Уитни Гаскелл - Настоящая любовь и прочее вранье
– Привет, – пробормотала я, не зная, то ли протягивать руку, то ли сразу обнять его. Неловко переминалась с ноги на ногу и только в последнюю секунду шагнула вперед. В то же мгновение Джек наклонился, чтобы обнять меня, и кончилось тем, что он ткнулся носом мне в щеку.
– О, простите, – начала я.
– Извините, – начал Джек одновременно. Тут мы отодвинулись друг от друга и улыбнулись.
– Может, попробовать еще раз? – спросила я.
– Да, уж хуже получиться не могло, – вздохнул Джек и с этими словами шагнул вперед, обнял меня и легко поцеловал в губы. Хороший поцелуй. Идеальный первый поцелуй. Теплый и сладкий, и длился он как раз столько, сколько надо было, чтобы дать мне понять – это не просто приветствие. Такого я не ожидала…
– Итак, куда мы идем? Я сто лет не была в Лондоне и хочу увидеть как можно больше, – нервно протараторила я, пытаясь заполнить паузу. Мне понравился поцелуй… ладно, больше чем понравился, но я не хотела просто стоять, растекаясь, как подтаявшее масло, пусть и чувствовала себя таковым.
– Увидим все, – пообещал Джек. – Но сначала завтрак. Каковы ваши масштабы – полный стол еды или вы из тех, кому хватает кофе с пирожным?
Ну да, можно подумать, я собиралась обжираться в его присутствии прямо с утра пораньше. Не то чтобы я много ела. Я, разумеется, более-менее свыклась со своими габаритами, но все же… считается очаровательным, когда женщина не толще зубочистки набивает рот огромным количеством жирной жареной пищи, и куда менее привлекательным, когда то же самое проделывает дама рубенсовских пропорций.
– О, вполне достаточно бейгела или чего-нибудь в этом роде, – отмахнулась я, и мы перешли мостовую, чтобы очутиться в той же закусочной «Старбакс», где я вчера покупала сандвич. Я всегда считала Англию королевством любителей мая, но «Старбакс», похоже, был популярен здесь не менее, чем дома, и это меня вполне удовлетворяло. Хотя я спала целую вечность, все же никак не могла стряхнуть с себя одурь, чем-то напоминавшую похмелье, и нуждалась в хорошей инъекции кофеина. Мы заказали два капуччино, лимонные булочки и сели за крохотный столик в глубине зала.
– И все же, куда мы отправимся? В Тауэр? Британский музей? Парламент? – допрашивала я, уминая на удивление вкусную булочку.
– Обязательно. Куда пожелаете. Но сначала сюрприз. А потом обойдем все, что вы хотели видеть.
– Какой сюрприз? – осведомилась я с нескрываемым подозрением. Ненавижу сюрпризы, после того как мои родители решили: рождественское утро – самый подходящий момент, дабы объявить нам с сестрой о разводе. Когда они сказали, что хотят нам кое-что сообщить, я сразу подумала о сказочном подарке, таком шикарном, что не поместится под елкой, вроде круиза по Средиземному морю или пары новых машин. И вот в туман прекрасных иллюзий ворвалось деловитое сообщение о том, что наша семья распалась.
– Не волнуйтесь. Клянусь, вам понравится, – уговаривал Джек, сунув в рот последний кусочек булочки и глядя на часы. – И вообще нам пора, не то опоздаем.
– Опоздаем? Куда? Ну же, признавайтесь, – настаивала я.
– Доверьтесь мне, – ответил Джек, и, хотя тон был легким и шутливым, я почему-то заволновалась еще больше. Джек, похоже, умел читать мысли, потому что ободряюще пожал мне руку: – Не волнуйтесь, мы прекрасно проведем время.
Я кивнула, неожиданно взволнованная перспективой целого свободного дня. Ощущение было такое, словно в утро дня рождения, когда ты полна предвкушений подарков и торта, воздушных шаров и веселья. Я решила хотя бы раз в жизни не тревожиться о том, что именно может пойти наперекосяк.
– Тогда идем! – воскликнула я, к собственному удивлению ощущая неподдельный энтузиазм.
«Сюрприз» оказался самым большим чертовым колесом, когда-либо мной виденным. Прозванное Лондонским глазом, оно вздымается в небо на четыреста пятьдесят футов. Пассажиры висели над столицей в прозрачных кабинках, которые почему-то не переворачивались, пока Глаз медленно вращался.
– Ни за что я не сяду в эту штуку, – объявила я, качая головой и отступая.
Но Джек обнял меня за талию:
– Это вполне безопасно, и оттуда открывается поразительный вид на город. Кроме того, я уже купил билеты, так что теперь вы не можете отказаться.
– Н-ни за что на свете. Я боюсь высоты и замкнутых пространств. Сунуть меня в гроб, который к тому же свисает с неба, – лучше уж сразу прикончить, – упрямилась я. Но Джек продолжал подталкивать меня к входу.
– По-моему, каждая капсула вмещает человек двадцать пять, так что это вряд ли можно назвать гробом. Идемте, я обещаю все время держать вас за руку, – пробормотал Джек мне на ухо.
– Сильно это поможет, если мы свалимся оттуда! – парировала я, но все же позволила увлечь себя в кабинку.
Первые десять минут я умирала от страха. Мы стояли в дальнем конце капсулы, и я судорожно сжимала пальцы Джека, одновременно любуясь живописным видом на Биг-Бен и здания парламента, вытянувшиеся вдоль берега Темзы. День выдался на редкость погожий, на воде плясали солнечные зайчики, и, несмотря на то, что кабина продолжала неуклонно подниматься, на душе стало легче. Кабина оказалась вполне надежной, и я была так заворожена панорамой Лондона, что забыла о страхе. Даже почти выпустила руку Джека, подавшись вперед и взволнованно указывая на Тауэрский мост.
Джек рассмеялся и, комически морщась, потряс ладонью.
– Думал, вы сломаете мне пальцы!
Я покраснела и отвернулась, сгорая от стыда и проклиная свои большие, широкие, мужеподобные ладони. Ну почему я не родилась с изящными маленькими ручками, которые никто не заподозрит в способности что-то сломать?!
Я до того расстроилась, что не заметила, как Джек зашел мне за спину и наклонился, обдавая ухо теплым дыханием.
– Ну, больше не боитесь? – спросил он и, легонько сжав мою талию, потянул на себя, так что я невольно прильнула спиной к его груди. Смущение мгновенно исчезло, сменившись странно противоречивым сочетанием неудержимой похоти и безмятежности. Близость Джека успокаивала и ободряла, но в то же время я так остро ощущала его мужественность, бугры мышц на груди, силу рук, легкое прикосновение пальцев, что едва подавляла сильнейшее желание бросить его на скамью и взять силой, чем, несомненно, шокировала бы группу немецких туристов, оказавшихся с нами в кабине.
Я глупо хихикнула.
– Что тут смешного? – удивился Джек, поворачивая меня лицом к себе.
– Ничего. Просто мне хорошо, – пояснила я.
– Вот видите, а день только начинается. Нам еще многое нужно увидеть, – объявил он.
Остаток утра мы провели в Тауэре, по которому нас провел розовощекий бифитер, с поистине драматическим талантом воскресивший кровавую историю замка, особенно детали жесточайших казней. Я захватила фотокамеру, и, несмотря на все шутливые протесты, Джек заставил меня встать между двумя бифитерами в национальных костюмах, совсем как на этикетке джина, и сделал сенсационный снимок.
