Шарлотта Лэм - Соблазнитель в деловом костюме
Какая глупость с ее стороны! Как будто мало ему беспокойства из-за маминого здоровья. В шестьдесят три года опасна любая операция, даже такая обычная, как удаление аппендицита, и Мэтт наверняка переживает. Бьянка всерьез разозлилась на себя за свои осуждающие слова. Тем более, она даже не знакома с его матерью. Какое ей дело, хватает ли сил у миссис Харн на то, чтобы воспитывать маленького ребенка?
— Ты считаешь меня эгоистом? — неожиданно спросил Мэтт, и Бьянка прикусила губу.
— Нет, конечно, нет… просто… ну… я не знаю твою мать; возможно, ей очень нравится присматривать за девочкой. Слушай, мне не следовало вмешиваться в твои дела… не обращай внимания.
— Гм, — буркнул он, наморщив лоб. — Ты навела меня на мысль.
— Прости, — виновато сказала Бьянка.
— Нет, ты совершенно права. Я не задумывался об этом. Когда моя мать поправится, я поговорю с ней. Может, мы отдадим Лизу в садик, и это поможет. Или нанять няню?
Бьянка не отважилась комментировать — она и так уже сказала слишком много. Темная равнина по обе стороны дороги была плоской и однообразной; лишь вдалеке Бьянка заметила пасущуюся корову. Эти места казались ей скучными, особенно в сравнении с роскошными пейзажами Дорсета — высокими холмами, цветущими зелеными лугами, древними развалинами и курганами, лесами и рощами, и белыми скалами побережья.
Автомобиль притормозил перед въездом на стоянку у деревянных ворот, ведущих в огромный сад. В свете луны Бьянка увидела красное кирпичное здание с остроконечной черепичной крышей. Полоса деревьев защищала дом от холодного, пронизывающего морского ветра.
Мэтт выключил двигатель и засунул ключ в карман. Они вышли из машины и несколько секунд стояли, глядя на дом: свет горел только в одной комнате на первом этаже.
Где-то вдалеке дышало море.
— Начинается отлив, — сказал Мэтт.
— Откуда ты знаешь? — удивилась Бьянка.
— Слышу — звук меняется. — Он повернулся к Бьянке, его глаза загадочно блестели в лунном свете. — У тебя волосы развеваются на ветру. Так ты выглядишь совсем по-другому.
Она подняла руку, чтобы поправить выбившиеся из прически пряди, но Мэтт остановил ее.
— Не надо. Мне нравится. В женщинах с распущенными волосами есть что-то очень сексуальное.
Бьянка резко повернулась и толкнула створку ворот. Раздался пронзительный скрип, дверь дома распахнулась, и на крыльцо выглянула старушка с красной шалью на плечах.
— А, это ты, Мэтт. Я не думала, что ты появишься так рано. Надеюсь, ты ехал не слишком быстро?
Она заковыляла им навстречу, маленькая и хрупкая, с согбенной спиной и лицом, покрытым морщинами. Даже если бы Мэтт не говорил, что миссис Морли восемьдесят лет, Бьянка сразу угадала бы ее возраст. Годы иссушили ее. Ее маленькие черные глазки смотрели на Мэтта и Бьянку с явным любопытством, но она не задала ни одного вопроса.
— Лиза спит. Я только что звонила в больницу; мне сказали, что твоя мать в операционной. Если хочешь сам позвонить, новости будут известны где-то через час. — Она зевнула, прикрыв рот дрожащей рукой. — Я очень устала. Это случилось так неожиданно. Я очень люблю твою маму; когда она позвонила, у нее был такой ужасный голос. Надеюсь, с ней все будет хорошо.
— Она сильная женщина. Я уверен, она скоро поправится, — сказал Мэтт.
Старушка кивнула.
— Будем надеяться. Что ж, я пойду. На плите остался томатный суп. Мне-то и в голову не пришло что-нибудь вам приготовить. Там молоко и апельсиновый сок в холодильнике, немного сыра и полцыпленка, и еще в кладовке хлеб, который твоя мама пекла. Комната для тебя готова.
— Большое спасибо. Я очень благодарен вам за все, что вы сделали. Давайте, я отвезу вас домой, миссис Морли; вы, должно быть, устали, — предложил Мэтт, взяв старушку за руку и проводив ее до машины.
Обернувшись, он обратился к Бьянке:
— Бьянка, ты подожди меня, а пока выпей чего-нибудь. Я скоро. Миссис Морли живет неподалеку, на другом конце аллеи. Ты, наверное, проголодалась. Как только я вернусь, мы сразу поужинаем.
Она проводила взглядом его спортивный автомобиль, промчавшийся по аллее, словно комета, туда, где за деревьями виднелся темный прямоугольник крыши.
Машина сбавила ход и остановилась, Мэтт вылез, его длинная тень падала на дорогу в серебряном свете луны. Бьянка смотрела на него еще несколько секунд, прислушиваясь к трепету своего сердца, к волнующему жару, нарастающему внутри ее тела.
Что с ней происходит? Как он умудряется производить на нее такое сильное впечатление?
Разозлившись, Бьянка торопливо повернулась и вошла в здание. Она остановилась в прихожей с белыми стенами и черными потолочными балками, слушая шорохи, впитывая атмосферу дома. Где-то очень громко тикали часы. Старые стены поскрипывали. Дом жил и был настороже.
Ее взгляд привлек огромный каменный камин с железной решеткой, облицованный бело-голубой керамической плиткой с изображениями рыбаков и гуляющих в саду дам в длинных платьях. На каминной полке стояла высокая темно-синяя ваза с весенними цветами — сиренью, белыми тюльпанами и желтыми азалиями. Запах сирени казался слишком тяжелым.
Девочка, по-видимому, крепко спала. Сверху не доносилось ни звука.
Бьянка прошла по коридору и оказалась в просторной, современной, очень удобной кухне. В эту комнату с зелеными стенами и ярко-желтыми шкафами приятно, наверное, заходить по утрам — такое сочетание цветов способно поднять настроение даже в самую ненастную погоду.
Она наполнила водой электрический чайник и включила его в сеть, затем достала две кружки из буфета, занимающего почти всю стену. Этот буфет из золотистой сосны, уставленный тарелками, керамическими горшочками и чайничками для заварки, выглядел совсем по-деревенски. Кто выбирал посуду — жена Мэтта или его мать?
Пока чайник закипал, Бьянка заглянула в соседнюю комнату — со вкусом обставленную столовую, посредине которой красовался прямоугольный стол из красного дерева с резными ножками.
Стоя на пороге, Бьянка осмотрела остальную мебель, выдержанную в том же стиле, изящную люстру и потолок, украшенный лепными розами. Комната имела весьма старомодный облик. На длинном журнальном столике были расставлены снимки в серебряных рамочках. Среди них Бьянка заметила и свадебные фотографии: рядом с Мэттом стояла смеющаяся девушка в длинном белом платье и с развевающейся на ветру фатой.
Какой она была, эта счастливая невеста? Ее нельзя было назвать красивой, но она обладала тем типом женской привлекательности, который складывается из хрупкости и чистоты. Ее глаза были огромными и нежными. Казалось, ее любви хватило бы на весь мир.
