Евгения Перова - Созданные для любви
– Но какова была наша прародительница!
– И не говори! А представляешь, вдруг бы оказалось, что Елена Петровна тоже дочь Пушкина, а?
– Это вряд ли.
Так неожиданно открывшиеся семейные тайны воодушевили меня, и я уже не так сильно переживала из-за беременности – а, что будет, то и будет! Не пропадем. Но все-таки надо, пожалуй, осчастливить Евгения Леонидовича новостью про ребенка… Выбрать подходящий момент…
Подходящий момент никак не выбирался, потому что Евгений Леонидович пропал из поля моего зрения, а когда я догадалась спросить про него у коллег, оказалось, что он в больнице – внезапно обострилась язва. Мне стало как-то тревожно на душе – и не зря. Через неделю ко мне пришла его жена.
Я сразу поняла, кто это, хотя ни разу ее не видела. Невысокая, черноволосая, усталая. Она явно нервничала, но держала себя в руках. Мы некоторое время смотрели друг на друга – я, слава богу, была не в халате: недавно вернулась из школы и еще не успела переодеться, так что выглядела вполне прилично. Я молча отступила к стене и приглашающе взмахнула рукой: проходите! Мы уселись на кухне.
– Вижу, вы знаете, кто я, – сказала она, внимательно на меня глядя.
Я пожала плечами.
– Меня зовут Нина Александровна.
– Елена Сергеевна.
– Я в курсе. Да, вы красивая! Очень красивая. И молодая. Послушайте, Лена… Елена Сергеевна! Зачем вам мой муж? У вас еще будет масса возможностей в жизни с такой-то внешностью!
– А если я его люблю?!
– Да что вы знаете о любви! Ладно, ладно, хорошо, я верю, что вы его любите. Но он вас не любит.
– Вы уверены?!
– Да! Я знаю Женю! Это не любовь, это… вожделение, похоть. Мания! Он вас хочет! А любит меня. И наших детей. Он болен вами! А болезнь кончается либо выздоровлением, либо… смертью. Женя больше не в силах это выносить! Эти мучительные отношения!
– Откуда вы знаете?!
– Он мне все рассказал. Просил прощения. Умолял спасти.
– Он вам все рассказал?!
Я встала и отошла к окну, чувствуя, что Нина смотрит мне в спину. Он ей рассказал! Господи, как больно… Я вздохнула поглубже, снова села напротив нее, гордо выпрямилась и надменно сказала:
– Я не держусь за вашего мужа. Я за ним не бегала и не соблазняла. И сейчас не стану. Можете ему так и передать! Он мне больше не интересен.
– Спасибо, – тихо произнесла Нина. – Спасибо! Вы не представляете, как он переживает! У него был нервный срыв, обострилась язва…
– Меня не волнуют его переживания. У меня своих хватает. Это все? Или вы еще от меня чего-то хотите?
– Да! Я прошу вас уйти из школы! Если Женя не сможет видеть вас каждый день, ему будет легче перенести ваше расставание!
– И куда же я пойду?! Вы прекрасно знаете, как у нас непросто найти работу!
– Я как раз хотела предложить вам место.
– Что, секретарши?
– Нет, ну что вы! Мы решили музеефицировать Усадьбу, получили грант, есть спонсоры, и директор уже назначен. Это Федор Николаевич Челинцев, вы должны его знать, историк, известный наш краевед. А вам мы предлагаем должность хранителя. Конечно, там сначала будет ремонт, да и хранить пока нечего, но зато какие перспективы!
– Я знаю Федора Николаевича, он в пятом классе вел у нас историю, потом ушел куда-то… Подождите, вы это серьезно?! Я же ничего не понимаю в музеях!
– Научитесь! Мы пошлем вас на стажировки, поездите, посмотрите, что и как в музеях-усадьбах – Поленово, Ясная Поляна, Мураново, Пушкиногорье… И зарплата будет гораздо больше, чем в школе!
Я смотрела на нее во все глаза – работать в Усадьбе?!
В нашей Усадьбе!
Что сказала бы Онечка?!
Но как быть с моей беременностью?!
– Я подумаю.
– Конечно! Но не очень долго, хорошо?
Нина поднялась, я проводила ее до двери.
– Вы ведь сдержите свое слово, да? Не будете искать встреч с Женей?
– И не собираюсь! Мне не нужно такое ничтожество!
– Да, возможно вы правы. Но… это мое ничтожество. Мое.
Через неделю я позвонила Нине Александровне и сказала, что согласна. В школьные годы я часто бывала в Усадьбе, но никогда в самом доме. Впервые я попала туда в шесть лет. Мы отправились «всем кагалом», как выражалась Маняша. Онечка тогда уже плохо передвигалась и далеко гулять не ходила. Маняша раздобыла складную инвалидную коляску – до Усадьбы мы доехали на автобусе, а там возили Онечку, словно барыню, по аллеям старого парка. И мама присоединилась – каждый мамин приезд был для меня праздником, так что этот день моя память расцветила самыми радужными красками! Наверно, это случилось в начале мая, потому что вовсю цвела сирень и реяли на ветру красные знамена и транспаранты. Я собирала ландыши и еще какие-то мелкие цветики, а мама сплела мне веночек из одуванчиков. Помню пруд и плотину, дом с колоннами, девушку с разбитой урной, которая мне не понравилась, потому что черная и некрасивая…
– «Урну с водой уронив, об утес ее дева разбила. Дева печально сидит, праздный держа черепок. Чудо! не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой; дева, над вечной струей, вечно печальна сидит…» – медленно проговорила Онечка и заплакала. Тогда я не понимала почему.
Второй раз я оказалась там вместе со своим пятым классом – Евгений Леонидович водил нас в поход. Мы прошли всего-то километров шесть или восемь, но гордились собой страшно! Стояла золотая осень, вся Усадьба была засыпана чуть не по колено желтыми листьями лип и кленов, а ветер все кружил и кружил в воздухе разноцветье опадающей листвы. Мы с воплями и криками гонялись друг за другом в этой круговерти и с визгом ныряли в кучи опавших листьев. Потом Евгений Леонидович увел нас на другой берег пруда, разжег костер, настроил гитару… Нет, не стоит об этом вспоминать.
С друзьями мы ездили в Усадьбу покататься на лыжах, летом купались в пруду, а осенью лазили в сад за яблоками. Последний раз я попала туда в девятом классе на зимних каникулах – Валерка Кудрявцев уговорил меня покататься на лыжах. Кончилось это плохо: я упала, спускаясь с горки, и сломала лыжину. Валерке попало – лыжи были отцовские, а я недели две хромала, потому что вывихнула ногу…
И вот теперь я ехала в Усадьбу с совершенно другим чувством. Погода правда не благоприятствовала – ветреный апрельский день, слякоть… Я промочила ноги, пробираясь по колдобинам, страшно замерзла и мрачно думала, как же я буду добираться сюда каждый день?! Пусть Усадьба недалеко от города, но ехать сюда надо на двух автобусах, которые ходят редко. Не пешком же? Летом еще туда-сюда, но зимой… Может, зря я согласилась?!
Вошла, огляделась – в доме я оказалась впервые, но Онечка много мне рассказывала об усадебной жизни, так что я представляла, где что. Прошлась по первому этажу – пусто и пыльно, кое-где стоит разрозненная мебель, современная и старинная, и та и другая замызганная, на полу сор и смятые бумажки. Я поднялась на второй этаж, свернула направо – вот он, будуар Елены Петровны! Комната была совершенно пуста. Окна выходили в парк – я подошла, выглянула: да-а, парк, конечно, зарос. Онечка рассказывала, что из окна будуара был виден пруд, к которому вела лестница, а внизу сидели два мраморных льва…
