Женевьева Дорманн - Маленькая ручка
В это утро он заткнул машине глотку и, опустив все стекла, наслаждается теплым ветром, играющим его волосами, вскидывающим галстук. Он позабыл о Диане Ларшан. Даже забыл — Боже мой — позвонить Каролине. Он берет телефон, набирает номер клиники. Зажав трубку между ухом и плечом, слушает голос жены, провожая глазами баржу на Сене, оставляющую сияющий след. Голос нежен и радостен; она говорит, что голубое небо, которое она видит с постели, вызывает у нее желание оказаться на Шозе, и это слово вдруг возбуждает в Сильвэне властное желание унестись прочь. Он говорит: «Скоро, дорогая, скоро мы там будем». И голос Каролины угасает, пока Сильвэн тормозит и припарковывается на набережной. Солнце танцует в воде, и у Сильвэна кружится голова. Кабинет, куда он едет, совещание, которое его ожидает, вызывают у него отвращение. Ему хочется только одного: вернуться до Западной автострады и мчаться в Гранвиль, где стоит на якоре его лодка. За три часа он мог бы доехать туда, где море, он это знает, чувствует, именно сейчас прибывает.
Погруженный в мечты, он все же продолжает свой путь в Берси, обгоняет машину, тормозит перед пробкой, автоматически, как робот, но мысленно находясь там, в Гранвиле, на понтоне прогулочного порта. Он слышит крики чаек и поскрипывание вантов под легким бризом. Он стоит на лодке и снимает замок с двери. Заводит мотор, отходит от понтона. После буя в Лу он развернет парус, поднимет его и заглушит мотор. Жаркое марево заслоняет горизонт. За спиной, на укреплениях Верхнего Города, удаляются квадратная башня церкви Богоматери и длинный мрачный фасад казармы. Сильвэн счастлив. Через час кругом будет море, и он станет на якорь в Санде, закинув снасти в бухточке Блэнвиллэ. И тогда снова станет настоящим Шевире.
* * *Именно в Гранвиле, рыболовном порту, притулившемся на загривке Котантэна, в конце прошлого века пустили корни Шевире. Все связаны с морем. Все клянут его и любят до безумия и не способны от него уйти. И все влюблены в архипелаг Шозе, который видно в хорошую погоду со скал в Гранвиле, с главным островом, вытянувшимся на горизонте среди островков, как кошка среди котят.
Начать надо с самого старшего Шевире, о котором сохранилась память в тумане времен: Виктора. Виктор Шевире, приехавший из Бретани около 1870 года, нанявшийся рабочим на каменоломню и бочаром, чтобы добывать гранит на островах и соду из водорослей, прежде чем пойти ловить треску, во времена великих экспедиций на Ньюфаундленд. Он женился на жительнице Гранвиля, взяв за ней в приданое три гектара на архипелаге из шестидесяти. Три гектара голых необитаемых утесов, невозделываемых земель, но также и участок на большом острове, именно там Виктор построил себе жилище, переделав дом бывших каменотесов. Дом, окруженный садом, где густо росли смоковницы и мимоза, ведь зимы там теплые.
Его сын Леон, прадед Сильвэна, тоже стал ньюфаундлендцем. Возвращаясь с ловли, он жил на Шозе со своей женой Жерменой.
Несчастье случилось в 1906 году. Леон пропал в море, когда потонул его корабль «Шаривари». Ему было тридцать два года, он оставил двадцативосьмилетнюю вдову и девятилетнего мальчугана — Огюста.
Жермена уехала с Шозе вместе с сыном, чтобы жить со своей семьей, со стороны Фолиньи, где все спокойно и откуда не видно моря даже в очень хорошую погоду. Само собой разумеется, она заставила Огюста поклясться, что он никогда не станет моряком, и, само собой разумеется, мальчик не замедлил нарушить клятву. Пример отца его не убедил; он хотел пойти по его стопам. Суша наводила на него скуку. Ему было тошно от неподвижной сельской жизни: с петухов на заре до летучих мышей по вечерам, с коров, развалившихся в сочной апрельской траве, до зрелых яблок в сентябре. Он чах, отказывался ходить в школу. Ни колотушки, ни ласки не могли взять верх над его наследственным наваждением: морем. Как отец и дед, он хотел быть рыбаком и только рыбаком. Мать была вынуждена уступить; в десять лет Огюст поступил юнгой на ньюфаундлендское судно.
В 1915 году, призванный в армию морским пехотинцем, он благодаря войне совершил самое экзотическое путешествие в своей жизни: в Салоники, откуда вернулся, поводя плечами, рассказывая, что стряпня там отвратная, но в этой стране за два кусочка мыла «можно подцепить на крючок девчонку».
По окончании войны Огюст, только что достигший совершеннолетия, решил отправиться жить на Шозе, в каменный дом посреди смоковниц. Годами заброшенный, он превратился не в дом, а в убежище. Шиферная крыша пострадала, в дыры в стенах сновали крысы. Брошенная мебель его родителей покрылась плесенью, разбухла от сырости. Пришлось выбить входную дверь и выгнать бакланов, свивших себе гнездо в трубе. Кругом буйствовали дрок, ежевика и левкои, заполонившие сад, окружившие дом и стучавшие в окна. Естественно, не было ни водопровода, ни электричества. Питьевая вода была в трехстах метрах в источнике, рядом со старым замком.
Но молодой человек был счастлив, что вернулся на свой остров и в дом своего детства. Между рыбалками он починил дом как мог и сделал его жилым.
Красивый парень этот Огюст. Высокий, черноволосый, ладно сложенный, с живыми глазами, передавшимися по наследству его внуку, Сильвэну. И веселый, довольный жизнью в бухте Мон-Сен-Мишель, где он провел всю свою жизнь, бродя с удочками, сачками и садками для омаров между Шозе и Менкье. И при этом бонвиван, хохотун и любезник, приводивший в сердечный трепет девиц и их мамаш от Кутэнвиля до Сен-Жан-ле-Тома (взгляните-ка на карту!)
Именно на главном острове Шозе в большой прилив сентября 1919 года Огюст Шевире воспылал любовью к Зели Бетэн, девице из Авранша, чей отец, негоциант, владел несколькими бакалейными лавками в Котантэне, несколькими гектарами земли возле Вильдье-ле-Пуаль и самым доходным промыслом вместе с бакалеей — тремя лавками сувениров для летних туристов.
Фанатик рыбной ловли, папаша Бетэн снимал на год хижину на Шозе, чтобы хранить там удочки и плоскодонку, поэтому прилива ждать никогда не приходилось. Зели, его единственная дочь, ездила вместе с ним, сначала в детстве, потом в отрочестве, так же пламенно увлекаясь рыбной ловлей, как и отец.
Главный остров Шозе, единственный обитаемый в архипелаге, — такой маленький, несмотря на свое название «большого острова», что там все друг друга знают. Отец и дочь Бетэны хотя и были чужаками, познакомились с рыбаками. Малышка была такой забавной, без устали таская свои корзины и садки, уцепившись за штаны отца. Огюст Шевире, таким образом, знал ее уже давно, но этой хорошенькой брюнетке должно было исполниться девятнадцать, чтобы он по-настоящему увидел ее и заинтересовался так, что сопровождал их с отцом целый день на ловле креветок в лужах, оставленных отливом, — он, ловец омаров, презиравший ловлю без лодки, подходящую лишь старикам, женщинам и чужакам!
