Профессор по вызову (СИ) - Беренготт Лючия фон
Это всё равно что у доктора в кабинете! — пыталась успокоить зачинающуюся в груди панику. Он ведь профессионал, он таких, как ты, каждую ночь по две, а то и по три видит!
Осторожно, по одному, я приоткрыла глаза… и чуть не вскрикнула — нет, это не всё равно что «у доктора в кабинете»! Доктор не смотрит на вас так, будто сожрать готов, не сжимает одной рукой кромку дивана, а второй — собственный член, рвущийся из-под боксеров!
— Уберите руку! — вырвалось у меня. Как-то интуитивно я вдруг поняла, что он близок к тому, чтобы всё это закончилось — уж слишком тяжело вздымалась его грудь и слишком расширены были зрачки, нацеленные на мой белоснежный лифчик.
Поморгав, профессор медленно снял левую рука с дивана, укладывая ее на живот.
— Не эту! — люто краснея, поправила я, кивком указывая на его пах.
Вторая рука неохотно разжалась, отпустила бордовый холм, и Максим Георгиевич наконец выдохнул, с трудом успокаивая дыхание.
— По-моему… нам… не мешало бы выпить, — произнес он почти ровным голосом. — Мне, во всяком случае.
Я оцепенело кивнула, соглашаясь с ним.
Встав и подтянув расстегнутые штаны, чтоб не свалились, он прошел деревянным шагом к двери и склонился над маленьким холодильником для напитков.
— Чёрт, одно пиво… — пробормотал, изучая его содержимое. — Я не пью ваше грёбанное пиво…
Немного придя в себя без его жаркого взгляда на мне, я крякнула, привлекая к себе внимание.
— Вообще-то… есть еще кое-что…
Закрывая грудь руками, слезла с кровати, бочком-бочком обошла его и скрылась в ванной комнате, куда утащила ранее свою дорожную сумку.
Нет, я не алкоголик. Но от мысли, что я сейчас заглушу свою нервозность доброй порцией мартини, который успела прикупить в Дьюти-фри, у меня буквально затряслись руки.
Вот она голубушка! — с ликованием в душе я вытащила на свет высокую, темную бутылку с белой наклейкой.
— Стаканы есть? — наблюдая за мной от двери, по-алкоголически быстро спросил Максим Георгиевич. И сам, не дожидаясь моего ответа, шагнул в глубь комнаты, к маленьком столику, сервированному для кофе — откуда вернулся через секунду с двумя простыми, стеклянными стаканчиками, какие можно найти в любой уважающей себя гостинице.
Мгновенно откупорив бутылку — благо, штопор не понадобился — наполнил оба стакана до середины и протянул один из них мне.
— «Тыканье» от студентов я не приветствую, Птичкина, поэтому без бруденшафта. За твое здоровье! — без лишних слов, легко чокнувшись со мной, он поднял стакан и опрокинул его в себя одним большим глотком.
Завороженно следя за его прыгающим кадыком, я тоже поднесла к губам стакан.
— С Валентином… — пробормотала еле слышно, поздравляя больше себе, чем его.
Да уж… Такого Праздника Всех Влюбленных у меня еще не было. Даже и не знаю, благодарить за это Леську или ругать. Зависит от того, чем кончится этот безусловно томный вечер…
Допив, я поставила стакан на полочку над раковиной, повернулась и попыталась просочиться мимо профессора, стоящего в проеме ванной. На какую-то секунду мы застряли и мой почти голый торс оказался прижатым к косяку его высоким, поджарым телом.
Втянув живот, я замерла, словно мышь перед хищником, готовым ее сожрать.
Он же сузил глаза, не глядя отставил свой стакан куда-то на раковину и упер обе руки в стену чуть выше моей головы. И начал медленно приближать своё лицо ко мне, уставившись на мои губы, как на долгожданный и заслуженный приз.
— В-ваша очередь! — пролепетала я, вся подбираясь и понимая, что если сейчас не остановлю его, то мы пройдем точку невозврата, и из Турции я уеду уже без девственности.
Максим Георгиевич замер на полпути и нахмурился, явно не понимая, о чем я.
— Что?
Я еще больше вжалась в косяк двери, но на попятную не пошла.
— Ваша очередь ч-читать мне лекцию, а мне вас… отвлекать! Вот!
И всё-таки икнула от страха.
Глава 7
Первой реакцией на предложение этой нахалки было удивление. Она что, уже пьяная? С пары глотков мартини? Или, как и он, успела принять до его прихода? Вроде бутылку только что откупорили…
В любом случае, было понятно, что девчонка считает, что вправе ставить ему какие-то условия, требовать смены ролей, продолжения каких-то игрищ и прочей ерунды. Багинский нахмурился.
— Я не нанимался тебе лекции читать, Птичкина… — начал было он.
Поиграли и хватит — хотел добавить раздраженно. Ложись на кровать и раздвигай ноги. Можешь заодно рот раскрыть — я сам решу, куда тебе вставить…
Но он не успел произнести и слова. Поднырнув под его локоть, девушка шмыгнула к дивану, потом обратно к кровати — словно не могла решить, где ей продолжать трепать ему нервы…
— Идите туда! К окну! — приказала вдруг ему, обернувшись. — Там место будто у доски. А я буду тут, вас слушать.
И схватила стул, разворачивая его сиденьем к окну, явно собираясь сесть на него — обычным образом, а не седлая, как делала раньше по его приказу. Не двигаясь, Максим следил за ней, чуть приоткрыв рот. Нет, она точно пьяная…
И снова захотелось потребовать, чтобы она перестала валять дурак и тратить его время. И так уже настолько возбужден, что придется сначала кончить ей хоть куда-нибудь и уже потом заняться этой вертихвосткой всерьез.
И снова он не успел и звука произнести, онемело наблюдая за тем, как усевшись на стул и протянув руку себе за спину, Птичкина нащупала застежку от собственного лифчика и медленно, явно красуясь перед ним, расстегнула его, оставляя лифчик висеть исключительно на лямках и, собственно, полушариях груди. Ее красивой, пышной, гордо стоящей груди крепкого третьего размера.
Почти не глядя, Максим Георгиевич подобрал один из отставленных на раковину стаканов, вновь наполнил его и отхлебнул два или три раза — раз она пьяная, значит и ему ничего не мешает… не заметит.
Всё так же безотрывно глядя ей в спину, поправил слишком растянувшуюся ширинку — чтобы не так больно врезалась в плоть — и пошел туда, куда она показывала. Он должен видеть эти почти голые сиськи спереди. Даже если ради этого ему придется, стоя с дурацким видом у окна, читать какую-то лекцию…
Но как только он выиграет — о, он умеет абстрагироваться от постоянно соблазняющих его студенток, иначе бы давно уволился к черту! — как только он выиграет… сорвет с нее этот чертов болтающийся лифчик собственными руками!
Багинский чуть не застонал, представляя, что он сделает с этими божественными сиськами потом… как будет мять их обеими ладонями, восторгаясь напряженными, колкими сосками, царапающими ладонь и застревающими промеж пальцев…
Он еле остановил свою руку, уже тянущуюся вниз, к боксерам.
Стоп. Немедленно остынь, похотливый ты кобель!
Надо настроиться на серьезный лад, иначе придется стаскивать с себя рубаху, а не с нее лифчик. Не то, чтобы он был против раздеться прямо сейчас, но, во-первых, любоваться стриптизом интереснее, чем показывать его, а во-вторых, надо приберечь рубаху на следующий раунд — когда они будут играть уже на ее юбку. Или трусики. Или чулки…
Едрить твою за ноги — в штанах уже колом стоит от всех этих фантазий! И как тут лекцию читать? Он даже темы возможные забыл! Вся голова в сиськах и письках…
— Я жду, — повторив его прежний тон, иронично напомнила о себе Птичкина, сидя на стуле со сложенными на коленях руками, словно прилежная, маленькая ученица. Чуть поежилась от холода, уронив с плеча одну из бретелек, и поерзала почти голой попой по стулу, устраиваясь поудобнее.
Багинский чуть не взвыл, представляя себе эту ёрзающую попу у себя на коленях, а потом и всю Птичкину, посаженную задом к нему прямо на член — без трусов, лифчика, но обязательно в чулках, как настоящую шлюху, коей она, собственно, и являлась.
— Добрый вечер! — рявкнул так зло, что сидящая перед ним полуголая студентка ойкнула и подпрыгнула от неожиданности. И потеряла еще одну бретельку от лифчика. Теперь он держался исключительно на объеме ее сисек.
