Ольга Болгова - История о сене и собаке
В очередной раз вспомнив все эти хлопоты, я прошлась вдоль котлована и повернула к машине, вдруг разозлившись на себя. Что за ребячество высматривать мужика, который наделал каких-то несуразных глупостей и увлек неразумную девчонку? Какое мне дело до них?
Распрощавшись с прорабом, я устроилась на сиденье своей малютки, завела мотор и начала разворачиваться в сторону выезда со стройплощадки. Едва я подъехала к поднятому на выезде шлагбауму, как заметила среди идущих к выходу рабочих высокую фигуру. Я притормозила, чтобы удостовериться в том, что боковое зрение не обмануло меня. Лудовин остановился на мгновение, взглянул в мою сторону, ответил кивком на мое приветствие и двинулся дальше. Глупое положение. И зачем я только тормозила? Нет, нужно воспользоваться встречей, вполне случайной, чтобы получше узнать его, мало ли чем обернется вся эта история с Ритой. Поколебавшись, я просигналила. Лудовин шагал, как ни в чем не бывало. Я проехала вперед, остановила машину и, спустив стекло, негромко позвала его:
— Роман Петрович!
Он соизволил оглянуться, остановился, повернулся и шагнул в нашу с «Пежо» сторону.
— Здравствуйте. Что изволите, Дарья Васильевна?
Ну и к чему эта издевка? Разве я заслужила ее? Стараюсь для него же, между прочим, трачу свое отнюдь не резиновое время, а он позволяет себе разговаривать со мной в таком недопустимом тоне. Именно эту мысль я и высказала, но коротко:
— Ничего, Роман Петрович…
— Значит, я могу идти? — спросил он, наклонившись ко мне, и я обнаружила, что у этого хама серые глаза.
— Можете, Роман Петрович… вы, наверное, спешите?
— Спешу, Дарья Васильевна…
— Вас ждет Рита? — совсем неуместно ляпнула я и прикусила язык.
— Рита? — переспросил он и нацепил на лицо удивленную мину.
— Да, Рита, а чему вы удивляетесь, Роман Петрович? Она моя родственница, и я, боясь, что она не справится сама, решила помочь ей, но плоха услуга, когда я ровно ничего не понимаю в ваших делах. В ваших делах, Роман Петрович… — подчеркнула я, уже открытым текстом, напрямую, без обиняков и двусмысленностей.
Кажется, он удивился еще сильнее… и разозлился?
— Что вы хотите от меня, Дарья Васильевна? Я не собираюсь обижать вашу сестру, не беспокойтесь…
— Садитесь в машину, Роман Петрович, — отрезала я. — Я вас подвезу, и по пути мы обсудим дела и обиды.
Он пожал плечами, зыркнул на меня своими серыми глазами, обошел капот, я открыла дверцу. Через несколько минут я вывела машину на проспект.
— Вы уверенно водите, — сказал Лудовин.
— Спасибо, — ответила я, отметив про себя, что его реплика прозвучала очень по-мужски: под якобы комплиментом скрывалось снисходительно-недоговоренное «хотя, как женщина, конечно».
— Закурю, — сказала я, чтобы заполнить паузу и успокоиться, привычно нащупала в сумке пачку, вытянула сигарету и занялась поисками зажигалки.
— Уверенно ведете, — повторил он. — Но лучше не отвлекайтесь.
Ах, да, он же попадал аварию и волнуется — психологические последствия пережитого стресса. Я чуть было не высказала свою догадку вслух, но вовремя спохватилась. Как же мне начать разговор? Издалека, но из какого далека? Решимость, которая наполняла меня несколько минут назад, куда-то бесследно улетучилась, осталось состояние неуместного смущения. Не следует ни одним словом показать ему, что я что-то знаю о его прошлом, иначе можно попасть в двусмысленную ситуацию.
Какое-то время мы молчали, затем пошел дождь, и я нашла оригинальную тему для начала разговора.
— Дождь надоел, — глубокомысленно изрекла я. — Очень мокрая осень.
— Для нашего города это и не удивительно, — молвил Лудовин.
— Да, верно, — ответила я.
Я осторожно взглянула на него. Он смотрел вперед, прядка темных волос на лбу, вполне приличный профиль — немного неправильный нос, тонкие губы, подбородок… гм-м-м… можно было бы посчитать волевым, если бы он был чуть резче очерчен. Я оценивала черты его лица, словно собиралась делать карандашный набросок, невольно прикидывая — вот здесь нужно обвести контур, там наложить тон посветлее, а сюда — густую тень. Впереди светофор мигнул красным, я остановила машину и сказала, словно нырнула в холодную воду:
— Роман Петрович, мы как-то странно познакомились с вами, вы меня действительно удивили…
— Чем же? — спросил он, повернувшись ко мне.
— Как будто вы не знаете? Зачем вы написали такую объяснительную?
— Но я, вроде бы, объяснил…
Светофор засигналил зеленым, и я рванула вперед, но через некоторое время пришлось притормозить, движение застопорилось, кажется, мы попали в пробку.
— А, может быть, вами двигало желание обратить на себя внимание? — медленно проговорила я.
— Круто вы берете! Зачем мне это? Да нет, это было ребячество, просто глупая шутка…
— Зачем? Но вы же не всегда были… землекопом? И вряд ли в детстве мечтали об этой интереснейшей профессии.
— Отчего же? Кому-то ведь надо и землю копать… — отрезал он.
— Роман Петрович, мне кажется, вы… кокетничаете…
— Кокетство — это ваше, баб… женского пола, Дарья Васильевна.
— Не скажите… Рита рассказала мне, что вы раньше играли в футбол, в престижной команде…
— А, черт, — коротко бросил он.
— Почему черт? — спросила я. — Что-то криминальное?
— Это не слишком интересно, — отрезал он.
— Было бы не слишком, если бы вы не начали встречаться с моей сестрой.
— Думаю, вы зря беспокоитесь… Я Риту не принуждал, силой не тащил…
— Но зачем вам это?
— Что? Встречаться с девушкой? Странный вопрос.
Я начала злиться. Зачем он разыгрывает этакого наивного простачка? Взглянула на него, но он, отвернувшись, смотрел в окно, и мне пришлось удовольствоваться лишь созерцанием его темных, явно требующих вмешательства парикмахера, волос. Впрочем, я сама так и не добралась до салона.
— Роман Петрович, но вы же понимаете, что девушке все-таки стоит встречаться с молодыми людьми, которые… — я не договорила, замолчала, подбирая подходящее слово.
— Которые могут ее упаковать с ног до головы? — зло закончил он мою мысль. — Вы принимаете всерьез только такие отношения? Само собой, кто бы сомневался!
О! Он недоволен женской меркантильностью? Ушиблен этим? Нарвался?
— Откуда вы знаете, что я принимаю всерьез, а что нет! Отчего вы так отзываетесь о женщинах? — я сразу нашла слова, которые лучше бы и не находила: — А разве мужчины не оскорбляют нас своей беспомощностью и неспособностью к поступкам? Прикрываетесь пустыми словами, якобы любовью, а сами пользуетесь женскими слабостями?
