Табу. Разбитые судьбы (СИ) - Сокольская Екатерина

Я без проблем прошмыгнула в здание. Минула полутемный коридор с гардеробной и сидящей в ней, как Цербер, пухлой тётей Зиной.

Задержалась на входе в зал, восстанавливая дыхание и привыкая к ярким вспышкам света. Слегка пригладила торчащие в разные стороны волосы и сделала шаг вперёд. Десятки тел извивались под громкую музыку. Девушки в коротких юбках и на длинных каблуках, разукрашенные, как индейцы на тропе войны, покачивали бёдрами, зазывая вусмерть пьяных «кавалеров». «Кавалеры» же полуоткрытыми глазами наблюдали за брачными играми самок, выбирая понравившуюся.

Эта сцена вызывала омерзение, и я решила для себя, что ни за какие деньги больше не сунусь сюда. Мне нужно только увидеть Митьку. Прижаться к нему и успокоить бешено бьющееся в тревоге сердце.

Проходящий явно на автопилоте представитель мужского населения больно толкнул меня в плечо. Оцепенение спало. Нужно идти. Назад пути нет.

Тяжело дыша, я сделала первые шаги в этом царстве хаоса. В этом полумраке разврата. Я медленно шла, высматривая чёрную макушку, пока не остановилась как вкопанная.

Пока не увидела ЕГО.

Глава 8. Маша

Митька сидел на стареньком стуле, который видел, кажется, самого Брежнева. Вся его поза была расслаблена. В одной руке держал большой пластиковый стакан пива. Другая лежала на бедре Наташки. Девица сидела на его коленях и смеялась над какими-то шутками рядом стоящих парней.

Я остолбенела. Сердце настолько сильно сжалось, что мне пришлось надавить на грудную клетку, чтобы уменьшить эту боль. В голове кружился вихрь мыслей. На ватных ногах я медленно шла между танцующих и не замечала их. Я видела лишь моего Димку.

Только одна мысль давала хоть какие-то мнимые силы. Может я обозналась? Может мои глаза обманывали меня? Я так сильно хотела увидеть его, что приняла другого парня за него. Другого с такой же стильной стрижкой, с такой же дерзкой улыбкой, в такой же не по погоде тонкой кожаной куртке.

Мне было всё равно, как я выгляжу со стороны в этих дурацких наспех надетых резиновых сапогах. С этим гнездом на голове от сильного ветра и с поджатыми губами от той агонии, что внутри меня.

Бабуля всегда говорила — не нужно делать поспешных выводов, нужно всегда сначала узнать, что и почему происходит, а уж потом выяснять отношения.

Может быть, для Лукашовой просто не хватило стула, а он, как настоящий рыцарь, предложил свои колени? Может быть, это ничего не значило?

Сердце стонало так, что музыкальные колонки не могли заглушить его. Оно отказывалось верить глазам, отказывалось слушать голос разума. Это всё не могло быть правдой! По телу прошёлся озноб. Язык превратился в кусок льда, не давая вымолвить и слова.

Наконец, Дима перевёл на меня взгляд. Я вздрогнула. Пусть улыбка осталась всё той же лукавой, но глаза были ледяные. В них не было ни капли того тепла, которые были у моего Митьки. В них сейчас я видела только презрение и ненависть.

Может этот взгляд был предназначен не мне? Не может он ТАК смотреть на меня. Только не он. Я оглянулась.

— И давно в клуб пускают малолеток? Не дай бог увидит, как двое взрослых целуются, а потом травма на всю жизнь.

Это был не он. Я отказывалась верить, что он может таким тоном разговаривать со мной. Я переборола свой паралич, но голос дрожал, как децибелы в старых колонках в углу танцпола.

— Ты приехал. Думала зайдёшь ко мне…

— Пфф. С чего? Ты наверно меня с кем-то перепутала, Марина, — он отвернул от меня свой пустой взгляд и повернулся к ребятам.

Я не стала поправлять своё имя. Возможно, он пытался перед своими дружками казаться крутым, хоть это на него и не похоже. Но я не могла так просто уйти.

— Мить, можно тебя на минуточку?

Наташка смерила меня взглядом победителя. Я уже поняла, чем меньше мозгов в голове, тем более заносчивым становится человек. По её виду было понятно, что она не видела во мне соперницу. Я была для неё просто надоедливой мухой.

— О чем нам с тобой разговаривать? Что у нас с тобой может быть общего? — его скучающий вид говорил о том, что ему в тягость общение.

— Как это о чем? Всё что ты говорил тогда…

— Закрой уже свой рот и дай пообщаться взрослым людям! Иначе я сейчас позову охранника, и он получит по зубам за то, что впускает потусторонних в клуб! — он предупреждающе посмотрел на меня.

— Посторонних… — голос дрожал от не пролитых слёз. Голова вжалась в плечи, а ноги подкашивались от обиды и непонимания. Ведь за все те счастливые дни, проведённые рядом, он никогда не позволял себе повышать голос. Только не на меня.

Это был чужой человек. Его я не знала.

— Если хочешь пообщаться с себе подобными, иди вон к Ваньке! Он научит тебя целоваться. Хотя тебя уже наверно пол школы попробовало вдоль и поперёк, — его кровожадная улыбка испугала меня, а ребята, сидящие рядом, поддержали громким хохотом.

Наташка впилась в его губы, зажав ладонями ему щеки и, наверняка, шаря языком все уголочки его рта.

— Вон Натаха умеет на пять с плюсом, — Димка оторвал от себя блондинку. — Сейчас пойдём проверим, что ещё она умеет делать так же хорошо.

Девушка вскочила с его колен, получив звонкий шлепок по полуобнаженным ягодицам. Полупустой стакан полетел в угол, расплёскивая мутное пиво. Димка отвернулся, потеряв ко мне интерес.

Меня замутило. И если бы не подхватившие меня костлявые пальцы, то я бы рухнула на пол от головокружения.

— Пойдём на улицу, Жихарева, — из-за полуопущенных ресниц я увидела Ваньку, тащившего меня на выход. В спину нас провожал издевательский хохот, заглушавший даже Серёгу Жукова, певшего о том, что скучает по своей крошке.

Я даже не понимала, что вокруг происходит. Все смешалось в один вихрь. Лапающие полуголых девиц парни. Охранник, пытающийся разнять Светку и Юльку из 10а. Раз дверь, гардероб, два дверь, ночь, улица, фонарь, аптека. Я хмыкнула своим глупым мыслям.

— Эй! Ты чего? В обморок хотела грохнуться? — за плечи меня держал Ванька, всматриваясь в лицо.

Как только взгляд сфокусировался на нем, из глаз потекли слёзы. Ужас всего произошедшего обрушился, и мои плечи начали вздрагивать, обещая мне истерику.

— Ты чего? — мы стояли в парке у ДК, почти скрытом в темноте. Из здания до сих пор доносилась музыка, а стоящая у входа компания, весело смеялась, передавая из рук в руки портвейн.

У меня не было ни сил, ни слов, чтобы объяснить что-то. Я и сама не могла поверить в реальность всего произошедшего.

Судорожно вдыхая холодный воздух и выдыхая его с истеричным подвыванием, я зажмурила глаза. Зажмурила в надежде, что, открыв их, окажусь в своей кровати. И это всё только мои страхи, навеянные дурными мыслями. Дурацкий сон. Самый ужасный кошмар. Только вот проснуться не получится.

Не знаю сколько мы так простояли, Ванька прижал мою голову к своему плечу и просто ждал, когда я успокоюсь. Меньше всего я ждала помощи от этого заносчивого парня, который каждую минуту моего пребывания в школе пытался доказать мне, что я худший человек на свете.

Вдруг Ванька отодвинул моё мокрое от слёз лицо и прижался своим ртом к моему. Я в шоке смотрела на него во все глаза. Неумело он попытался раздвинуть мои солёные губы, слюнявя их своими горячими. Я дёрнулась в его руках, пытаясь вырваться. Но сил было недостаточно, чтобы отцепить его тонкие пальцы. Оставалось брыкаться и мычать, в попытке вырваться. К горлу подступила тошнота.

По щекам с новой силой покатились слёзы от ещё бОльшего унижения. От осознания того, что любой может меня обидеть. Что даже самый близкий до этого вечера человек может ранить в самое сердце. А парень, которого я ненавидела все семь лет школы силой подарил первый поцелуй. Он, а не тот, с которым я мечтала провести всю свою жизнь.

Тот остался в клубе с сидящей на его коленях пухлой задницей Наташки. Тот смеялся надо мной и втаптывал в грязь. Тот, кому я подарила своё сердечко, а он выкинул, поигравшись. Тот из-за которого хотелось лечь прямо в лужу, свернувшись клубочком, и выть, тихо умирая.