Бенедиту Барбоза - Роковое наследство
Приехав домой, он не застал там ни жены, ни детей. Зато от Димаса узнал, что Маркус и Лия купили новую яхту, на которой, вероятно, сейчас и проводят время.
Бруну ничего не осталось, как пойти спать.
Утром же выяснилось, что дома, кроме него, ночевала только Лия.
— Где Маркус? — сердито спросил он у дочери.
— Наверное, остался на яхте.
— А мама?
— Не знаю, — развела руками Лия. — Она собиралась в Сан-Паулу за покупками.
— На это требуется так много времени?
Лия предпочла промолчать.
— Сеньор, звонит жена сенатора, ищет здесь свою дочь. Лилиана не ночевала дома, — сообщила вошедшая Жулия. — Что ответить?
— Лилианы у нас нет, так и скажи. А может, ты знаешь, где она? — обратился Бруну к дочери. — На яхте? С Маркусом?
— Да, она была с Маркусом на яхте, — неохотно подтвердила Лия.
— Я оторву ему голову! — вскипел Бруну. — Он забыл, что Лилиана — дочь моего друга? Ну, пусть только заявится!..
Эту угрозу услышала вернувшаяся домой Лейя и, приняв ее на свой счет, поспешила оправдаться:
— Твой гнев совершенно неуместен! У меня сломалась машина!
— Что ж, такое порой случается, — язвительно усмехнулся Бруну. — Подождем теперь, как объяснит свое отсутствие Маркус.
Лейя изобразила на лице обиду, поспешила в свою комнату. Лия последовала за ней.
— Мама, тебе не кажется, что ты слишком рискуешь? Эти твои поездки в Сан-Паулу…
— Как ты позволяешь себе разговаривать с матерью! — прикрикнула на нее Лейя. — Оставь меня! Я устала с дороги.
Бруну тем временем уехал по делам и лишь вечером смог высказать сыну все, что о нем думает.
Маркус в свое оправдание говорил, что старую яхту продал дорого, а новую купил дешево, и клялся, что с Лилианой у него отношения сугубо дружеские, платонические.
Бруну в конце концов махнул рукой и удалился в спальню. Больше всего ему в тот момент хотелось спать. А Лейе, наоборот, хотелось загладить вину перед мужем, и она стала приставать к нему с любовными ласками. Бруну довольно грубо пресек эти намерения:
— Иди к себе. Я устал.
— Не пойду! — заупрямилась она. — Мне надо с тобой поговорить.
— Господи, о чем еще можно говорить! — с досадой произнес Бруну и услышал обескураживающий ответ:
— О разводе!
— Это действительно что-то новенькое, — согласился Бруну. — Ты хорошо подумала?
— Да! — ответила Лейя. — Мне надоело жить, вот так, без мужа. Ты все время думаешь только о быках!
— Но именно быки оплачивают все ваши глупости — яхты, машины, разбитые Маркусом витрины. Теперь вот — развод. Сколько он будет стоить?
— Оставь свою дурацкую иронию! — рассердилась Лейя. — При разводе я получу то, что принадлежит мне по праву: половину всей нашей общей собственности, в том числе и всех быков!
— А ты не хочешь вспомнить, как эта собственность была нажита? Я взял тебя в жены со всеми долгами твоего отца, лет десять их выплачивал, а потом накапливал все то, что мы сейчас имеем. Ты же палец о палец не ударила за все это время.
— Теперь это не имеет никакого значения! — отрезала Лейя.
— Ну, в таком случае — разводись, — уже вполне серьезно заявил Бруну. — И забирай всех своих быков, то есть ни одного!
— С этим мы разберемся в суде! — самонадеянно бросила Лейя.
— Что ж, тебе предстоит нелегкая задача, — ответил Бруну. — Подавай на развод хоть завтра. А сейчас оставь меня в покое.
Утром он без всяких объяснений сообщил детям, что разводится с их матерью.
А затем, охваченный смутной тревогой, улетел в Арагвайю: ему вдруг почудилось, что он может не застать там Луану.
Глава 2
Владения Жеремиаса Бердинацци располагались южнее Сан-Паулу, в штате Минас-Жерайс. Это были добротные, ухоженные пастбищах кофейные плантации, к которым Жеремиас сохранил привязанность с детства. На них он выращивал высококачественный кофе, но основной доход имел от реализации молочных продуктов, потому что в отличие от своего племянника Медзенги, разводил не мясной, а исключительно молочный скот.
Таким образом, финансовые интересы дяди и племянника никогда не пересекались, и оба они практически не вспоминали друг о друге, хотя и жили, в общем, по соседству.
Главное поместье Жеремиаса располагалось в Минас-Жерайс, где он провел большую часть своей жизни и где его настигла одинокая старость.
Оба его брака были не слишком удачными. Первая жена ушла от Жеремиаса, не выдержав его жестокого характера, вторая оказалась более покладистой, но умерла пять лет назад. Ни та, ни другая не оставили Жеремиасу наследника, и теперь, на склоне лет, он особенно горевал по этому поводу.
После смерти жены ему довелось пережить сложную операцию на сердце. Жизнь висела на волоске, Жеремиас это понимал, а потому попросил срочно разыскать его брата Джакомо, перед которым хотел, пусть и с опозданием, повиниться.
Доктор Фаусту, юрист, служивший у Жеремиаса секретарем, начал поиски, однако это оказалось делом непростым: следы Джакомо затерялись.
Жеремиас тем временем благополучно преодолел болезнь, вернулся к делам, но поиски брата не прекращал, и однажды Фаусту принес ему печальное информацию:
— К сожалению, Джакомо Бердинацци со своей семьей погиб в автомобильной катастрофе. Случилось это в штате Парана много лет назад. Может быть, только его дочь, которой тогда было двенадцать лет, выжила. Она долго находилась в коме, а когда очнулась, то ничего не помнила, даже своего имени. Ее пытались лечить, но ваша племянница однажды самовольно покинула больницу, и с тех пор о ней ничего не известно.
Убитый таким сообщением, Жеремиас не сразу нашел в себе силы спросить:
— Есть ли хоть какая-нибудь возможность отыскать эту девочку?
— Боюсь, что нет, — ответил Фаусту.
— И все же ты попытайся ее найти, — не хотел отступать Жеремиас. — Это моя единственная наследница!
— У тебя есть еще племянник по линии сестры, — напомнил ему Олегариу — верный друг и помощник, превративший заурядную ферму Бердинацци в весьма прибыльное производство.
— Ты говоришь о моей сестре Джованне? — нахмурился Жеремиас. — Но она не Бердинацци. Она — Медзенга! И ее отпрыск не имеет никакого права на мое наследство.
— По закону — имеет, — вставил Фаусту. — Если, конечно, завещание не будет составлено в пользу другого лица.
— Я лучше все оставлю вам, тем, кто работал со мной бок о бок на фермах и кофейных плантациях! — в запальчивости заявил Жеремиас. — Думаю, что ты, Олигариу, заслуживаешь этого гораздо больше, нежели сын моего кровного врага.
