Никому о нас не говори (СИ) - Черничная Алёна

Или парень в очках, что идёт мне навстречу, смотря в телефон. Почему он так улыбается экрану? Может, Полина что-то скинула обо мне ещё и в анонимный чат по типу «Подслушано в академии»?

Я присматриваюсь и прислушиваюсь ко всему, что окружает меня, пока плетусь по коридору к нужной аудитории. Всё жду, когда откуда-нибудь из-за угла появится Петрова со своей свитой, и все уже в открытую начнут тыкать в меня пальцем.

В таком стрессе я дохожу до аудитории, где должна проходить первая пара. И там опять у закрытых дверей толпятся мои одногруппники. Нервы вот-вот зазвенят от напряжения, когда приближаюсь к группе и ловлю на себе косые взгляды нескольких девчонок. Я бросаю им краткий приветственный кивок, а они сразу принимаются шушукаться. Ясно. Можно и к гадалке не ходить, по какой причине. Мои ладони неосознанно сильнее сжимают лямку рюкзака. Но я с каменным лицом прохожу мимо них.

А может, у меня просто повышенная мнительность, и девчонки смотрели на мою фланелевую рубашку в клетку и потёртые джинсы. Просто им понравился мой «модный» прикид. И дело вовсе не в Петровой и её грязных сплетнях.

Осторожно озираюсь по сторонам, ища в толпе студентов что-то яркое и блестящее по имени Полина. Правда, взгляду не за что зацепиться. Похоже, Петровой здесь нет. Как и Жени.

Но облегчённо выдыхать ещё боюсь. Возможно, они, как всегда, опаздывают…

— Аня! — слышу голос Сони, а потом вижу за спинами своих одногруппников машущую мне руку. — Я здесь! — зовёт Трофимова.

Протиснувшись вперёд, нахожу её сидящей на подоконнике.

— Ты пришла! — радостная Соня как ни в чём не бывало сгребает меня в свои объятия и оставляет приветственный поцелуй на щеке. — Как себя чувствуешь?

— Уже лучше, — отвечаю подруге, когда та выпускает меня из рук, и тоже присаживаюсь на подоконник рядом.

На какие-то мгновения между нами возникает ощутимая, неловкая пауза. Ещё бы ей не быть, после того казуса с адресом.

— А-а-а-нь, — Соня нарушает молчание первой, потупив взгляд. — Мир? — И неожиданно протягивает мне плитку молочного шоколада с мармеладом. Моего любимого, кстати.

И пускай я всё ещё где-то внутри себя немного злюсь на Соньку, но этот жест с шоколадкой…

— Мы не ругались, — улыбаюсь уголками губ и забираю плитку шоколада из рук подруги.

— Мне стыдно, правда, — она наконец поднимает на меня глаза. Виноватые-превиноватые.

— Мир, — дружелюбно вздыхаю я, но на всякий случай в предупредительном жесте поднимаю указательный палец. — Только больше ни на какие квесты ни в какие клубы я не поеду. Даже не уговаривай.

— Но в следующий раз мы можем сразу поехать вместе.

— Сонь, — строго зыркаю на неё, нахмурившись.

— Молчу! — Она тут же зажимает себе рот ладонью и действительно молчит. Но всего пару секунд.

А потом Соня возвращается в своё обычное амплуа болтушки:

— А ты вчера ушла с пар из-за Петровой?

Из моих лёгких вырывается тяжёлый выдох. Значит, курва всё же успела ляпнуть об этом своим гадким языком.

Скрывать это от Сони не имеет смысла. Я рассказываю ей о вчерашнем инциденте, и даже во рту сушит от воспоминаний. Правда, опуская некоторые подробности. Например, как я рассматривала татуировки Горина. Я вообще не упоминаю имён и лиц из мужской раздевалки. Лишь обобщаю, что туда ввалились парни, потом преподаватель, и я позорно сбежала.

— Вот сучка драная, — зло шипит Соня. — Ты почему мне ничего не рассказала сразу? Я бы ей ещё вчера по кукольной роже заехала. И вообще, чего ты сама ей в волосы не вцепилась?!

— Ну, во-первых, это не тебя вчера припёрли совершенно голую к стенке. А во-вторых, дракой проблемы не решаются. Ударю я её, она меня в ответ. Что изменится? — пожимаю плечами. — Петрова поумнеет?

— Да ей давно пора тумаков отвесить.

— Если не реагировать на провокации, то провокатор рано или поздно потеряет к этому интерес сам, — уверенно заявляю я. — Это же простая психология.

Правда, на всякий случай ещё раз настороженно кошусь на своих одногруппников. Ищу взглядом какие-нибудь яркие пятна, что могут ознаменовать появление здесь Петровой и Красно. Но от поисков меня отвлекает дребезжание стёкол. И такое сильное, что эта вибрация проходит по самому подоконнику и по моей пятой точке.

Я и Соня удивлённо переглядываемся, а потом одновременно направляем всё внимание в окно.

Со второго этажа открывается отличный обзор на парковку у стен академии, на которой красуются две припаркованных иномарки. Обе чёрные, огромные, отполированные так, что от бликов хочется сощуриться. А из недр одной из них слышится сумасшедший грохот музыки.

— Понторезы, — цокает Соня.

— А кто это? — интересуюсь я, но ответ появляется перед моими глазами сразу же.

Из машины, в которой грохочут басы, вываливаются трое парней. Мне тут же хочется отпрянуть от окна, и поскорее. В одном из них я узнаю того худощавого брюнета, что размахивал вчера передо мной своим членом. Фу. Благо сейчас он не расхаживает по улице в чём мать родила. Хоть бы с ним вообще никогда не пересекаться. Надеюсь, этот урод не обладает фотографической памятью на лица. Ещё от него мне не хватало усмешек, летящих в спину.

А вот из второй машины выходит Горин. И желание отодвинуться поскорее от окна сменяется таким тянущим ощущением в груди.

Я не могу удержаться от того, чтобы не уставиться на Тимура через звенящие стёкла.

Одетый снова во всё чёрное: худи, джинсы, кожаную куртку, — он чуть ли не сливается со своим внедорожником. Его спасают лишь жутко белоснежные кроссовки.

— Так это Горин и компания, — усмехается Соня.

— Понятно… — отстранённо произношу я, нервно поёрзав на вибрирующем от басов подоконнике.

— Эх, мне бы такую машину. Не хочу ездить на маршрутках, — вдруг тоскливо тянет Соня.

— Нужны родители бизнесмены, — по-прежнему безучастно отвечаю я, потому что мой взгляд всё больше приковывается к Горину.

Смотрю, как он подходит к своим пацанам и обменивается с каждым крепким рукопожатием.

— Или удачно выйти замуж, — продолжает мечтать Трофимова. — И вообще, мне кажется…

Сонькин щебет затихает в моей голове. Чем дольше я слежу за Гориным, тем сильнее отстраняюсь вообще от всех звуков: шума в коридоре, хлопков дверей, чьего-то гогота.

Я концентрируюсь лишь на одном. Сама не понимаю зачем, но я ловлю взглядом каждое движение Тимура. Словно отключившись от мира, наблюдаю за тем, как он вальяжно усаживается на капот своей модной тачки и достаёт из кармана куртки телефон. Его друзья ведут какую-то оживлённую беседу рядом, а Тимур просто утыкается носом в экран мобильного. Он почти никак не реагирует на своих друзей, лишь изредка кому-то из них отвечает, не отвлекаясь от телефона. Из окна второго этажа мне не видно, что рассматривает на экране Горин, но всё, чего я бы хотела, — лишь бы только не уведомления о лайках.

И, возможно, я слишком громко об этом думаю…

Тимур, сощурившись, вдруг поднимает лицо к солнечным лучам. Ладонью он обхватывает свою шею. Сжимает пальцами, ведёт их вверх по бритому затылку и снова опускает к шее, массируя её. А через секунду он распахивает глаза. Его взгляд останавливается чётко на уровне окна, где на подоконнике восседаем Соня и я, которая всё это время бесстыже пялилась на Горина.

И он замечает это. Медленно убирает руку с шеи и ловит мой взгляд. Несколько секунд мы смотрим друг на друга через окно второго этажа, а потом губ Тимура касается усмешка. Едкая и глумливая.

Мгновенно по моим щекам расплывается жар, ладони становятся влажными.

Тряхнув волосами, я сразу же отворачиваюсь. Смотрю теперь на Соню, которая что-то тараторит, а я вообще не улавливаю что. У меня в груди бешено барабанит сердце. Я слышу только его стук, несинхронно попадающий под движение губ подруги. А мои пальцы готовы переломать плитку шоколада, которую я всё ещё держу в руках.

Боже. Теперь Горин точно может подумать, что я его сталкер: раздевалка, лайк, рассматривание его в окне.