем не такая, какой себе представляет? Как ей жить дальше? Эта мысль напугала ее. Из всех вопросов, роившихся сейчас у нее в голове, самым непонятным был вопрос: какого черта она устраивает сегодня прием? Мисс Совершенство. Конец света! «Может выясниться, что я вовсе не милое создание», — подумала она. Как ни странно, но эта мысль совсем не расстроила ее.
Джина услышала, как Гарри поднимается по ступенькам. Все, время истекло. Возможно, она и правда не покажется бывшей жене Гарри таким уж милым созданием.
Когда Джина и Гарри спустились вниз, за длинным сосновым кухонным столом сидели их приятели — Донни и Дженни, а также Оуэн, Луи и Джереми. Все они весело смеялись, потому что Дженни рассказывала что-то смешное. «Отлично, — подумала Джина. — Дженни сегодня в настроении, мне не придется напрягаться, чтобы развеселить гостей».
Гарри достал из холодильника бутылку хамптонского розового. Гости застонали.
— Ради Бога, папа. Уж не собираешься ли ты угощать наших гостей этим пойлом?
— Посмотрите на него, пятнадцать лет от роду, а уже такой сноб, — сказал Гарри.
Джереми встал, как будто собрался держать речь. Очень торжественно он начал:
— О'кей, ребята. Я хочу кое-что обсудить с вами перед тем, как придут гости. Я уже говорил с Оуэном, и он меня поддерживает. — Взрослые за столом еле сдержали улыбку. Джереми продолжал: — Дело в том, что я хочу сменить имя. И хочу сделать это сегодня вечером, чтобы гости, которые приедут к нам и с которыми я еще незнаком, знали бы мое новое имя.
— И как же ты будешь теперь называться? — Джина сделала глоток вина.
— Я серьезно. И прошу надо мной не смеяться. Это для меня очень важно.
Даже Изабель и Ондин, возившиеся у плиты, навострили уши.
— Приступай, малыш. Мне всегда не нравилось имя Джереми. Это твоя мать настояла. Я-то всегда был против, — подначил его Гарри.
— Дай ребенку наконец высказаться, — подала голос Джина и бросила пристальный взгляд на Гарри.
— Я хочу, чтобы меня звали Твен. Твен Харт. Как Марк Твен. Мне нравится это имя — оно уникально.
— Такого имени нет. Оно выдумано, — сказал Гарри.
— Почему ты так решил, Джер? — спросил Донни.
— В общем, я разработал собственную теорию об именах. Видите ли, имена — вещь достаточно тенденциозная. Родители нарекают нас еще практически до нашего рождения. В принципе они могут нам и подойти. Но иногда они называют нас именами, еще не зная, будут ли они соответствовать нашему образу. Они же не знают, что из нас получится.
Мое имя похоже на многие другие. Когда я учился в начальной школе, у нас было шесть имен, которые можно было объединить по одному признаку — все они были еврейские: Дженифер, Мэтью, Джесон, Джереми и Рэчел. Поэтому мне сразу приклеили ярлык. Все решили, что я еврей. Смешно, не правда ли? Кроме того, по моему имени можно установить год моего рождения. В это время была мода на такие имена. По именам моей мамы и Дженни можно догадаться об их возрасте. Не обижайтесь, но это так. Никого сейчас не назовут Джина, Дженни, Джуди и даже Сьюзен. Итак, Твен Харт. Это звучит. И ни у кого больше нет такого имени. Оно мое.
Оуэн и Луи одобрительно захлопали. Джина боялась расплакаться. Оказывается, ее создание, ее гордость, которое принадлежит только ей, уже выросло и на самом деле уже хочет принадлежать только самому себе.
Гарри решил проблему по-своему. Он схватил хрупкого Джереми за плечи и расцеловал его. В то же время он заметил, что на щеках сына нет пока и намека на поросль. Он с воодушевлением воскликнул:
— Я обожаю этого мальчика! Это — будущее. Мужественный, имеющий свою точку зрения парень. Мой сын!
Джереми покраснел, злясь на себя.
Дженни закурила сигарету.
— Ты отчасти прав, Джер. Я согласна с тобой — есть имена, к которым относишься с предубеждением.
Джина встала, ее охватила тревога:
— Имена — с предубеждением? И это тенденция?
Дженни рассмеялась:
— Да, я это допускаю. Я всегда считала глупыми такие имена, как Вирджил или Двейн.
Джина зачем-то открыла буфет и стала доставать какие-то вазы.
— Ты лично, сколько людей знаешь с такими именами?
— Ни одного. Но если я встречу их, то эти люди будут ассоциироваться у меня с глупыми именами.
Гарри усмехнулся. Он любил такие разговоры.
— А как вам нравятся имена Смолли или Муни? Я, например, не знал людей с такими именами. А что вы скажете насчет чисто американских имен?
Донни налил себе еще вина.
— Я играю в теннис с одним парнем в Ист-Хамптоне. Его жену зовут Эппл, а дочь — Пэббл.
— Прекрасно, — захлопал в ладоши Гарри. — Вспомним еще имена семи гномов. Вы можете себе представить живых людей с такими именами?
— Да, имя — это символ. К нему всегда будут относиться с предубеждением, — повторила Дженни, копаясь в косметичке. На миг она задумалась. — Например, Консуэла. И сразу представляешь себе экстравагантную чувственную даму.
Дженни принялась сосредоточенно красить губы. Все невольно обратили на нее внимание. Только Оуэн знал, как она нервничает, когда кто-нибудь наблюдает за ее косметическими ухищрениями. Поэтому он, на манер телеведущего, заговорил в кулак, как в микрофон:
— Уважаемые зрители! То, что вы сейчас наблюдаете, есть превращение добропорядочной лонг-айлендской матери семейства в очаровательное мифическое создание. Еще несколько штрихов, и она окончательно превратит себя в шедевр косметического магазина Бередорфа Гудмена. Фильм в одиннадцать.
