Елена Купцова - Другая жизнь
Неровно настланные доски пола впивались в ребра, не давая расслабиться. Проснулся он совсем разбитым. С хрустом потянулся, пытаясь вернуть подвижность рукам и ногам, попытался сесть. Это ему удалось лишь с третьей попытки.
Апрелево уже совсем рядом. Заветное место, конец его пути. Там ждет его жавороночек, томится в неволе у злых людей, приберегает для него свои песенки. Они думают, что хорошо спрятали ее. Пусть думают.
Они еще поплатятся. Все как один. Как та, на станции, или еще другая, курносая, до нее. Он умеет быть беспощадным.
Курносую он подстерег в подъезде. Одна возвращалась, дурочка. Не знала, видно, что он уже несколько дней наблюдает за ней. Поднялись к ней. Она, конечно, не хотела, но что ей оставалось? У него аргументы веские.
Как она прикидывалась шлангом, одно удовольствие было посмотреть! Знать, мол, ничего не знаю. Уехала, а куда, не сказала. Так он ей и поверил.
Как порезал на ней платье в лоскуты, так она по-другому запела. Металась по квартире, как морская свинка. В ванной пыталась от него запереться. Да разве там замки? Смех один.
Он как увидел, что она перед ним на коленях ползает, так чуть в штаны не кончил, еле успел ширинку расстегнуть. Она еще девкой была. Тугая вся, упругая, дрожащая. Живая. Пока. Это он сразу понял, когда увидел на своем члене кровь. Она, видно, тоже поняла. Ластилась к нему, все умаслить хотела. Хорошо у нее это получалось, будто всю жизнь только этим и занималась. Бабы — они бабы и есть. Припрешь слегка, и все как одна шлюхи. Не то что его жавороночек.
Когда он достал нож, она вся как окаменела. Расширенными, черными, как омуты, зрачками следила за приближением сверкающего острия к своему лицу. Он провел тонкую линию от уха к уголку рта, легко, почти не нажимая. Из-под ножа сразу побежали струйки крови. Красиво было поначалу, не то что потом. А она все смотрела на него, не отрывая глаз, как загипнотизированная.
— Говори, сука, где она? В лоскуты порежу, слышишь?
— И так ведь порежешь, разве нет? — спросила она, с трудом разлепляя губы. — И ее тоже, если найдешь…
— Нет! — Он в ужасе мотнул головой. — Ее — нет.
— Порежешь, — убежденно прошептала она. — Куда ты от себя денешься?
От этих ее слов будто что-то замкнуло внутри. Огненная вспышка обожгла мозг. Он как с цепи сорвался, кромсал, резал, колол направо и налево. От ее страшных криков гудела голова.
— Убей меня! Убей поскорее!
— Где! Где прячешь ее? Где?
— Апреле… — Она вдруг дернулась и затихла.
— Где! Где! Где?!
Он не сразу понял, что кричит он один. Рухнул на пол рядом с ее неподвижным истерзанным телом, спрятал лицо в колени. Кровь, везде кровь, даже под закрытыми веками.
Апреле… Где это? Апрелевка, Апрелевское, Апрелево. Сколько их по всей России…
Поднялся, пошатываясь, опираясь спиной о стену. Как был, в одежде, встал под душ. Бурая вода, свиваясь в водоворот, стекала в дырочку ванны. Кровь, много крови. Он долго стоял под душем, а вода все не светлела. И тогда он понял, что никогда с себя эту кровь не смоет. Она всегда будет на нем.
Тихо, по-собачьи подвывая, он выбрался из квартиры и побрел вниз по лестнице, оставляя за собой темные следы. Они теперь всегда будут кровавыми.
— Притормози-ка, Сева, поменяемся.
Вадим перебрался за руль. Сева пристроился рядом. Его ничуть не удивила просьба шефа. Вадим Петрович любил иногда «порулить» за городом, на открытой дороге. По обе стороны бескрайние поля, и можно дать себе волю. Проветрить мозги, забыть на время о нескончаемой мышиной возне оставшегося за спиной огромного города.
Уже начало смеркаться. Вадим утопил педаль газа. Хотелось добраться до усадьбы до наступления темноты и своими глазами увидеть, что там и как.
Он внимательно выслушивал еженедельные доклады архитектора Зверева, изучал фотографии, которыми тот его регулярно снабжал. Но одно дело снимки, а другое — увидеть все самому в естественном антураже, красках, запахах, ощутить себя в этом новом-старом доме и понять наконец, нужно ему все это или тут очередная блажь, простое вложение капитала и утеха пустого тщеславия.
Впереди на дороге замаячила одинокая фигура пешехода. Он замахал рукой, но, вовремя разглядев; что тачка-то навороченная, отвернулся и зашагал дальше, засунув руки в карманы потрепанных джинсов.
Неожиданно для самого себя Вадим затормозил, что было решительно против правил.
— Спроси, может, его подвезти? — повернулся он к Севе. Тот изумленно вылупил на шефа глаза. Что-то новенькое.
— Вадим Петрович!
— Спроси.
Сева не решился более возражать и приспустил стекло.
— Эй, парень, тебе куда? Может, подбросить?
Тот повернул к ним круглое курносое лицо с растерянной и какой-то даже испуганной улыбкой и замотал головой. Вадима поразили его глаза, блеклые в белесость, почти прозрачные.
В какую-то минуту ему даже показалось, что у парня и вовсе нет глаз.
— Далеко еще до Апрелева?
— Далековато. К ночи только дойдешь.
Парень удовлетворенно кивнул, как будто именно этой информации и ждал, развернулся и, ссутулившись, потопал дальше.
— Странный парень. Вроде как не в себе, — сказал Сева. Вадим только пожал плечами. Эта случайная встреча почему-то оставила на душе неприятный осадок.
Машина летела вперед почти бесшумно, плавно подскакивая на выбоинах. Мимо проносились деревни, дачные поселки, потом пошли леса, холмы. Вот и знакомый поворот. Слегка притормозив, Вадим резко вывернул руль.
Тут он увидел, что машина несется прямо на неизвестно откуда взявшегося велосипедиста. Нога непроизвольно легла на тормоз, утопив педаль до самого пола. С раздирающим уши скрежетом и визгом машина вынеслась на противоположную сторону дороги, дернулась и встала.
Вадим в мгновение ока выскочил из машины и бросился туда, где еще вращались колеса перевернутого велосипеда. Седока с дороги не было видно. Вадим с пыхтящим ему в спину Севой добежали до обочины и заглянули в кювет.
Неподвижная, распластанная на земле фигурка. Бледное лицо в облачке разметавшихся каштановых волос. Девушка.
Вадим с размаху опустился рядом с ней на колени, вгляделся в запрокинутое лицо. Длинные ресницы дрогнули и порхнули вверх. Глаза в быстро сгущающихся сумерках казались огромными. Это была она, та самая девушка, которая так неожиданно появилась в усадьбе и перевернула все его планы относительно дома. Он совсем забыл о ней, остался только смутный образ нежного цветка на длинном стебельке, освещенного весенним солнцем. Он даже не помнил, как ее зовут.
— Вы? — изумленно выдохнул Вадим и, просунув руку ей под голову, помог сесть — Как… как вы себя чувствуете?
Вопрос этот прозвучал настолько нелепо, что она даже улыбнулась дрожащими губами.
