Татьяна Батенёва - Золотая ловушка
— Будет, будет у нас новая школа! — Ячменев довольно похлопал по планшету. — Больницу приведем в порядок, новое оборудование нам обещали… Но без веры нельзя! Зачем нужна дорога, если она не ведет к храму, помните? И люди это оценят, поверьте! Будет у нас прямо как в столице! — И он, дирижируя указа тельным пальцем, неожиданно пропел приятным баритоном: — «Москва, звонят колокола! Москва, златые купола!» А?
И Маша наконец поняла, почему ячменевское лицо ей так знакомо. Конечно, он сильно изменился за эти годы, пополнел, посолиднел — округлые щеки лежат прямо на белом воротничке, под дорогим пиджаком круглится брюшко, а волосы тщательно уложены феном. Но нет сомнений, это же с ним тогда, в девяностом году, у Маши вышла неприятная история!
Ее, после третьего курса приехавшую на первую большую практику, отправили в Курильск, писать про районную комсомольскую конференцию. Мероприятие настолько скучное, что редактор областной молодежки Боря Бубенцов сам лично сказал ей: «Ну привези нормальный отчет, мы его подсократим да напечатаем, что делать — надо!»
Но Маша подошла к делу творчески — вместо унылого отчета о самой конференции написала о лучших ребятах-комсомольцах района и о том, что их на самом деле волновало. Парень-моторист из рыбколхоза рассказал ей, как райком комсомола в прошлом году громогласно объявил районную спартакиаду, но дальше турниров по шашкам и шахматам дело не пошло. Девушки из районной библиотеки показали провалившийся пол и покосившиеся стеллажи, с которых сыпались старенькие, давно не пополняемые книжные фонды. Молодая учительница посетовала, что после уроков подросткам некуда податься, потому что школу запирают на ключ, а она хотела было вести волейбольную секцию, так сетки нет…
И второго секретаря райкома комсомола Алешу Ячменева она отлично запомнила — это он в перерыве стоял перед немногочисленными делегатами конференции, встряхивая роскошными кудрями и дирижируя обеими руками, и громче всех пел модную тогда песню композитора Иванова: «Чтоб дружбу товарищ пронес по волнам, Мы хлеба горбушку — и ту пополам! Коль ветер лавиной и песня лавиной — тебе половина и мне половина-а-а!» Куда лавиной катилась песня, было непонятно, но задорная мелодия многим нравилась… Вот из-за этого приятного баритона его и невозможно было не узнать!
— Так вы меня совсем не помните? — Маша широко улыбнулась — В девяностом году я у вас тут была на отчетно-выборной конференции, практикантка из областной молодежки, Маша Прохорова, не помните? А потом, года через два, мы с вами в Южном встречались. Вы тогда уже в обкоме комсомола работали, а я приехала после журфака…
— В каком-каком? — Ячменев прищурился. — Столько воды утекло! Да-а-а, вы, значит, у нас начинали? Хорошую карьеру сделали!
— Ну, вы тоже ничего! — Маша обвела рукой кабинет.
— Да какие у нас тут карьеры! Работаем, так сказать, на самом краешке земли, на переднем фронте! С нас Россия начинается, мы тут как разведчики в дальнем походе!
Маша едва не прыснула — такими знакомыми показались ей лексика и пафос, прозвучавшие из уст чиновника.
— Так все-таки комсомол вас вывел на большую высоту! — слегка подколола она, вспомнив, как отбивался от звонков первого секретаря райкома партии Боря Бубенцов после ее статьи: опорочила ваша практикантка районную комсомольскую организацию, очернила, а мы тут на переднем крае!
— Ну что комсомол!.. — Ячменев улыбнулся еще шире. — Конечно, он нам дал какую-то закалку, опыт, не будем забывать, но и преувеличивать не стоит! Главное — работа с людьми, экономическое образование, а здесь одними лозунгами не отделаешься! Тут у нас непочатый край работы, понимаете? Положение непростое, Япония под боком, понимаешь, соблазны, легкая жизнь! А мы российские интересы должны отстоять так, чтобы Родина была спокойна — ни пяди исконно русской земли не отдадим! Тут ведь наши предки триста лет назад эту землю России-матушке добывали не затем, чтобы ее потом подарить кому-то, так, нет?
Маша слушала речь замглавы и вспоминала, как переживала тогда, что ее статья оказалась причиной неприятностей для газеты, хотя она ни слова неправды не написала. Но Боря Бубенцов недаром был обожаем своими сотрудниками, хотя особыми журналистскими талантами и не отличался. Обожали его за другое: он никогда не сдавал своих.
Если ему звонили обиженные критической публикацией, писали недовольные ошибками корреспондента или даже устраивали разнос в отделе пропаганды обкома комсомола, он искренне удивлялся: «Да что вы, товарищи, меры уже приняты! Да этот человек у нас уже три дня как не работает, я его уволил как раз за эту статью!» А вернувшись после головомойки в редакцию, вызывал провинившегося в свой кабинет и приказывал: «Так, три месяца печатаешься под псевдонимом! А через три месяца про скандал все забудут, фамилию верну!» Вот и про Машу он тогда сказал: «Ну чего вы хотите, товарищ молодой, неопытный, ну, не разобралась девушка, недопоняла что-то, так сами виноваты — надо было помочь, подсказать! Куда секретари райкома смотрели? Да к тому же у нее и практика заканчивается!» А практика у нее тогда получилась отличная, защитила она ее на пять, и куратор группы Николай Степанович долго расхваливал ее, шлепая своими знаменитыми на весь курс губами…
— …Природные трудности, понимаешь! В прошлом году за путину прошло четырнадцать штормов, это как? Тайфуны один за другим всю осень! А зимой бураны такие, ветер с ног сбивает! — вывел ее из воспоминаний задушевный голос Ячменева.
Берг внимательно слушал, округляя глаза.
— Ну ладно, заговорил я вас, гости дорогие! — Ячменев поднялся из-за стола. — Работайте, снимайте, пишите! Конечно, хорошо бы по итогам командировки еще раз пообщаться, так сказать, поделиться увиденным! Ну и так, в любое время, если потребуется содействие, — милости прошу, милости прошу! — Он широким жестом снова протянул руку Маше и Бергу. — Телефоны мои знаете, звоните, если что, или через Лидию Гавриловну передайте! Как в гостинице, нормально заселились? У нас, конечно, не «Мариотт», ха-ха, но приезжайте лет через пять, будет и у нас отель не хуже, непременно!
Когда они вышли из пахнущего какой-то химией здания на сырой воздух, Маша глубоко вдохнула и выдохнула: хотелось отдышаться от красноречия и радушия.
— Мария, этот человек был комсомольский функционер, я правильно понял? — смиренно спросил Берг.
— Ну да, как почти все наши политики, банкиры, министры и тэ дэ, — устало ответила Маша. — А вы разве не были активистом Союза свободной немецкой молодежи? Как же тогда на учебу в Москву попали?
