Глория Нейджи - Дом в Хамптоне
Улыбнувшись, Донни погладил сына по волнистым черным волосам:
— Смотри, схлопочешь от нее за это. Даже я не помогу.
Джина закончила красить губы.
— О, нет. Я выше этого. Сейчас я занята созданием прекрасного будущего, где не будет места фантазиям. Женщины объявят мораторий на заботу о своем лице, на краску для волос, физические упражнения, веяния современной моды и на все виды косметики вообще. Все женщины разом. Всемирный запрет. Все сделаем естественным. И наступит всеобщее одряхление женщины. Я буду первой.
— Роскошная идея, мэм. Похожа на всеобщее ядерное разоружение.
Они были вместе — две семьи, которые хорошо знали друг друга. Настолько хорошо, что временами это начинало даже надоедать. Знали мысли, привычки, слабости и достоинства. Знали наперед, кто и что может сказать в данной ситуации. Когда-то свежие штучки и каламбуры сейчас уже не веселили так, как раньше, хотя все по-прежнему и делали вид, что они смешны. Их знакомство со временем переросло в тесную дружбу, а та в свою очередь — в общесемейный альянс. Между сегодняшней зрелостью и школьными годами Гарри и Донни пролегал длинный, насыщенный событиями жизненный путь.
Джина и Дженни. Семнадцать лет дружбы соединили их жизни. Префеминизм, феминизм, постфеминизм и связанные с этим жизненная позиция, мировоззрение, отношение к мужчинам сделали их близкими по духу настолько, что они стали похожи друг на друга: одни и те же мысли, слова, поступки. Все эти годы они пеклись о сохранении этих отношений родства и единства между семьями.
Четверо взрослых и трое детей сидели за столом и болтали о всяких пустяках. Им было очень уютно вместе.
Пока Джина, Изабель и Дженни накрывали на стол, а дети играли в ожидании гостей, Гарри решил поговорить с Донни.
— Мы поехали за льдом, — объявил он и буквально вытолкнул Донни из дому.
Они сели в машину. Гарри не мог дождаться момента, чтобы поговорить с Донни о Фритци, но когда этот момент наступил, он почувствовал себя неловко.
Донни вопросительно посмотрел на него:
— Итак?
— Итак, черт возьми! — вздохнул Гарри. — Это не дает мне покоя. Ты помнишь, что было после ленча? Я позвонил ей в отель, но она уже исчезла. Просто провалилась сквозь землю. Даже не знаю, что и подумать. Тебе она не звонила?
— Зачем ей звонить мне, когда у нее есть ты? — улыбнулся Донни.
Гарри выехал на дорогу и повернул к винной лавке.
— Интересно. Она никогда тебе не звонила?
— Нет. Она написала мне письмо.
Гарри резко притормозил.
— Она тебе написала? Негодяй! Я абсолютно всем делюсь с тобой, а ты скрыл от меня это?
— Я просто не успел тебе сказать. Не хотелось говорить, когда вокруг столько ушей.
— Прекрасно. Мне нравится твой ловкий ход. Это что-то новое. И что же она написала тебе?
— Странное письмо. Пассивная агрессия, если определять клиническим термином. Она пишет, что с тех пор, как умер ее муж, она много размышляла о прошлом. К сожалению, она очень обидела меня в свое время. Она считает, что я был единственным мужчиной, который любил ее по-настоящему. Хотя сейчас, по ее мнению, это, увы, не так. В общем, она хочет вернуться в прошлое и попытаться начать все сначала. Пишет какую-то чепуху по поводу того, что опять хочет стать сиделкой или медсестрой…
— Она работала сиделкой?
— Да. Очень давно какое-то время она занималась этим. Разве она не рассказывала тебе об этом?
— Нет. Она написала тебе любовное письмо, черт возьми! Где оно?
Донни усмехнулся.
— В надежном месте.
— Подонок! И это называется лучший друг.
— Мне кажется, что мы уже когда-то обсуждали этот вопрос.
— Ладно, ладно. Давай скажем так: она вернулась в нашу жизнь…
— И уже взбудоражила всех, в том числе и наших жен. Они со страхом и любопытством ждут встречи с ней. Она переполошила всех в доме, даже еще не появившись. Скоро ли это прекратится?
— Нет, Гарри. Она купила дом в Восточном Хамптоне… Так что опять стукнемся лбами?
— Не знаю… Она… Смешно. Мне страшно. Я не знаю…
— Чьи речи я слышу? Мужчины или жалкого труса?
— А у вас поджилки не трясутся, доктор Джеймсон? — попытался пошутить Гарри, но Донни не улыбнулся. — Я, правда, не знаю, Донни, — серьезно продолжил Гарри. — Ты понимаешь, старик, она чертовски хорошо выглядит. Она очаровательна. Это-то как раз и внушает мне опасения. Это сбивает с толку. Она как приманка. Смешно, но рядом с ней я чувствую себя молодым. И потом, меня все время преследует чувство вины перед ней. Я ведь женился и через месяц бросил ее. Сразу после того, как у нее произошел выкидыш.
— Гарри, поверь, если у тебя есть опасения подобного рода, то мой тебе совет — не играй с огнем. Разберись окончательно в самом себе и выкинь все лишнее из головы.
— Да, ты прав. Это я и сам понимаю. — Гарри вздохнул. — А ты, что будешь делать?
Донни открыл дверцу и вышел из машины, распрямляя свое длинное стройное тело.
— Я люблю свою жену. Просто письмо лишний раз показало, что мы никогда не сможем равнодушно относиться к этой женщине, как, впрочем, и к своему прошлому. Но за себя я спокоен. В общем, положись на меня сегодня вечером. Мне кажется, все будет о'кей.
Когда они вернулись, все приглашенные уже были в сборе. Все, кроме Фритци. Норман Галло, преуспевающий адвокат, с очень молодой беременной женой Карлой. Франко и Эсмеральда Куччи — самые известные в стране оформители книг. Макс Стайлс — известный фотограф и гомосексуалист.
Вечеринка началась. Уже открыли третью бутылку вина. Джина и Гарри являли собой образец предупредительных и внимательных хозяев. Макс развлекал гостей какой-то нескончаемой историей. Гости с энтузиазмом поддерживали разговор, вставляя шутливые реплики. Всем было весело.
Неожиданно Норман Галло, очевидно, желая привлечь к себе внимание, серьезно сказал:
— Вот мы веселимся, рассказывая друг другу всякую чепуху, а на улицах Манхэттена люди умирают с голода. Я уверен, что отсутствие сострадания убивает в человеке душу, лишает его ощущения истинных ценностей. И такое состояние общества способно разрушить и уничтожить всю страну.
В комнате воцарилась тишина. Переход был слишком резким. Юная жена Нормана Карла одернула его:
— Норман, оставь, пожалуйста, свои рассуждения о конце света.
— Что ты понимаешь! — с раздражением воскликнул Норман, — Ты росла во всей этой атмосфере, Карла. Ты слишком молода, чтобы осознать последствия.
Все с интересом посмотрели на Карлу, ожидая ее реакции.
Карла спокойно зевнула, по привычке слегка поглаживая округлившийся живот.
