Отмель - Крейг Холли

Она отпивает вина.

– С удовольствием.

Я смотрю ей в глаза и пытаюсь понять, что она хочет мне сказать.

– Можем пойти завтра… – Ариэлла осекается, когда мужчины возвращаются к столу, похлопывая друг друга по плечу, как старые друзья, которые давно не виделись и только что заключили выгодную сделку. Настроение тотчас меняется, точь-в-точь как погода за окном. Воздух становится более холодным и плотным, трудно дышать. Ариэлла вновь принимает сдержанную позу. А я поглядываю на часы на запястье, словно хочу, чтобы стрелки ускорили ход и я поскорее вернулась домой к детям. И продолжаю искать глазами записку. Под своей тарелкой, за солонкой, под миской ризотто, которую мне передали официанты. Но послания нигде нет.

– Ариэлла рассказала, что несколько недель назад кто-то пытался проникнуть в ваш дом, – обращаюсь я к Матео. Мы ведь обсуждали эту тему в присутствии охранника, стало быть, беспокоиться не о чем. Матео наливает себе вина и стреляет глазами в Ариэллу. Напрасно я полезла. И кто меня за язык дергал? А вдруг я только что переступила запретную черту?

– Да.

– Какой кошмар. – Я торопливо поворачиваюсь к Чарльзу: – Но теперь за безопасность отвечаешь ты?

– Именно. – Он чокается бокалом с Матео. – Мы как следует о вас позаботимся. Кстати, как звали моего предшественника, Мэтти? Ты не говорил, что это была за компания.

Мэтти? Теперь муж зовет его Мэтти? Я едва сдерживаю смешок.

– Забудь. Незачем тебе знать. – Матео жует булочку, отрывает зубами очередной кусок и улыбается стоящему у стены охраннику. – Сукин сын исчез. Испарился. Бум – и нету.

Похоже, Матео намекает, что начальник его охраны мертв. Меня очень беспокоит, что он говорит об этом с улыбкой. Я хочу отсюда уйти. Мне нужен Джек. Только он способен меня успокоить. Чарльз смеется, как ботаник над шуткой заводилы класса, – детский, трусливый смех. Охранник самодовольно ухмыляется своему шефу, Ариэлла смотрит в тарелку. Я с трудом сдерживаю желание спросить, что значит «бум». Его что, взорвали? Готова поспорить, Чарльз жалеет, что подписал контракт с этим человеком.

Приносят третье блюдо, за ним – десерт, а записки все нет. За столом обсуждают Сидней, деньги, бизнес, роскошные яхты и коллекционные часы. Но записки нет. Ариэлла передает вино, просит принести еще одну бутылку. Матео целует ее в обнаженную шею. Я слушаю общий разговор и сама обсуждаю с Ариэллой йогу, рецепты, детей и моду. Она смеется. Кажется, оттаяла. Мужчины травят анекдоты и закуривают сигары. Десерт представляет собой жидковатый, не слишком аппетитный заварной крем. Ариэлла кормит им Матео с ложечки. И когда хозяин дома провожает нас, приобняв жену за талию, и дверь за нами закрывается, а ворота захлопываются, оставляя соседку взаперти, я оборачиваюсь через плечо и хмурюсь. Ариэлла чертовски хорошо играет свою роль. Настолько, что мне начинает казаться, будто и не было никакой записки и я сама ее выдумала.

Три месяца назад

Сколько в мире людей, несчастливых в браке? Уверена, немало. Сколько таких пар, которые, стоя у алтаря, говорят друг другу «да», а сами уже сомневаются в принятом решении, охваченные парализующим страхом застрять с этим человеком на ближайшие шестьдесят лет? Сколько тех, кто женится лишь потому, что так делают их друзья? Сколькие хотят уйти, но остаются?

Мы с Чарльзом не были счастливы и до того, как он начал работать на Матео. Он никогда не приходит домой раньше десяти вечера, а теперь, подружившись с этим типом, все чаще возвращается к четырем утра. Привычка питаться порознь служит хорошим оправданием нам обоим. Мы научились искусно скрывать, что презираем друг друга.

Случись ему вернуться домой раньше, Чарльз обычно ужинает за рабочим столом, заляпывая планшет соусом для спагетти, а я в это время укладываю детей спать, читаю им сказки, спрашиваю, как прошел их день.

Иными словами, выполняю родительский долг, пока муж ведет жизнь отшельника в доме, который нам приходится делить.

Приняв душ, я смотрю телевизор в другой комнате, а Чарльз говорит, что устал и нуждается в отдыхе. Ведь у него был такой тяжелый день. И вообще, утверждает он, управлять компанией – дело нелегкое. Но мне-то, конечно, не понять. Никогда не понять, что значит стоять во главе крупной фирмы.

У нас большая двуспальная кровать, но и она слишком мала для нас двоих. Я кладу между нами подушки, чтобы мы не касались кожи друг друга, и ложусь в постель, только если уверена, что муж заснул. Самый очевидный признак – это его храп, точнее, то, как именно Чарльз храпит. Когда притворяешься, что спишь, поддерживать сухость дыхания просто невозможно: рано или поздно не выдержишь и сглотнешь. Я знаю, потому что пробовала сама. Но даже едва заметное глотательное движение подтверждает, что муж еще не спит. Тогда я беру расческу, тапочки и книжку, лежащую на прикроватном столике, и покидаю спальню.

Иначе мы не можем. Не можем лечь рядом, пока другой не спит.

Хотя пару раз такое бывало. Мы в постели, между нами подушки, оба неуклюже покашливаем, сопим, смотрим в потолок и пытаемся задремать, зная, что другой лежит рядом и все слышит. А сон – это ведь дело очень личное.

Так мы живем с тех пор, как родился Купер. Не касаясь друг друга, не желая спокойной ночи, не глядя в глаза. С тех пор, как я родила сына, с которым Чарльзу приходится соперничать. С отцом и братом мужа что-то случилось, и хотя мне хочется выяснить детали, в глубине души я жутко боюсь узнать правду.

Пусть лучше муж приходит поздно. К десяти вечера я обычно успеваю поужинать с детьми, искупать их, самой принять ванну, посмотреть телевизор и лечь спать, не опасаясь необходимости разговаривать с Чарльзом. В постели меня ждут подушки, защитный барьер, мой личный «железный занавес».

Вы наверняка хотите спросить, почему я не сплю в другой комнате. Но так нельзя. Представьте, что будет, если это увидят дети. Представьте, что будет, если они расскажут друзьям. Нет, как только родители расходятся по разным комнатам, с браком можно попрощаться. А я к этому не готова. Пока. Сначала надо привести жизнь в порядок.

Когда выходишь замуж, поначалу избранник кажется тебе практически идеальным. Но Чарльз уже не тот человек, кто вечно оставляет за собой грязные, покрытые разводами чашки, которые чистит и моет Джорджия. Не тот, кто демонстрирует всему миру свою очаровательную натуру, а со мной ведет себя как ворчливый зануда. Он тот, кого виски возбуждает больше, чем моя нагота. Тот, кому гораздо интереснее обсуждать политику, чем заниматься воспитанием родных детей. Тот, кто ведет боевые действия и, как я подозреваю, трахает шлюх, после чего возвращается домой в четыре утра. Тот, при виде кого моя мама скривила бы уголок рта, тем самым выразив свое полнейшее презрение. Да. Он такой.

И сейчас, когда Чарльз влетает в нашу спальню в десять минут одиннадцатого, распахивая дверь с такой силой, что она с грохотом ударяется о стену и сдирает с нее краску, я резко подскакиваю на кровати и вижу, что передо мной стоит именно такой человек.

Я даже не успеваю как следует протереть глаза и сонливо потянуться. Чарльз стоит у двери, покачиваясь и тыча пальцем в мою сторону. Голос его напряжен, полон злобы.

Ты нагрубила Матео за ужином.

Я опираюсь на локоть и непонимающе смотрю на мужа:

– Когда это?

– Не лезь в его дела. Поняла?

– Понятия не имею, о чем ты.

Чарльз запрыгивает на кровать и карабкается по матрасу, пока его лицо не оказывается в паре сантиметров от моего. От него воняет виски, сигаретами и острым парфюмом, который кажется мне чужим. Его палец утыкается мне в ключицу.

– Матео – мой новый клиент, и ты должна относиться к нему с уважением, пока находишься в его доме. Слышишь меня? Ни слова о взломах. Ни слова о работе. Твоя задача – играть роль воспитанной жены. И всё. Усвоила?

Я киваю. Мне хочется пырнуть его ножом. Будь у меня под рукой нож, наверное, так и сделала бы. Вот как я ненавижу моего мужа.