Оксана Сергеева - На краю неба (СИ)
Катя придвинулась к нему ближе, обняла за плечи и громко объявила:
— Ладно, я согласна! Выйду замуж за Крапивина! Вот через месяц стукнет мне восемнадцать, и кончится, Митя, твоя разгульная холостяцкая жизнь. Мама, сфотографируй нас, исторический момент все-таки. Помолвка. — Обняв еще крепче, тихо проговорила ему в щеку: — Сука ты, Дима. Падла.
Он как будто и бровью не повел:
— Ты чрезвычайно строга ко мне, Катрин. Последние полтора года незаслуженно и беспощадно строга. Ах, это черное маленькое платье.
— Я тебя ненавижу. — В эту минуту она его действительно ненавидела. Всей душой. И всем горящим от возбуждения телом.
— И поэтому ты весь вечер сидишь около меня, — мило напомнил он, и Катя, конечно, не оставила его реплику без ответа.
Потрепав его по каштановым волосам, вдохнула:
— Привычка. Ты же мне как брат. Вот Ванечка взял и женился. Кого мне теперь тискать? Алёнка к нему никого не подпускает. И, кстати, жених, что это ты с подарком так продешевил, куклу мне какую-то притащил? Мог бы бриллиантами осыпать, у тебя ж ювелирка по всей Европе.
Димин взгляд смягчился, в нем появилась такая ненавистная Катей снисходительность.
— Что это за кукла, Дима? — тогда серьезно спросила она, почувствовала неладное.
— О, у этой куклы богатая история, я тебе потом расскажу. Я купил ее на Османском бульваре, — спокойно начал рассказывать он.
— Сколько она стоит? — не унималась Катя. Не давала ей покоя крапивинская самодовольная, хоть и сдержанная улыбка. Кукла эта — не подарок, а издевка. Переспал, а потом куклу притащил, чтобы подчеркнуть их разницу в возрасте? Намекнул, что маленькая она для него, что ей с куклами еще самое время играть? Страсть как интересно, во сколько Диме обошелся этот стёб.
— А можно посмотреть? — спросила Рада.
— Конечно.
Дима взял шкатулку со столика и поставил себе на колени. С осторожностью провел ладонью по темному дереву, словно стирая с него многовековую пыль. Что-то внутри Кати дрогнуло, она прекрасно помнила, как эти руки ласкали ее голое тело.
Крапивин открыл замочек, распахнул крышку и вздохнул, глянув на темноволосое чудо, утопающее в роскошном наряде позапрошлого века. Нет, это не показуха — его осторожность и благоговение. Все знали, что Дима любил антиквариат, живопись и социальное кино.
Рада, получив в руки темную коробку с куклой, трепетно коснулась кончиками пальцев неживого лица. Но оно как живое. Потрясающе одухотворенное. «Бисквитный» фарфор… Старинный шелк, сохранивший дорогой матово-приглушенный блеск…
— Это же кукла Франсуа Готье. Ее невозможно не узнать. Такие продаются только на аукционах. Я была в том музее, в Париже…
— Дима… — рыкнула Катя, напомнив свое требование назвать цену.
— Боюсь, Катя, он тебе не скажет, — разочаровала ее Рада, — цена таких кукол начинается с десятков и доходит до сотен тысяч долларов. Я могу только смутно представить ее ценность.
— Для Катрин все самое бесценное, — ухмыльнулся Дмитрий.
— Крапивин, ты обалдел? — прошипела Катя. — Ты зачем мне ее притащил! Я давно уже не играю в куклы. Ни в простые, ни в «за сотни тысяч долларов»!
— Там, под подложкой документы. И не держи куклу долго на свету, это вредит ее сохранности, — невозмутимо посоветовал Крапивин, аккуратно закрывая шкатулку.
— Если ты решил сделать мне дорогой подарок и извиниться таким образом, то ты не угадал. Теперь вообще не попадайся мне на глаза и моли бога, чтобы я эту антикварную куклу не разбила об твою голову. Жених!
— Дима, — Гера пригнулся к Крапивину, — может тебе бабу найти, а? Хорош уже в куклы играть. С живой-то интереснее.
— И не говори, — кивнула Катя, — по-моему, он заигрался.
Крапивин пропустил эти шуточки мимо ушей. К чести его будет сказано, юмор он понимал, к словам не цепл
— А мне не за что извиняться, Катя, я ни в чем не виноват, — тихо сказал он.
Катерина была на взводе, не смогла понять его взгляда, поэтому воспользовалась моментом и решила покинуть гостиную.
— Пойду тогда припрячу твой подарок в шкафчик, раз ты говоришь, что на свету не рекомендуется держать. Пусть в шкатулке стоит, целее будет.
Она шла быстро, как будто кто-то за ней гнался, хотя была уверена, что Дима не посмеет пойти следом. Во-первых, ему это не нужно. Во-вторых…
Во-вторых, она очень ошиблась. Дмитрий догнал ее на первых ступеньках лестницы.
— Дима, какого черта? — дернула локтем, когда он схватил ее за руку. — Я чуть твой драгоценный подарок не выронила с испугу. Ты этого хочешь?
— Нет, не этого. Поговорить хочу.
Он успел заметить в ее глазах болезненную обиду, но Катя быстро скрыла ее, вновь загоревшись непримиримой злостью.
— Нам не о чем. — Заторопилась взбежать наверх.
— Так уж и не о чем. — Со смешком прыгнул через ступеньку.
— Имей совесть, не тащись за мной в комнату.
— Я отключил свою совесть ровно на пятнадцать минут, чтобы она мне не мешала.
— Да отпусти ты меня!
— Пятнадцать минут, Катрин.
Теперь непонятно было то ли она от него убегает, то ли он тащит ее в комнату.
— Ты вообще оборзел, вломился ко мне, — возмутилась за дверью своей спальни, — где твое воспитание? Тоже отключил? А если кто-нибудь увидит? Или зайдет сюда?
— Ничего страшного, я же твой жених, мне теперь все можно. Скажу, что на ужин тебя приглашаю, договариваюсь о встрече на завтра.
— Можно ему. Выметайся отсюда! — Катерина положила коробку с куклой на кровать и снова резво шагнула к двери.
— Катенька.
— Так, не трогай меня! — тут же вспылила она.
Знала его «Катенька»! И себя знала… От тона, каким он это произносил, все внутри мягкое становилось.
— Ты в этом платье как конфета. Это не платье, а обертка, так и хочется развернуть. — Перехватив Катю за талию, тесно прижал к себе.
— Уходи отсюда, — упрямилась Катя, отшагивая назад и пытаясь нащупать ручку двери.
— Так как насчет завтрашнего ужина?
— Никуда я с тобой не пойду.
— Катрин, я так по тебе скучал.
— Знаю я, как ты скучал! — попыталась его оттолкнуть. — В объятиях своей блондинки!
— Какой блондинки? — Прижал ее к двери.
— Дима, отпусти, мне дышать нечем. — А он, гад, притиснулся к ней всем телом. — Дима… — сдавленно выдохнула. — У меня губы накрашены, не смей.
— Я вижу.
— Чего тебе надо от меня? Ну, подумаешь, переспали. Было и было, — затараторила она. — Чего ты там представление устроил? Не впутывай сюда родителей! Ты же знаешь, они нас потом задолбают! Не надо шутить при всех такие шутки! — выкрикнула от обиды.
