Подонок. Я тебе объявляю войну! (СИ) - Шолохова Елена

13. Женя

Глупо, конечно, уповать на Дэна. Даже если он каким-то чудом примчится сюда в скором времени, что маловероятно, то сквозь ограду все равно не проникнет. Да и как он узнает, куда надо проникать.

Черт! Как же страшно…

— Надеюсь, ты быстро бегаешь, — с кривой улыбкой произносит Стас.

— Я вообще бегать не собираюсь, — заявляю ему, изо всех сил стараясь казаться спокойной.

— Тебе же хуже.

Хочу сказать ему: «Еще посмотрим, кому будет хуже…», но слова застревают в горле, как и безмолвный крик ужаса.

За их спинами я вижу третьего парня. Приближаясь, он ведет на коротком поводке алабая. Парень довольно высокий и крепкий, но алабай ему чуть ли не по пояс.

Сейчас пес не мечется в ярости и не рвется меня растерзать, а просто тяжело ступает рядом с хозяином, но у меня внутри всё стынет от одного его вида.

Стас, заметив, как перекосило мое лицо, довольно ухмыляется.

— Джина… — треплет он холку алабая. — Хорошая девочка. Хочешь порезвиться?

Собака тут же, словно по команде, начинает утробно рычать, недобро глядя на меня. Парень, что ее держит, натягивает поводок ближе к себе.

— Тихо, тихо. Джина, сидеть.

— Не торопись, подруга, — подмигивает собаке чертов Стас. — Подожди немного. Милош, ты отойди с ней пока в сторонку, а то она что-то занервничала.

Алабай тут же снова издает глухой рык, а затем начинает отрывисто лаять.

Я столбенею. И не верю в происходящее. Не собираются же они спустить на меня собаку! Она же попросту загрызет меня. Нет, это немыслимо. Они же люди. Они не могут так…

Не может этого быть, не может быть, повторяю я, но меня всю колотит.

А мерзавец между тем переводит взгляд с собаки на меня и улыбается.

— Ну что, зверушка, беги. Охота началась. У тебя есть честная фора — пять минут. Успеешь добежать до конца участка, найти там калитку и выскочить на улицу — спасешься… в этот раз. А нет — ну, извиняй.

Он разводит руками.

— Я не побегу, — онемевшими губами произношу я.

— Тогда Джина тебя съест, — весело отвечает этот псих.

Я бросаю взгляд, полный надежды и отчаяния, на двух других парней — не могут же и эти быть сумасшедшими? Но они смотрят на меня с таким же безумным азартом и предвкушением.

Господи, кто вы? Что у вас в головах?

— Я не побегу, — повторяю я и пячусь. Меня уже лихорадит так, что зубы клацают, и ноги от страха отнимаются.

И все-таки я всматриваюсь в конец поля, прикидывая, успею ли добежать за пять минут. Должна успеть… вроде… или нет? От страха я плохо соображаю и не могу понять, какое тут расстояние.

— Твой выбор, — равнодушно пожимает плечами Стас. Сдвигает рукав, оголяя запястье, и смотрит на часы. — Время пошло.

— Вы не посмеете! Я отправила другу свои координаты! Он знает, где я. И если со мной что-то случится…

— Четыре минуты и семь секунд, шесть, пять…

— Ты — больной ублюдок! — выкрикиваю я. Нервы не выдерживают, и я срываюсь с места.

— Беги, Форест! — кричат мне сволочи вслед.

И я несусь со всех сил, жадно глотая воздух ртом. Отчаянно рвусь вперед, но ноги, как назло, вдруг становятся деревянными, непослушными и еле передвигаются, увязая в рыхлой земле. Ещё и эти дурацкие кочки и рытвины…

Сколько уже прошло? Минута? Две? Три? А сколько я пробежала? Хочется оглянуться, но нельзя терять время.

«Давай же! Ты сможешь! Уже близко», — подгоняю я себя. Кровь тяжело и гулко стучит в ушах, в глазах темнеет.

И вдруг я неудачно попадаю в очередную ямку, и нога подворачивается. А в следующую секунду я падаю. Мягко приземляюсь на четвереньки. Тут же в ужасе вскакиваю, готовая бежать дальше, но все-таки непроизвольно оглядываюсь. Рванув по инерции вперед, я почти сразу останавливаюсь и снова в недоумении оборачиваюсь назад.

За мной следом по полю бежит вовсе не алабай, а белый щенок. Еще довольно маленький и неуклюжий. Этакий крохотный пушистый комок. Откуда он взялся?

Эти же психи, однокласснички новые со Стасом во главе, стоят, где стояли, и покатываются со смеху. Все четверо. А алабая с ними уже нет.

Помешкав, я отряхиваю ладони и колени от земли и медленно иду обратно. По пути подбираю щенка на руки. Он ерзает, радостно сучит хвостиком, лижет мне щеку. А я плачу. Реву в три ручья. Наверное, это меня так отпускает страх.

Нет, ну какие сволочи! Уроды! Я же поверила, я чуть не умерла от ужаса. Подбираю слезы рукавом, заставляя себя замолкнуть. Не хочу, чтобы они видели мою истерику. И почти успокаиваюсь, когда подхожу к ним.

Эти придурки все еще ржут как боевые кони. Один из них снимает меня на телефон и аж икает от смеха.

— Эпичный забег, — комментирует он.

Я смотрю на Стаса с ненавистью. Не сомневаюсь, что это его затея: напугать, унизить, обсмеять. Но он больше не обращает никакого внимания на меня и мои гневные взгляды.

Просмеявшись, они разговаривают между собой как ни в чем не бывало. Тот, который Милош, тянет ко мне руки, желая забрать щенка. Я молча его игнорирую, прижимая теплый комочек к себе.

— Отдай, — вдруг подает голос Стас, который, вроде как, на меня вообще не смотрел. — А то Джина тебя реально съест.

Они снова начинают смеяться. У меня вертятся на языке с десяток крепких слов, которыми хочется их обложить, но я сдерживаюсь. Во-первых, я чувствую сейчас такую нечеловеческую усталость, что меня аж качает как былинку на ветру. А, во-вторых, я все еще их опасаюсь и не знаю, на что они способны.

Молча отдаю щенка и иду следом за всеми. Когда проходим к воротам, алабай опять начинает бесноваться в своей клетке. И я вспоминаю пережитый ужас.

«Когда-нибудь ты за это обязательно ответишь», — обещаю я, глядя в спину Стаса.

14. Женя

Когда мы выходим за ворота, я осознаю, что без понятия, где нахожусь и как отсюда выбираться. О том, что эти сволочи вернут меня туда, откуда забрали, я даже не мечтаю. Но хотя бы узнать, что это за место.

И тут я вспоминаю про сотовый. Вовремя! Сейчас бы псих уехал с ним, и не знаю, что бы я тогда делала.

— Телефон мой отдай, — говорю ему.

Стас оборачивается. В первый момент не понимает меня, потом, видимо, тоже вспоминает, что забрал мой сотовый. Однако отдавать мне его не спешит.

— Ты просишь у меня телефон, но делаешь это без уважения, — стебётся он, и его дружки оглашают пустынную улицу новым взрывом хохота.

Я дожидаюсь, когда они утихнут, и повторяю:

— Отдай. Мой. Телефон.

— Не, — качает он головой. — Проси как следует.

Очень хочется послать его как следует, но я беру себя в руки. Послать я еще успею, а сейчас надо отсюда как-то выгребать. Превозмогая собственную злость, выдавливаю из себя:

— Отдай, пожалуйста, мой телефон.

— Как-то тоже не очень, да? — обращается к дружкам Стас. — Вяло. Натужно. Неискренне.

Смотрю на него как на идиота.

— Ага, — поддакивают ему остальные.

— Может, мне еще на колени тут встать и слезу пустить?

— Именно.

Стиснув зубы, я с шумом выдыхаю. Ненавижу…

Его же всё это явно забавляет. Он ещё и понукает с глумливой улыбочкой:

— Ну! Давай!

Дернул же меня черт ляпнуть про эти колени! Ну, не ждет ведь он этого в самом деле… Или ждет? Да пошел он!

— Ты вообще нормальный?

И тут вдруг один из парней, невысокий, коренастый, с коротким ежиком иссиня-черных волос, обращается к нему:

— Стас, слушай… может, ты поговоришь с Соней? Что-то она уж слишком жестит с Полинкой. Нафига она заставляла ее жвачку на лоб себе лепить? Это просто уже треш какой-то… Совсем берегов не видит, и вообще в последнее время она как с ума сошла…

Лицо Стаса на глазах меняется. Каменеет. В темных глазах вспыхивает угроза.

— По ходу, это ты, Рус, берегов не видишь, — произносит негромко, но с такой ледяной яростью, что этот Рус сразу идет на попятную.

— Ну ладно, извини. Я ничего такого не имел в виду… просто не так выразился… не подумал…