Рэйчел Гибсон - Сплошные сложности
Сунул ноги в черные найковские сланцы, потому что завязывание шнурков было настоящей морокой. Вчера утром перед пресс-конференцией Марку понадобилась вечность, чтобы застегнуть рубашку и завязать шнурки на туфлях. Ну, может, и не вечность, но то, что раньше он делал не думая, теперь требовало от него раздумий и усилий.
Положив лангету на правую руку, Марк закрепил ее липкой лентой, прежде чем взять черную титановую трость с дивана, где сидел прошлой ночью.
Первоначальные владельцы дома построили лифт для слуг в большом шкафу дальше по коридору. Опираясь на трость, Марк вышел из спальни, прошел мимо винтовой лестницы, по которой когда-то взбегал, перепрыгивая через две ступеньки. Он взглянул на изящные перила из дерева и кованого железа, двигаясь по лестничной площадке. Солнечный свет струился сквозь витражные стекла на входной двери, отбрасывая расплывчатые рисунки на мраморный пол. Открыв дверь шкафа, на маленьком лифте Марк спустился вниз и, когда двери лифта раздвинулись, вышел в кухню. Он насыпал себе в чашку «Уиттис» и поел за кухонным столом, потому что нужно было, чтобы что-то находилось в желудке, иначе таблетки, которые Марк принял, вызовут тошноту.
Он ел завтрак чемпионов сколько себя помнил. Возможно, потому что его отец мог позволить себе кормить этим сына. Иногда Марк не мог вспомнить, что делал на прошлой неделе, но он помнил, как сидел за старым кухонным столом своей бабушки, покрытым желтой скатертью, в центре которой стояла белая сахарница, и ел «Уиттис» перед школой. Он с полной ясностью помнил утро в тысяча девятьсот восьмидесятом году, когда бабушка поставила на стол оранжевую коробку, и Марк уставился на олимпийскую сборную по хоккею, изображенную на ней. Его сердце остановилось. Горло сжалось, пока он смотрел на Дэйва Силка, Нейла Бротена и других парней. Ему было восемь, и они были его героями. Бабушка сказал, что он может вырасти и стать тем, кем захочет. Он поверил ей. Он не очень во многое верил, но верил тому, что говорила бабушка Бресслер. Она никогда ему не врала. И все еще не врала. Даже тогда, когда солгать было бы проще. Когда Марк очнулся от комы через месяц после аварии, первое, что он увидел, было ее лицо. Она стояла рядом с отцом Марка в изножье кровати. А потом рассказала внуку об аварии. Бабуля перечислила все его травмы, начиная с перелома черепа и заканчивая сломанным большим пальцем ноги. Она не упомянула лишь, что он больше не сможет играть в хоккей, но и не надо было. Марк понял это, услышав о травмах и посмотрев в глаза отца.
Из двух взрослых людей в его жизни бабушка всегда была самой сильной. Она умела повернуть все к лучшему. Но в тот день в больнице бабуля выглядела измученной и истощенной. Перечислив все травмы, она сказала, что Марк все еще может быть тем, кем хочет. Но в отличие от того утра, тридцать лет назад, он больше не верил ей. Он никогда снова не будет играть в хоккей, и они оба знали, что это единственное, чего он хотел.
Марк споласкивал чашку, когда раздались громкие переливы дверного звонка. Хитмэн еще не вызвал водителя, и в голову пришла мысль только об одном человеке, который мог заявиться в такой ранний час.
Взяв трость, Марк вышел из кухни и прошел по коридору. Прежде чем добраться до входа в дом, он смог увидеть калейдоскоп красок через непрозрачное стекло. Хитмэн встал поустойчивей на ноги и открыл дверь здоровой рукой. На крыльце стояла сиделка с желто-красными волосами и в больших солнечных очках. Ее потрепанная «хонда» была припаркована на подъездной дорожке.
- Вы вернулись.
Челси широко улыбнулась:
- Доброе утро, мистер Бресслер.
Она выглядела так, будто была покрыта раскрашенными перьями. Как павлин. Павлин с большой грудью. Как можно было этого не заметить? Может, из-за боли, которую Марк чувствовал? Скорее всего, из-за ужасного оранжевого пиджака.
- Вам нравится моя рубашка?
Марк посмотрел ей в глаза:
- Вы надели ее, чтобы позлить меня.
Ее улыбка стала еще шире:
- Ну-у-у, с чего бы мне хотеть позлить вас?
Глава 3
Челси сдвинула очки на голову и посмотрела вверх на появившегося в дверях мужчину. Его влажные волосы были зачесаны назад и завивались над ушами и по вороту ослепительно-белой футболки. Бресслер хмуро взглянул на утреннюю посетительницу из-под темных бровей: раздражение, светившееся в карих глазах, не оставляло никаких сомнений в его чувствах. Он не побрился, и темная щетина покрывала щеки и сильный, четко очерченный подбородок. Марк выглядел большим, плохим и доминирующим. Весь такой темный и зловещий. И Челси могла бы даже немного испугаться, если бы у него не было самых длинных ресниц, которые она когда-либо видела у представителя сильного пола. Эти ресницы казались такими неуместными на точеном мужественном лице, что она улыбнулась и спросила:
- Вы собираетесь пригласить меня войти?
- А вы собираетесь уйти, если не приглашу?
- Нет.
В течение нескольких секунд он сурово смотрел на нее, прежде чем повернуться и зашагать вглубь дома. Как она заметила вчера, он двигался медленней, чем другие мужчины его возраста. Трость была продолжением левой руки. Чего Челси не заметила раньше, так это того, что он держал трость левой – неправильной – рукой: могла бы и вовсе не заметить такую мелочь, если бы не вся эта шумиха вокруг Грегори Хауса, державшего трость не в той руке в телевизионной медицинской драме «Доктор Хаус». Сценаристы допустили ошибку, но Челси полагала, что Бресслер держит трость не той рукой, потому что носит что-то вроде лангеты из алюминия и голубую повязку на липучке на правой руке.
- Вам нечего здесь делать сегодня, - бросил Марк через плечо. – Отправляйтесь домой.
- У меня есть ваше расписание, - она закрыла за собой входную дверь, и трехдюймовые каблуки босоножек застучали по мраморному полу, когда Челси направилась за Бресслером в большой кабинет, полный хоккейных трофеев. – Этим утром в десять тридцать у вас встреча с ортопедом и интервью со «Спортс Иллюстрейтед» в час в «Спитфайр».
Марк прислонил черную трость к краю массивного стола из красного дерева и повернулся лицом к нарушительнице своего покоя:
- Сегодня у меня нет интервью со «Спортс Иллюстрейтед».
Челси работала со множеством трудных работодателей. Ее обязанность состояла в том, чтобы доставлять их туда, где они должны были быть, даже когда они не хотели быть там.
- Его уже дважды переносили.
- Можно перенести и в третий раз.
- Почему?
Посмотрев ей в глаза, он сказал:
- Мне нужно постричься.
Или он не умел врать, или ему было все равно, что она поймает его на лжи.
