Рябиновое танго - Неделина Надежда

— Ты давай отъедайся, — заметил Вселдыч. — Если пойдешь с нами кедрачить, то силы тебе понадобятся. А если передумал и тебе уже хватило местной экзотики, то возвращайся домой с Андреем. Он через три дня отчаливает, ему скоро на занятия. Я его бабушке вез показать почти силой, потому как бабушка очень хотела на любимого внучка посмотреть, — улыбнулся он и отвесил сыну шутливую затрещину. — Ну так как, Макс?

— Нет уж, Вселдыч, назвался груздем…

— Вот и молодец! Не пожалеешь, будет что вспомнить!

«Да, что-что, а воспоминания у меня будут», — подумал Макс, облизывая губы, будто бы проверяя на них наличие этих самых воспоминаний.

Словно заботясь о том, чтобы Максиму было что вспомнить, Вселдыч затеял шашлыки.

— Макс, как у тебя с нервами? — улыбаясь поинтересовался он. — Мы с тестем идем на охоту. Слышишь, дичь блеет? Можешь с нами пойти, можешь со стороны посмотреть, — предложил он.

На охоту Максим пойти не решился, поэтому сел на крыльцо и со стороны наблюдал за действиями Вселдыча и Пашки. Они неспешной походкой внедрились в небольшую отару, мирно щипавшую травку недалеко от дома. Овцы косились на них, настороженно пряли ушами, но не разбегались. Дальше произошло то, чего не ожидали ни овцы, ни Максим. Пашка сделал резкий выпад в сторону, махнул рукой, в которой сверкнул нож, и к ногам его рухнул приличного размера барашек, у остальных овец сработал инстинкт самосохранения, и они бросились врассыпную. Вселдыч взял барана за задние ноги, Пашка — за передние, они понесли свой трофей на задний двор, где с проворством, достойным восхищения, освежевали его.

Андрей отказался наблюдать подобное зрелище, ссылаясь на то, что он еще хочет поесть шашлыков. Максиму же не хотелось в глазах мужиков выглядеть слабаком, поэтому он даже взялся им помогать. Он носил воду, посуду, по указанию Пашки сортировал куски мяса, потом с Вселдычем резал и мариновал его. Шашлыки затевались сразу нескольких видов: с косточкой и без, маринованные в красном столовом вине, маринованные в помидорах, маринованные в майонезе. Вселдыч не жалел лука и зелени.

Жарили шашлыки под вечер, сходив предварительно в баню. Макс с Андреем не выдержали усердия заядлых парильщиков и быстро сбежали от Вселдыча и Пашки. К тому времени, когда и они вышли из бани, угли были уже готовы, и распаренный, какой-то умиротворенный Вселдыч приступил к жарке мяса. И опять Максиму показалось, что вкуснее этих шашлыков он никогда не ел.

Он поделился всеми своими наблюдениями с Вселдычем. На что тот ответил:

— Бедные вы, дети! Вы настолько привыкли дышать смогом, есть продукты с химией, что настоящий вкус и запах вас уже удивляет. Хорошо, что есть вот такие идеально чистые места, где можно это хотя бы вспомнить!

— Так это только из-за экологии? — удивился Максим.

— А то! Ты видел с вертолета хоть одну заводскую трубу в радиусе двухсот километров? Где пасся этот баран? — Вселдыч потряс шампуром с мясом. — На чистой горной лужайке. Долго он шел до нашего стола? Его даже заморозить не успели, — дискутировал сам с собой Вселдыч. — Поэтому так вкусно. Жалко, что нельзя наесться про запас. В кедраче так не поешь, там все на скорую руку. Кстати, Макс, хочу тебя предупредить: будет трудно, кедрачить — не мороженое есть. Тем более для тебя, ты же тяжелее ложки ничего не поднимал.

— Обижаешь, Вселдыч! — подал голос Максим. — Я за тренировку столько тяжестей поднимаю, что тебе и не снилось!

— Нет, Макс, это другое. Завтра ты в этом убедишься. Завтра мы с тестем покажем тебе настоящую тайгу!

Утром они погрузили на гужевой транспорт, представленный Пашкиным конем Лешим, неподъемную для них поклажу. Потом простились с Андреем, который должен улететь домой за время их отсутствия, с Анной Михайловной, которая обещала их ждать, надели и на себя не очень легкие рюкзаки и отправились к месту предполагаемого урожая кедрового ореха.

По горам, по тайге добирались до него с каким-то молчаливым упорством часа три. Прошли за это время около шести-семи километров. Максим старался не отставать от остальных, но получалось это у него с трудом. Одолевали комары и мелкая мошка. Пришлось послушаться Вселдыча и применить антикомариное средство с красивым названием «Тайга».

— Зятек, станем на нашем старом месте. Я все инструменты в прошлый раз там спрятал, — впервые за все время пути подал голос Пашка.

А место было красивое: чистая большая поляна у подножия горы, с которой стекал, а потом и пересекал саму поляну небольшой, говорливый ручей. Неизвестно с каких времен здесь стояли грубо сколоченный стол и скамейки. Разгрузили Лешего, поставили палатку, разожгли костер.

— Сейчас перекусим и займемся делом, — непонятно для кого сказал Вселдыч, потому что это было понятно и без слов.

— Ох, зятек, люблю я с тобой в тайгу ходить! У тебя всегда харч хороший, — смеялся довольный Пашка, вытаскивая из банки сосиску и укладывая ее на кусок хлеба, обильно смазанный мягким сыром, все это запивая баночным пивом.

— А мне твой шашлык больше нравится, — усмехнулся Вселдыч. — Макс, ешь хорошо, и обязательно чаю Пашкиного попей, он поможет тебе восстановить силы.

Максим никогда не пил такого чая. Пашка залил кипятком какие-то травы, листья малины, смородины, кусочки чаги. Пока Максим пил чай, Пашка читал ему лекцию про «лазовые» и «нелазовые» кедры. Из его объяснений Макс понял, что если на кедр можно залезть — кедра «лазовая».

«Почему они говорят не кедр, а кедра? Может, по аналогии с названиями других деревьев: береза, сосна, пихта», — думал Максим, а Пашка тем временем на практике показывал, как это нужно делать.

Для своего возраста («поди, под шестьдесят») он делал это очень ловко. Забравшись на дерево достаточно высоко, он тряс макушку, руками и ногами стряхивал шишки с веток.

Для «нелазовой кедры» использовали и шест, и сколоченную кое-как лестницу, а совсем уж «нелазовой» доставались удары деревянной кувалды, которая называлась колотом, или довольно толстого бревна, которым мужики орудовали вдвоем, используя его как таран. Бить нужно было сильно, чтобы стряхнуть с дерева шишки.

— А не вредно это для дерева? — забеспокоился Максим.

— А боксеры себя и по головам, и по торсам молотят почем зря, а живы и относительно здоровы. Так чё тогда кедре сделается? — смеялся Пашка.

— Мы на это место лет шесть уже ходим, и пока я не вижу, чтобы деревья как-то изменились, — заметил Вселдыч.

Сбитые разными способами шишки нужно было до наступления темноты собрать в кучу, что они и сделали. К концу дня Максим не чувствовал ни рук, ни ног, но никто не собирался останавливаться. Наскоро поужинав, развели большой костер и приступили к другой работе. Теперь каждую шишку, попросту говоря, нужно было раздавить, чтобы из нее посыпался орех. Для этого шишку клали на деревянную наклонную ребристую доску и прокатывали по шишке ребристым же валиком. Если шишка была крепкая, нужно было хорошенько постучать по ней. Сердцевину шишки отбрасывали сразу в мусор, а «копейку» — крупную верхнюю чешую шишки вместе с орехами опять скидывали в кучу. Часов в девять стало совсем темно, не помогал и свет от костра. Вселдыч скомандовал:

— Отбой!

Максим думал, что уснет сразу, настолько он устал. Но сон не шел. Как-то тяжело, муторно было на душе, но Максим не понимал отчего. Он опять слышал десятки новых запахов: благоухал рядом куст смородины; шел смолистый дух от могучего кедра; пахло дымком от костра, хвоей от пола палатки; мох у входа в палатку тоже имел свой запах — запах земли и травы.

«Воздух такой густой, что его, наверное, можно резать ножом и употреблять кусками», — подумал Макс.

Нанюхавшись, он все же уснул, так и не вычислив источник своего беспокойства.

С рассветом мужики зашевелились. Пашка взялся приготовить нехитрый завтрак. И второй день как две капли воды был похож на первый, да и все остальные — тоже. Работа была трудной и нудной. Гора раздавленных шишек теперь пропускалась через крупное сито, потом «копейка» отсеивалась еще через одно сито.