Татьяна Герцик - Роман в утешение. Книга вторая
Но смех смехом, а мне в самом деле не хотелось от него отстраняться. У меня было странное нереальное чувство, что я наконец-то попала туда, куда и должна была попасть — в родные объятья. Мне было так хорошо с ним, что я забыла о добродетели, — хотя какая уж в моем положении может быть добродетель, — и обхватила его за шею, желая быть еще ближе.
На мое счастье, или наоборот, несчастье, на улице раздались громкие голоса соседок, заставившие меня опомниться:
— А Фродо-то, бедняжка! А этот-то огромный-то, страшный, как его звать? — я догадалась, что бабульки только что посмотрели одну из серий «Властелина колец» и теперь обмениваются мнениями. — Ой, а тут УАЗик управляющего стоит. А где же он сам?
Поняв, что сейчас к нам прибудет делегация из любопытствующих старух, Семен выпустил меня из объятий, с горечью чертыхнулся и нежно провел костяшками пальцев по моим горящим от возбуждения щекам.
— Как ты хороша! Никогда бы не отрывался! — и он снова, на сей раз легко, прощаясь, прикоснулся губами к моей щеке. — Я приеду. Скоро.
Но я уже отошла от охватившей меня эйфории и предупреждающе сказала:
— Не нужно. Я не шлюха.
Его глаза потемнели и он жестко подтвердил:
— Знаю. Я так никогда и не думал. Но я всё равно приеду!
Открыв калитку, вышел к о чем-то тараторящим женщинам. Я осталась внутри, понимая, что по моему распаленному виду сразу будет понятно, чем мы тут занимались.
Семен уехал, а я еще долго не выходила к заинтригованным соседкам, пока они сами, потеряв всякое терпение, не постучались ко мне. Я открыла, но не сразу, сославшись на то, что полола грядки в огороде.
— То-то ты так раскраснелась. — Я не поняла, чего больше было в голосе проницательной Веры Ивановны, предупреждения или сочувствия. — Мы ведь тебе сколько раз говорили: не надо в такой солнцепек в наклон работать. Кровь к голове прильет — и всяко может случиться.
Бабульки тут же стали вспоминать, что с кем случилось в такую жару, и я получила краткую передышку. Да уж, от всевидящего ока моих соседок ничего не скрыть. Интересно, что будут говорить на селе, если управляющий и впрямь зачастит к нам сюда?
Его интерес быстро расшифруют, и тогда мне не поздоровится. Кто знает, на что способна его жена?
Поймав себя на этих гадких мыслях, я расстроилась всерьез. Это ж надо, до какой низости я додумалась! Да ничего у нас с Семеном нет и быть не может. Даже если бы я и не скрывалась от Пронина, никогда бы не стала влезать в чужую семью.
Пока я гадала, будут или нет соседки болтать о внеурочных визитах управляющего, они перемыли косточки всем, кого смогли вспомнить, и оставили меня в покое, наказав сидеть дома и не шляться по такой жаре невесть где. А еще лучше охладиться, смыв с себя грязь и пот. И впредь быть поумнее.
Послушавшись их двусмысленного совета, я скинула сарафан и ополоснулась согретой на солнце водой, стараясь смыть с кожи взбудораживший меня запах мужского тела. Это не помогло, и я растерла в руках несколько цветочков жасминчика, поскольку духов у меня не было. Аромат получился слабый, но всё-таки запах Семена перебил.
Вечером я попыталась поработать над начатым пейзажем — одинокая стройная рябинка на фоне заросшего клевером луга, — и не смогла, настолько была выбита из колеи сегодняшним приключением. Чтобы отвлечься, завела машину и предложила соседкам съездить за продуктами.
Поскольку нам удобнее было ехать до поста ГИБДД, чем по разбитой дороге до села, мы прокатились с десяток километров и приехали как раз вовремя, в малюсенький магазинчик привезли даже молоко. Набрав кучу продуктов, мы отправились обратно, полностью затарив мой небольшой походный холодильник. Как обычно, платила за все я, сочтя, что деньги Пронина вполне можно пустить на благое дело.
В деревне бабульки разобрали свои покупки, и я порадовалась, что у них есть видавшие виды «Бирюсы», выпущенные еще в шестидесятые-семидесятые годы прошлого столетия, старые, но вполне исправные. Я лишний раз убедилась, прежде вещи делали куда надежнее, чем сейчас.
Эту ночь я почти не спала, ожидая негромкого стука в дверь и гадая, что же мне делать, если Семен выполнит свое обещание и вправду придет. Поддаться основному инстинкту и ответить на мужской призыв? Но потом я однозначно начну себя презирать, поскольку предам всё, во что верила всю свою жизнь.
Поняв, что никогда не смогу принести незнакомой мне женщине такую же боль, какую нанес мне Георгий, я крепко заперла дверь и сказала себе, что ничего подобного в своей жизни никогда не допущу.
Но Семен не появился, и мне стало не по себе. Не в силах выбрать между желаниями сердца и моральными принципами, я несколько дней провела в полном раздрае. Постоянно напоминала себе, что я взрослая здравомыслящая женщина, что мне вполне достаточно перенесенных мной в жизни приключений, но всё равно тайком от самой себя ждала человека, казалось, предназначенного мне самой судьбой.
Настойчиво убеждала себя, что это просто блажь, вызванная одиночеством, что это скоро пройдет, что моя к нему тяга вызвана экстремальными обстоятельствами моей жизни, но ничто не помогало.
Мне так хотелось снова почувствовать его крепкие руки, что я сдалась и решила: если он появится, не противиться и проверить, так ли сладки его поцелуи, как мне почудилось, или это со мной сыграло дурную шутку мое буйное воображение.
Семена не было целую неделю, и, когда он появился посредине ясного дня, совершенно не скрываясь, будто не делал ничего предосудительного, и сразу прошел ко мне в дом, я растерялась. Видимо, моя растерянность была так заметна, что он, молча заглянув в мои глаза, обнял и стал жарко целовать, с силой прижимая меня к себе. Все мои чувства пришли в движение. Мне хотелось всё забыть и полностью раствориться в нем. А там будь что будет…
И тут память услужливо преподнесла мне лицо той милашки, что отняла у меня весь смысл моей жизни. Осознание того, что я оказалась на одной с ней доске, заставила меня опомниться и замереть. Я не отодвигалась, но мне сделалось стыдно. И, снова всё поняв, Семен отстранился первым.
— Ох ты, высоконравственная ты моя… А что было бы, если бы я не был женат?
Я ответила тоскливой русской поговоркой:
— Если бы да кабы, то во рту росли грибы…
Он хмуро протянул:
— Понятно. Но признайся хоть, что чувствуешь то же, что и я.
Я не удержалась от мелкой провокации:
— Я не знаю, что ты чувствуешь.
Семен невесело засмеялся и притиснул меня еще сильнее, чем прежде. Не почувствовать его возбуждение было не возможно. Я печально спросила:
— И это всё?
Проведя по моей голове тяжелой рукой, он с горьким вздохом признался:
