Рябиновое танго - Неделина Надежда

— Замечательно! Давай посидим, поплачем вместе. Дети, когда вырастают, часто улетают из гнезда. Ты этого не знаешь? — Достав большие пузатые бокалы тонкого стекла, она плеснула в них немного коньяку. — Никогда не знала?

— Знала, конечно. Но сейчас мне так тоскливо, хоть волком вой. — Наталья Николаевна взяла свой бокал под донышко и легонько вращала его, нагревая налитый в него коньяк.

— А ты и повой! Я ведь выла, когда мой Антон уехал в Новокузнецк. — Раиса Васильевна пригубила коньяк.

— То-то и оно, что в Новокузнецк! Он же каждые выходные приезжал, и сейчас с детьми — все праздники у тебя. Счастливая ты, Райка, у тебя уже внуки есть!

— Вот те раз! Ты же не хотела, чтобы Машка становилась женщиной, а внуков моих вспомнила.

— Раиса, не утрируй! Я ведь не против того, чтобы она стала женщиной. Я против того, как она это сделала. А главное, зачем?

— Ты всегда все втискиваешь в какие-то свои рамки. А может, так у нее получилось? А может, любовь у них?

— Какая «любовь»? Он какой-то приезжий. — От досады Наталья Николаевна одним глотком осушила свой бокал.

— Ну значит, обстоятельства или характер. — Раиса Васильевна удивленно посмотрела сначала на бокал, потом — на подругу.

— Вот именно! Характер! — воскликнула та, как будто обрадовавшись найденному ответу.

— Знаешь, я иногда думаю, что внешне Машка похожа на меня: цвет волос, цвет глаз, с той лишь разницей, что она еще растет и цветет, а я уже усохла и съежилась и напоминаю мумию. Но характер-то у нее твой, дорогая! Что посеешь…

— Ты не мумия, а я не сеятель, я айсберг! Так сказала Машка.

— Ничего страшного, айсберги ведь тают…

Глава 5

Утром Андрей, глядя на Максима, только ухмылялся, а Вселдыч не обращал на него никакого внимания и не обмолвился даже словом. Поэтому и нравился Максиму друг отца: сдержан, справедлив, нелюбопытен, по-мужски надежен.

— Молодежь, давайте бегом! Нас могут отправить первым рейсом. Только бы погода не испортилась, — торопил он.

Они наскоро перекусили и отправились в аэропорт. Вселдыч либо знал местные условия, либо обладал хорошей интуицией. Они летели первым рейсом. Собравшийся было пойти дождь только напугал их, дождевую тучку быстро унесло ветром.

Вертолет Ми-8 был полон и летел не только в Мрассу, а еще в несколько точек.

— Небольшие таежные поселки находятся друг от друга в пятнадцати — двадцати километрах, а народу в одну точку летит мало, вот рейсы и объединяют, — пояснил Максиму Вселдыч.

Теперь Макс не отрывался от иллюминатора. Он уже не пытался скрыть своего удивления и восхищения. Внизу повсюду простирался дикий, труднопроходимый лес. Тайга без конца и без края. Она сплошь покрывала горы. Из-за обилия хвойных деревьев горы с высоты казались огромными колючими ежиками. Кое-где на вершинах Максим заметил снег. Эти горы смотрелись даже как-то нарядно, словно принарядившиеся в белые береты великаны. От красоты, величия и мощи природы захватывало дух.

Через тридцать минут вертолет сел в поселке со странным названием Талон. Пока одни пассажиры выходили, а другие входили, Максим успел на пять минут выскочить из вертолета и немного осмотреться. Летная площадка была окружена каменными отвалами, а к ним уже вплотную подступали горы. Со стороны поселка, на небольшом мостике через котлован, почти у самой летной площадки собрались местные жители. Полуголые грязные ребятишки играли с собакой, женщины в домашних халатах внимательно рассматривали пассажиров. Респектабельнее всех выглядели мужчины: они были в спортивных брюках, пиджаках, калошах на босу ногу, но в шляпах. По всему чувствовалось, что прилет вертолета — событие в жизни поселка.

— Тут и русские есть, и шорцы, и алтайцы, — подошел к нему Вселдыч. — А отвалы и котлованы эти от драги остались. Золото здесь мыли уже при Екатерине. Кстати, мы сейчас в Алтайском крае, а наш Мрассу отсюда всего в двенадцати километрах, но он уже относится к Кемеровской области.

Вселдыч летал в эти края всю свою семейную жизнь, поэтому мог рассказать много интересного. Но в вертолете говорить было невозможно. Поэтому Макс просто смотрел. Перед Мрассу они еще раз приземлились в поселке с почти американским названием Камзас. А в Мрассу Максим увидел все те же горы, те же отвалы. Люди, как показалось Максиму, тоже были похожи.

Гостей родственники Вселдыча встречали радушно. Внучка Андрюшеньку-душеньку не знали куда посадить, чем накормить. Вселдыча и тесть, и теща величали только по имени-отчеству и на вы. Анна Михайловна рада была подаркам и гостинцам, что передала дочь.

— У нас тут после закрытия драг совсем плохо стало со снабжением. Торгуют теперь больше частники, но это сплошные спекулянты. Еле двух пенсий хватает, — жаловалась она.

— Ладно, мать, не прибедняйся. Вот орех пошел, заработаем немного деньжат, рыба есть. Орех есть — зимой охота будет, мех и мясо, — хвалился тесть Вселдыча.

— Ой, правда! Разболталась я! Вы уж простите меня, старую, — рассмеялась Анна Михайловна. — Паша, помоги гостям устроиться! — обратилась она к мужу.

Когда Максим знакомился с тестем Вселдыча, тот представился:

— Пашка я, и не надо меня навеличивать!

Был он худ и жилист, казалось, что его темная кожа натянута на кости без всякой жировой прослойки. Для шорца он был довольно высок и большеглаз. Вселдыч, видя, что Максим наблюдает за Пашкой, пояснил:

— А он уже не чистокровный шорец, а метис. Они все тут перемешались: и шорцы, и алтайцы, и русские, и украинцы.

— Народ у нас — все больше пенсионеры, — услышав зятя, по-своему поняла его Анна Михайловна. — Молодежь-то в город едет. А если кто останется, то спиваются от безделья, — поведала Максу улыбающаяся Анна Михайловна.

Она щедро угощала гостей, щедра была и на улыбку.

— Андрюшка, тебе сколько пельменей положить? — смеялась она.

— Баб Ань, твоих — только десять! — смеялся и Андрей.

— Максим, у меня пельмени большие, шорские, вот Андрюша всегда над ними и смеется, — улыбнулась она Максу.

Максим не чувствовал себя здесь чужим, он чувствовал, что его принимают как родного.

Спать Андрей потащил его на сеновал. Запах трав здесь был настолько сильным, что напоминал лечебный бальзам, но дышалось очень легко. Засыпая, Максим видел треугольный кусочек неба, вырезанный крышей, яркие крупные звезды. Облизнув губы, почувствовал вкус рябиновых ягод. Он знал, что это ему только показалось, вздохнул и закрыл глаза. Может, и прошлая ночь ему только приснилась? Но сейчас он хотел, чтобы этот сон повторился.

В доме Анны Михайловны Макс заметил в себе странную особенность: у него, как у хорошей собаки, обострились обоняние и вкус. Утром, спустившись с сеновала, он, услышав какой-то новый для себя запах, спросил у Анны Михайловны, чем так пахнет.

— Так это картошка на плите варится! — рассмеялась она.

— Разве картошка пахнет? — удивился Макс.

— Картошка только что с огорода, молодая, да и без химии она у нас.

Но пахла здесь не только картошка. Запах свежего огурца разносился по всему дому. Максим удивлялся, как вкусны и ароматны помидоры, которые он собирал с хозяйкой.

Утром они пили удивительный по вкусу чай с медом. Мед стоял на столе в трехлитровой банке. Его наливали в простую глиняную миску и ели большими ложками или намазывали на хлеб. Вкус меда был ярким, необычным. Казалось, что мед сконцентрировал в себе не только нектар разных цветов, но и их запахи, чистоту горного воздуха, яркость неба, солнечные лучи, которыми светился, и даже пчелиное жужжание.

Позавтракав, Пашка с гордостью показал им приусадебное хозяйство — постройки, огород, животных. Макс с Андреем немного погуляли по поселку. Вернувшись домой, снова были усажены Анной Михайловной за стол. Она предложила им горячий, только что вынутый из печи хлеб, холодное молоко и все тот же солнечный мед. Максиму пришлось признаться ей и себе, что ничего вкуснее он в своей жизни еще не ел. Анна Михайловна только рассмеялась в ответ.