Кристин Ханна - Светлячок надежды
Почувствовав, что кто-то тронул его за плечо, он недовольно поморщился.
Рядом с ним стояла Марджи, его теща. Она была полностью одета – джинсы, теннисные туфли и черная водолазка. Она через силу улыбалась.
Подошел Бад и встал рядом с женой. Он выглядел на десять лет старше Марджи. За последний год тесть стал еще молчаливее, хотя и раньше его нельзя было назвать разговорчивым. Бад стал прощаться с Кейти задолго до того, как остальные признали неизбежное, и теперь, когда она ушла, казалось, совсем лишился голоса. Как и на жене, на нем была повседневная одежда – джинсы на ремне с большой металлической пряжкой, которые подчеркивали выпирающий живот, клетчатая рубашка. Волосы у него заметно поредели, но их количество компенсировали кустистые брови.
Все молча прошли на кухню, где Джонни налил тестю и теще по чашке кофе.
– Кофе. Слава богу! – хрипло произнес Бад и обхватил чашку своими узловатыми пальцами.
– Через час Шон должен быть в аэропорту. Мы отвезем его, а потом можем вернуться и помочь, – сказала Марджи. – Останемся с тобой столько, сколько потребуется.
Джонни захлестнула волна нежности. Марджи понимала его лучше, чем его собственная мать, но теперь он должен справляться сам.
Аэропорт. Вот он, выход.
Сегодня не просто еще один день, и Джонни не мог делать вид, что все идет своим чередом. Он не в состоянии покормить детей, отвезти их в школу и отправиться на работу на телестанцию, продюсируя убогие развлекательные программы или передачи, которые не могут изменить ничью жизнь.
– К черту, мы уедем отсюда, – решительно сказал он.
– Да? – удивилась Марджори. – Куда же?
Он ответил первое, что пришло в голову:
– На Кауаи [4].
Кейти любила Гавайи, и они давно собирались поехать туда с детьми.
Марджи пристально посмотрела на него сквозь свои очки.
– Бегство ничего не изменит, – произнес Бад.
– Знаю. Но здесь я просто погибну. На что ни посмотришь…
– Я понимаю тебя, – проговорил тесть.
– Чем мы можем тебе помочь? – Марджи коснулась его руки.
Теперь, когда у Джонни созрел план – пусть несовершенный и зыбкий, – ему стало легче.
– Я займусь бронированием билетов. Не говорите детям. Пусть поспят.
– Когда вы уезжаете?
– Надеюсь, сегодня.
– Тебе надо позвонить Талли и предупредить ее. Она собиралась вернуться сюда в одиннадцать.
Джонни автоматически кивнул, но в данный момент Талли занимала его меньше всего.
– Ладно. – Марджи хлопнула в ладоши. – Я пока освобожу холодильник и переставлю все кастрюльки в морозильник в гараже.
– А я отменю доставку молока и позвоню в полицию, – сказал Бад. – Пусть приглядят за домом.
Джонни об этом даже не подумал. Подготовкой к путешествию всегда занималась Кейт.
– Иди, займись бронированием. – Марджи похлопала его по руке. – Мы тебя прикроем.
Поблагодарив тестя с тещей, Джонни направился в свой кабинет и включил компьютер. Все заняло меньше двадцати минут. В шесть пятьдесят он уже купил билеты на самолет, арендовал машину и снял дом. Осталось одно – сообщить детям.
Сначала он направился в спальню мальчиков в другом конце коридора. Подойдя к двухъярусной кровати, Джонни увидел, что братья, обнявшись, спят на нижней койке, словно пара щенков.
– Эй, Скайуокер, просыпайся. – Джонни взъерошил жесткие каштановые волосы Лукаса.
– Я хочу быть Скайуокером, – сонно пробормотал Уильям.
Джонни улыбнулся.
– Но ты же Завоеватель, разве не помнишь?
– Никто не знает, кто такой Вильгельм Завоеватель, – сказал Уильям, садясь на постели. На нем была сине-красная пижама с изображением Человека-паука. – Для этого нужна видеоигра.
Лукас тоже сел и обвел комнату затуманенным взглядом.
– Уже пора в школу?
– Сегодня школы не будет, – ответил Джонни.
– Потому что мама умерла?
Джонни поморщился:
– Наверное. Мы летим на Гавайи. Научу своих детей кататься на серфе.
– Ты сам не умеешь, – сказал Уильям, все еще хмурясь. Он уже превратился в скептика.
– Умеет. Правда, умеешь, папа? – Лукас с надеждой смотрел на отца – он был из породы доверчивых.
– Через неделю научусь, – пообещал Джонни, и мальчики с радостными криками запрыгали на кровати. – А теперь – чистить зубы и одеваться. Через десять минут я вернусь, и мы будем паковать чемоданы.
Мальчики спрыгнули с кровати и помчались в ванную, толкая друг друга локтями. Джонни вышел из комнаты и двинулся дальше по коридору.
Постучав в дверь спальни дочери, он услышал ее бесцветный голос:
– Да?
Задержав дыхание, он вошел. Джонни знал, что уговорить шестнадцатилетнюю, чрезвычайно общительную дочь будет непросто. Главное место в жизни Мары занимали подруги. Особенно теперь.
Она стояла возле незастеленной кровати и расчесывала свои длинные черные волосы. Одета Мара была для школы – в нелепые расклешенные джинсы и тесную футболку детского размера – и выглядела так, словно собиралась отправиться в турне вместе с Бритни Спирс. Джонни подавил раздражение. Теперь не время ссориться из-за этого.
– Привет, – поздоровался он, закрывая за собой дверь.
– Привет, – ответила Мара, не поднимая на него глаз. Голос ее звучал резко, на грани срыва – обычное дело теперь, когда она вступила в подростковый возраст. Джонни вздохнул – похоже, даже горе не смягчило дочь. Наоборот, еще больше озлобило ее.
Мара положила щетку для волос и повернулась к нему. Теперь он понимал, почему Кейт так ранило осуждение во взгляде дочери. Она словно пронзала тебя взглядом.
– Прости за прошлый вечер, – пробормотал Джонни.
– Без разницы. После школы у меня тренировка по футболу. Можно, я возьму мамину машину?
Джонни услышал, как дрогнул ее голос на слове «мамину». Он присел на край кровати и стал ждать, когда дочь сядет рядом. Не дождавшись, почувствовал, как его захлестывает волна отчаяния. Мара такая хрупкая и ранимая. Теперь они все такие, но Мара особенно – в этом она похожа на Талли. Они обе не умеют признаваться в своей слабости. Единственное, что может себе позволить Мара, – выразить недовольство, что отец нарушил ее утренний распорядок. Бог свидетель, на сборы в школу девочка тратила больше времени, чем монах на утренние молитвы.
– Мы летим на Гавайи, на неделю. Мы можем…
– Что? Когда?
– Выезжаем через два часа. Кауаи…
– Ни за что! – взвизгнула Мара.
Ее вспышка гнева была такой резкой и неожиданной, что Джонни на секунду потерял дар речи.
