Кэти Линц - Бегом к алтарю
Дженни, конечно, слышала об этой горе, но не знала точно, где гора находится.
— Отсюда далеко? Рейф покачал головой.
— Чуть-чуть дальше по этой дороге. Все забываю, что ты не из этих мест.
— Заметно, правда?
— У тебя не тот акцент.
— Я родом из Коннектикута.
— А!
— И что означает это «а»?
— В Коннектикуте немало состоятельных семейств.
— Верно, — согласилась она. — Но моя — не из их числа.
— Вот как?
— Да. Отец ушел от нас, когда мне было шесть лет, поэтому маме пришлось вернуться к родителям и пойти работать, чтобы как-то выкручиваться. Она умерла, когда мне исполнилось девять, и меня вырастили дедушка с бабушкой. — Дженни умолкла, вдруг спохватившись — сколько же она выложила… Не то чтобы ее жизнь представляла какой-то секрет, просто не в ее правилах было сообщать первому встречному о предательстве отца. А Рейф хоть и сосед, но все же совершенно незнакомый ей человек. С неловким ощущением она быстро поменяла тему разговора:
— Ну, расскажи мне об этой горе, Вашингтон.
— Она не для слабонервных.
— То есть? Мы что, заберемся на вершину?
— Мы туда заберемся на джипе.
— Но дорога-то там есть, я полагаю?
— Разумеется, есть.
— Отлично. — А то перед ней уже начали мелькать картины, как они трясутся на ухабах какой-нибудь горной тропы.
— Дорога есть, и всем, кто ее преодолел, наклеивают на бампер этикетку с надписью «Я поднялся на гору Вашингтон», — добавил Рейф. — Высоты не боишься?
— Не знаю, — честно призналась Дженни.
На его губах промелькнула понимающая улыбка.
— Что ж, это мы выясним, — пробормотал он. У Дженни возникло такое ощущение, что это не единственная вещь, которую она должна была выяснить в тот день.
Глава 3
— П. Т. Барнум назвал все это… — Рейф широким жестом обвел открывавшуюся с вершины горы Вашингтон панораму, — вторым по великолепию зрелищем в мире.
Дженни пыталась, без особого успеха, сосредоточиться на панораме, а не на тонких и сильных пальцах Рейфа. Мужские руки всегда были ее слабостью, особенно такие изящно вылепленные, как у Рейфа.
За время подъема по горной дороге, в основном галечной, Дженни обнаружила, что не относится к слабонервным и не боится высоты, — весьма кстати, поскольку ограждения практически не встречались, дорога петляла вдоль головокружительного обрыва, а подъем был настолько крут, что у многих сердце зашлось бы от ужаса. И все же кое-что действительно вызывало у нее серьезные опасения — а именно ее эмоциональное напряжение от близости Рейфа. Но ведь ее нельзя было отнести к тому типу женщин, которые теряются при виде мужчины… или даже просто его рук.
Впрочем, она художник как-никак, напомнила себе Дженни, и, следовательно, для нее вполне естественно и приемлемо беспристрастно восхищаться красотой мужского тела. Проблема была в том, что она уж слишком восхищалась мужской красотой Рейфа, который в тот момент доставал что-то с заднего сиденья джипа. Тыл ничего себе, как сказала бы Мириам, ухмыльнулась Дженни.
— Вот… — Рейф легко выпрямился и протянул ей куртку, — надень-ка. Здесь, наверху, холодно. — Он набросил на нее огромную ветровку и застегнул молнию, едва Дженни просунула в рукава руки. — На высоте в шесть тысяч футов даже летом холодно… температура почти никогда не поднимается выше нуга.
— А при ветре кажется еще холоднее, — с легкой дрожью отметила Дженни.
Рейф натянул на нее капюшон и завязал под подбородком тесемки, словно она была не старше его дочери. Но взгляд, которым он ее одарил, был неистовым и голодным.
Дженни потянулась было убрать упавшую на лицо прядь, но обнаружила, что ее руки запутались в длиннющих рукавах ветровки. С поразившей ее нежностью Рейф смахнул прядь, и его пальцы, скользнув по холодной от ветра щеке, оставили на коже Дженни горящий след.
Она, как зачарованная, на мгновение затаила дыхание. К реальности ее вернул по-детски звонкий смех Синди.
Я ведь даже не осмотрелась как следует, вдруг одернула себя Дженни, и она принялась исправлять оплошность с таким рвением, словно после прогулки их ожидал экзамен. Они забрались значительно выше тех мест, где еще росли деревья, и ничто здесь не смягчало сурового одиночества голых скал. А окружающие горы, наоборот, казались мягкими дымчато-голубыми волнами, тянувшимися за горизонт. Дженни виделся в их контуре изогнутый хребет Земли…
— Здесь, наверху, я всегда смотрю на вещи как бы со стороны, — тихонько прошептал Рейф. — И начинаю понимать, что, даже если ты его не видишь, тебя окружает огромный мир.
Внимание Дженни переключилось с впечатляющего пейзажа на не менее выразительные черты его лица. Оно казалось чуточку грустным, чуточку угрюмым — и бесконечно завораживающим. Отчего у него такой взгляд? В этом человеке столько неразгаданных глубин, но нужно быть сумасшедшей, чтобы думать, будто до них можно вот так запросто добраться. Он был… значителен — она не могла подобрать иного выражения. Как вулкан с клокочущей внутри раскаленной лавой.
Что же это — она опять грезит наяву. Пора бы сосредоточиться на чем-то более приземленном, молча выговаривала она себе. И тут же обнаружила, за что зацепиться — столбик с табличкой.
— А я оказалась права насчет того, что здесь ветрено. Именно на этой горе зарегистрирована самая большая сила ветра — двести тридцать одна миля в час. Мировой рекорд, — прочитала Дженни.
— Как это можно вычислять силу ветра? — с ленивой улыбкой возразил Рейф.
— Многое можно почувствовать, даже не видя воочию. — Например, то силовое поле, что я чувствую всякий раз, как приближаюсь к тебе, мысленно добавила Дженни. Оно абсолютно невидимо, но ощутимо, еще как ощутимо. — Более того, часто невидимое обладает огромной мощью.
— А мы на поезде покатаемся, папочка? Синди их снова прервала, чему Дженни была несказанно рада. Ей требовалось определенное время, чтобы оправиться от взгляда Рейфа с его магнетизмом.
— Нет, сейчас дорога не работает, — ответил дочери Рейф.
— Я и понятия не имела, что сюда проведена подвесная дорога, — заметила Дженни.
— Это первая подобная дорога в мире.
— И все еще действует? Поразительно. Да, теперь уж так не строят.
— В наше время мало что длится долго, — подтвердил Рейф, и скорбь в его взгляде была как черная туча, заслонившая солнце. Наверное, он вспомнил о своей жене, о том, что их счастье длилось недолго, подумала Дженни. И вдруг размечталась: а каково это — когда тебя так сильно любят?
В смятении от собственных мыслей, Дженни поспешила к длинной деревянной лестнице, ведущей вниз, к парковочному пятачку. Она так и не поняла, почему — может, из-за высоты, а может, из-за голода (она сегодня не позавтракала), — но внезапно у нее сильно, очень сильно закружилась голова.
