Татьяна Батенёва - Золотая ловушка
Через две минуты дверь резко распахнулась и вошла высокая статная женщина в синем халате. Унылая спецодежда не могла скрыть великолепной фигуры с высокой грудью, тонкой талией. Чуть скуластое лицо с прямыми, вразлет бровями и легкими веснушками на носу, светло-зеленые глаза, пышные русые волосы рассыпаны по плечам — просто красавица.
— Это Раиса Яновна Венцель, мастер цеха, — представил Спасов красавицу, открыто любуясь ею. — Рая, вот познакомься, гости из столицы. Время будет, прими их дома, покорми, обласкай. Сергей-то когда возвращается? — каким-то ненатуральным тоном произнес директор.
— Через неделю, вы же знаете, Николай Николаич, — обожгла взглядом Рая.
— Ну вот и хорошо, стало быть, сможешь?
— Конечно, Николай Николаич, — еще раз полоснула взглядом красавица. — Сегодня у меня стирка, а завтра милости прошу.
— Ну, тогда проводи их до Галины Афанасьевны, а? Она ждет.
— Пойдемте, — не слишком приветливо махнула рукой Раиса.
Проведя приезжих длинными темными коридорами до двери с черной стеклянной табличкой «Главный технолог Г.А. Спасова» и резко развернувшись, Раиса почти бегом отправилась назад. Берг проводил ее внимательным взглядом. Маша чувствовала себя не в своей тарелке — то ли от явной неприветливости Раисы, то ли оттого, что ее диковатая красота столь же явно поразила Берга. «Фифа какая!» — вполголоса пробормотала она и решительно постучала в дверь.
За обшарпанным столом сидела крошечная женщина в зеленой брезентовке и с нимбом коротких седых кудрей над головой.
— Здравствуйте, проходите! Спасов мне только что звонил, — быстро проговорила она. — Что вас интересует?
— Добрый день! — поклонился Берг. — Я — корреспондент журнала…
— Знаю-знаю, — перебила женщина. — Извините, времени на церемонии нет, самая работа. Меня зовут Галина Афанасьевна, вы — Андреас, так, да? А вы — Маша? Ну, пойдемте сразу по цехам, не будем отвлекаться, а чаем вас потом девчата напоят. — И как маленькая китайская петарда, она устремилась вперед. Берг, утяжеленный камерами и «разгрузкой», и еще не совсем проснувшаяся Маша понеслись за ней.
Маша примерно представляла, что их ждет, и в душе хихикала: как, интересно, воспримет реальность рыборазводного процесса чистюля Берг.
Икру и молоку из пойманной живой («созревшей», сказала Галина) рыбы, слегка тяпнув ее по голове, чтобы не трепыхалась, выдавливали буквально голыми руками в большие тазы, добавляли воды, размешивали, а затем распределяли икру тонким слоем по квадратным рамкам с натянутой на них сеткой. Затем рамки вставляли в металлические стойки-кассеты. Заполненную кассету краном опускали в проточную воду цеха. Процесс, мягко говоря, совсем не грациозный…
Но Берг в очередной раз удивил ее. Он не выражал никаких неофитских эмоций, внимательно слушал объяснения маленькой Галины Афанасьевны, кивая, зорко высматривал нужный кадр. И строчил, строчил своими каме рами.
Через четыре часа, изучив досконально технологию сбора и оплодотворения икры лососевых, а также закладки ее в кассеты для последующего выращивания, забрызганные чешуей и насмерть замерзшие в продуваемых насквозь цехах, Маша и Берг вышли на белый свет.
— Вы как хотите, Андреас, а я бы вернулась в гостиницу, помылась бы, поела чего-нибудь и поспала хоть пару часов. А потом продолжим, ладно? — взмолилась Маша.
— Да-да, конечно, вам надо отдохнуть, — закивал довольный съемкой Берг. — Я согласен.
Обратный путь показался им короче, верные спутники пацаны словно ждали их за мостом и сопроводили до самой гостиницы. Маша собрала полотенце, шампунь, мочалку и пошла в душ, мечтая об одном — согреться. Но горячий кран выдал лишь пару капель ржавчины и утробный звук.
Вспоминая все плохие слова, которые знала, Маша согрела допотопный электрический чайник и кое-как вымыла над раковиной голову. Вытираясь полотенцем, услышала плеск воды в душевой и обрадованно побежала в конец коридора. Но радоваться было нечему — горячей воды по-прежнему не было. Из кабинки бодро бубнил что-то по-немецки Берг. Маша представила, каково сейчас под холодным душем, и в ужасе вернулась в свою комнату пить чай.
Через полчаса в дверь деликатно постучал розовый Берг с мокрыми, гладко зачесанными волосами. Хохолок на затылке все равно упрямо торчал. Пошли в столовую, съели немудреный столовский обед.
Берг и сюда притащился с камерой и деликатно, не особо привлекая внимание, поснимал девчонок на раздаче, посетителей — малочисленный командированный люд. Отдельно снял рисованное цветными карандашами меню на стенке, на котором неизвестный художник изобразил тарелку с чем-то красным и большую рыбину с губами бантиком и женским глазом с длинными ресницами — улетная красота!
К вечеру потеплело, ветер утих. Маша и Берг, разморенные дневным сном, решили погулять вдоль берега моря. Солнце садилось за морскую даль, заливая расплавленным золотом неподвижную воду, каплями дробясь о скалистый берег. По полосе отлива идти было нелегко — под ногами пружинил толстый слой мокрых водорослей.
Между камнями кое-где сохранялись лу жицы морской воды, в которых копошились какие-то мелкие существа. Чуть повыше лежала еще одна черная кайма — из уже высохших водорослей.
Но когда Маша, в надежде найти большую раковину морского гребешка, наклонилась и откинула пласт сухой ламинарии, в лицо ей брызнули мириады каких-то скакучих морских блошек. Берг, педантично повторявший все Машины действия, тоже получил порцию блошек в нос и испуганно отшатнулся. Маша захохотала, он тоже неуверенно захихикал.
Серые рубчатые скалы над пляжем становились все краснее от закатных лучей, кривые лиственницы, постоянным ветром ссутуленные в одну сторону, тоже стали из золотых красными. Маша и Берг шли все дальше вдоль берега, находя и показывая друг другу ракушки и камни, поднимая пласты водорослей. Берг то и дело щелкал камерами, то приникая к песку, то нацеливая объектив наверх, на скалы. Маша нашла красивый фарфоровый флакончик, занесенный песком, отмыла, Берг снял и его.
Какое счастье было в детстве найти в прибое что-то подобное — японскую пластмассовую куколку с полусмытым лицом, стеклянный шар-поплавок с рыбацких сетей, замысловатую бутылку…
Острый запах йода, рыбы, гниющих моллюсков не раздражал ее, наоборот, казался естественным. Привычная саднящая боль, которая все последние месяцы морозила и жгла изнутри, словно растаяла, осталось только детское ощущение соленой ямки от вырванного зуба. Хотелось даже полизать ее языком, чтобы скорее зажила. Маша запрокинула голову. В небе длинными алыми полотнами висели облака. Солнце совсем скрылось за морем, напоследок протянув по воде переливчатую темно-золотую дорожку. Резко стемнело, подул ветер.
