Табу. Разбитые судьбы (СИ) - Сокольская Екатерина

Я сидела тихо, лишь иногда всхлипывала. В голове не укладывалось, как кто-то мог придумать такую чушь. А быть может, кто-то видел, как Ванька меня поцеловал, и придумал свою версию событий. В посёлке зачастую жилось скучно. Эта история, как вкусная кость для собаки. Пока поселковые не высосут всё из неё до последней капли, не успокоятся. Мама была права. Для большинства не было важно, правда ли это или выдуманная кем-то сплетня. Для них важно было втоптать невинных в грязь, придумывая новые подробности произошедшего.

— А на работе-то что случилось? — бабуля попыталась увести разговор от меня, всё так же поглаживая маму по голове. Я сидела в углу и мечтала, чтобы вот так же меня успокаивала мать и говорила, что всё будет хорошо.

— Кто-то из пациентов нажаловался главврачу, что я за лечение деньги беру мимо кассы. Визгу-то было… — она грустно хмыкнула.

— Ну-ну… Я пойду завтра к нему и скажу, что враньё это всё.

— Не надо, ма. Разберусь, — она встала с кресла. Ослабевшие ноги отказывались слушаться, но она прошаркала в их общую спальню.

— Ох, Машка. Что творится-то, — бабуля озабоченно посмотрела на меня своими бледными глазами и вышла вслед за мамой.

Я так и осталась сидеть одна. Положив голову на колени, думала о том, что хуже точно быть уже не могло.

Глава 10. Маша

В эту ночь я даже не пыталась уснуть.

Моя жизнь рассыпалась на куски от обиды и непонимания. Разве мог человек, в которого я была безнадежно влюблена, превратиться в чудовище?

Как будто это был брат близнец, которого я совершенно не знала. В нём не осталось и капли того, за что полюбила. Неужели всё это время я ошибалась? Не видела очевидного, пребывая в блаженном тумане грёз. Я снова осталась одна. Только теперь всё было в разы хуже. Почувствовав впервые любовь, я наивно поверила, что достойна её. Теперь же меня словно окунули в ледяной омут от его предательства.

Я сидела в нашем с Митькой тайном месте, обливаясь беззвучными рыданиями. От ледяного шифера моя кожа онемела, но это пустяк. Самый колючий холод сковывал меня внутри. Рассвет нового дня уже начинал окрашивать небо в нежно-алый цвет, а я все так и сидела, не в силах думать о чём-то другом. Как будто в мире ничего не осталось, кроме этой боли.

Лицо неприятно щипало от слёз, пролитых моим рыдающим сердцем. Тело мелко дрожало, пытаясь справиться с переполняющей меня тоской. Наружу рвался крик, но получалось только тихо скулить.

Я корила себя. Чувствовала, что всё сама испортила. Раз за разом перечитывала сообщения, отправленные Митьке, в надежде разгадать тайну его поведения. Я сама сделала что-то не так и оттолкнула единственного ставшего таким близким человека. Только вот ЧТО именно, я не понимала.

Может быть, ему надоело общаться с малолеткой, и он действительно повстречал более взрослую девушку, которая достойна его. Он достойна. Не я. Она красивее, умнее, её смех, как перезвон маленьких колокольчиков, а кожа нежная, словно шёлк. Она из состоятельной семьи и наверняка имеет множество поклонников. От злости сжала кулак и стукнула по шиферу.

А такое «чучело-мяучело», как я, навсегда останется для него воспоминанием из детства, которое и вспоминать то не хочется. Может и вспомнит. Я никогда не смогла бы стать для него ровней.

Всё не должно было так закончиться! Только не так! Я не была слишком наивной. Считала, что если уж мы и не проживём вместе до глубокой старости рука об руку с кучей внуков и дворнягой Альмой, то хотя бы он станет моей настоящей первой взрослой любовью. Он станет моим первым мужчиной. Моим настоящим другом. Он сам говорил! Но всё ложь! Все его слова оказались пустыми. И это дурацкое колечко, ещё одно напоминание о предательстве.

Я сжала его в руке и сильно потянула цепочку. Она оказалась прочнее нашей с ним дружбы. Золото впилось в шею, немного отрезвляя затуманенный разум

Он выкинул меня из своей жизни. Отнёсся хуже, чем к той выдуманной дворняге Альме. Не объяснив причины, растоптал меня.

В голове ещё кружили сотни причин, а я, не особо отдавая себе отчета, спустилась вниз.

Мама гладила свою форму, готовясь к рабочему дню. Она даже не посмотрела на меня после вчерашнего. Бабуля уже проснулась, хлопоча на кухне. Я не чувствовала запаха свежих блинов, тепла огня, трещавшего в побелённой печке. Не было уюта осеннего утра, когда ты просыпаешься от лучей солнца и знаешь, что вся жизнь впереди. Что рядом семья, которая до последнего вздоха будет заботиться, будет на твоей стороне. Что за чёрной полосой обязательно последует белая.

— Машка! Ты куда намылилась? — мамин голос не остановил меня.

Я выбежала из дома, не желая сдаваться. Я должна была сделать хоть что-то!

Расстояние до дома соседей я преодолела за пару минут. Спешащие по своим делам жители поселка косо посматривали на моё опухшее за ночь лицо. Было плевать на их пересуды и глупые сплетни.

Мне нужно было увидеть Димку и вытрясти из него всю душу вместе с правдой, без которой я не смогу двигаться дальше.

Я уверенно постучала в дверь. Мне не спешили открывать. Простояв минуту, повторила уже громче. Нет. Так просто ты не отделаешься от меня!

Червячок сомнений уже начал шевелиться. Наверняка, я слишком рано, но дверь распахнулась.

— Т-тётя Лена, здрасье. А позовите Диму.

Я чувствовала, что выгляжу жалкой. Настолько жалкой по сравнению с женщиной, что опустила глаза. Димкина мама, как всегда, выглядела какой-то неземной. Светлая аккуратная стрижка, красивый тонкий халатик, не предназначенный для холодной осени в посёлке, а скорее для шикарных апартаментов. На ногах мягкие тапочки с милыми пушистыми помпонами. А на лице как всегда скучающе-презрительное выражение. Оно то всё и портило.

— Послушай сюда. Я не позволю, чтобы твоё имя испортило жизнь моему мальчику. Ты больше никогда не должна появляться рядом с этим домом. И прекрати бегать за Дмитрием, — она стрельнула в меня глазами и захлопнула дверь перед носом. Слухи быстро разлетелись…

Уже из-за закрытой двери я услышала голос Митьки, спрашивающий, кто пришёл.

Я задержала воздух в лёгких, пытаясь не дать снова пролиться слезам. Было бы легче, если эта высокомерная женщина, с которой мама по непонятной мне причине общалась, ударила бы меня.

Разбитое сердце так просто не вылечить, выпив таблетку. Душевная боль приносит больше муки, чем физическая. Она может остаться в тебе на годы, изменив всю твою суть. Остаться, отравляя кровь ядом и делая тебя ничего не чувствующей глыбой.

Я развернулась и медленно побрела назад. Последняя надежда умирала так же тихо, как мои еле слышные всхлипы вырывались из груди.

Дома меня встретила обеспокоенная мама. Она стянула с моего безвольного тельца куртку с сапогами и протолкнула к тёплой печке.

— Ты где была? Я с тобой разговариваю! Маш, что случилось? На тебе лица нет, — она вглядывалась мне в глаза, а я упорно смотрела на стык половиц в полу. — Маша!

— Мам, всё нормально. Я пойду к себе…

— Мария Зиновьевна! Вы пойдёте, когда я вас отпущу! — она упёрлась кулаками в бёдра, всем своим видом показывая негодование.

— Мама, дай мне пять минут. Я пойду переоденусь.

Я аккуратно обошла её, понимая, что откровенничать с ней точно не буду. Это Россия. Здесь не принято разговаривать с родителями по душам. Здесь и родители-то особо не замечают душевные терзания своих отпрысков, считая, что это школа виновата или прыщавый переходный возраст. Так я ей и скажу. Так проще.

Зайдя в комнату, заметила мигающий экран своего старенького телефона. Дрожащими руками открыла иконку с конвертиком. Всего одно сообщение. Я опустилась на холодный пол.

«В шесть в домике лесника».

Митька. Мой Митька.

Глава 11. Маша

Я прошла небольшой лесок, в центре которого находилось озеро, так любимое местной молодежью. Осеннее солнце уже давно скрылось за горизонтом, поэтому кусты и деревья, сбросившие листву, в отблесках моего фонарика выглядели, как фантастические существа.