Милана Смоленская - Разум или чувства. Sense or Sensibility
Милана рассмеялась и покачала головой.
– Ты не поняла. Не о подарках речь – об эмоциях. Мне с ним странно пусто.
Мартина взяла долгую паузу. Милане принесли её салат, и она, пользуясь временной передышкой, увлеклась едой.
– Ты ещё слишком молода, чтобы понять ответ, – подумав, заявила Мартина.
Милана фыркнула.
– Да ладно? Мне уже 18, может, всё-таки скажешь?
– Он может подарить тебе свободу быть собой, – неспешно сказала Мартина. – Путешествовать, заниматься любимым делом, не тревожиться ни о чём…
– Эту свободу мне уже подарили, – улыбнулась Милана и, в ответ на удивлённый взгляд подруги, пояснила. – Мой дед. А то, о чём ты говоришь… Прости, но привилегия безмятежной ограниченности – не для меня.
Мартина, казалось, ничуть не обиделась. Наоборот, посмотрела на Милану с сочувствием и неожиданно сменила тему.
– В Англию возвращаешься, да? – спросила она.
– Да. Буду там учиться, – кивнула Милана, обрадованная тем, что разговор перешёл в более приятное русло.
– А что потом будешь делать, когда окончишь университет?
Зря заказала салат. Авокадо не виноват в том, что моя подруга решила добить меня вопросами, на которые я пока ещё даже не думала искать ответ. Что я буду делать потом?! Слишком сложно. Совсем недавно с таким трудом определилась, что я буду делать сейчас, после лицея. А будущее, о котором говорит Мартина, оно пока что такое радужно далёкое…
– Потом? – переспросила Милана, желая заполнить затянувшуюся паузу своим голосом.
Мартина кивнула.
В этот момент в памяти отчетливо прозвучали слова Дэни. «Возвращайся в Moscow. Насовсем». Милана улыбнулась.
– Потом я вернусь в Москву и займусь семейным бизнесом, – твёрдо сказала она.
Почему-то её ответ не понравился Мартине. Она взглянула на неё и, никак не прокомментировав планы Миланы, довольно агрессивно приступила к своему стейку.
– Что? – Милана не выдержала такого молчаливого давления.
– Ничего, – Мартина пожала плечами, всё ещё не глядя на неё.
Вероятно, буду жалеть об этом, но пусть лучше она выговорится. В моих мыслях сейчас такое наслоение чувств и воспоминаний, что это даже хорошо: все слова доходят медленно и ничуть не задевают эмоции. Что бы ни сказала Мартина, я выслушаю это спокойно.
– Скажи, мне же интересно твоё мнение! – попросила Милана.
– Знаешь, – Мартина наконец-то посмотрела на неё, и в её взгляде вместо прежнего убеждающего напора была какая-то задумчивая мечтательность, удивившая Милану.
– Я хотела, чтобы мы с тобой были, как сёстры. Хотела жить по соседству, хотела, чтобы наши дети дружили… Чтобы мы все были одной семьёй. Хотела, чтобы ты была любима и счастлива. Да, я хотела для тебя другой судьбы…
Чувствую, что мы вдруг стали совершенно чужими друг другу
За их столиком повисла тишина. Такая плотная и такая абсолютная, что Милана не слышала ни приятную музыку, звучавшую в зале, ни весёлый звон посуды и столовых приборов, ни даже собственные мысли.
– Чётко, красиво, – подумав, сказала она. – Но ты совершенно забыла спросить, чего я хочу от своей жизни.
– Да ты ещё сама это не поняла, – Мартина вновь выглядела раздражённой и перешла в наступление. – Поверить не могу, что ты не воспринимаешь это всерьёз. Это и есть история твоей любви. Тебе просто вдруг повезло на хорошие взрослые отношения, а ты начала строить из себя малолетку.
Милана решила отвечать только на те реплики, которые меньше всего её цепляли.
– Ошибаешься. Я всё воспринимаю всерьёз, – сказала она, стараясь избавиться от гулкого звона, стоящего в голове.
– И потому ведёшь себя, как последняя дура? То прилетаешь, то улетаешь, то идёшь на контакт, то убегаешь от серьёзных разговоров. Только от чувств не сбежать, Милана. Они всегда будут в сердце, а не в оставленной стране.
Это ты мне говоришь? Словно я не знаю, что такое терять любимых?! Словно в моём сердце уже тринадцать лет не живёт любовь к тем, кого нет на земле?! Словно меня сейчас не мучают те незаконченные отношения, которые я бросила из страха, когда впервые улетела от своих проблем, когда сбежала из Англии?!
– А ведь это ты научила меня улетать от нерешённых проблем! Помнишь, Италия? Разбитая ваза?
Милана с удивлением услышала, как собственный голос дрогнул.
Надо взять себя в руки, немедленно. Слёзы портят макияж, аппетит и настроение.
Мартина, казалось, не ожидала такого выпада.
– Жаль, что из всех моих уроков ты усвоила только это, – помедлив, сказала она.
– Не только, – Милана отрицательно покачала головой и улыбнулась. – Ещё «пробуй – потом решай». Отличный совет, принёс мне много проблем.
– Всё? – Мартина вскинула брови. – Больше я тебе ничего не испортила?
Как же не хотелось с ней ссориться, но… Пришла пора правды.
– Испортила. Открытие «Atlantis». Если бы ты и вправду желала мне счастья, ты бы меня предупредила о Габриэль, – Милана ощутила, как накопившиеся невысказанное рвалось наружу и наступила себе на ногу, чтобы замолчать.
Мартина посмотрела на неё с сочувствием.
– Извини, – вдруг сказала она. – Я не хотела тогда сделать тебе больно. Думала, так будет лучше.
– Могла бы меня спросить, – Милана посмотрела в свою тарелку, чувствуя, что аппетит к авокадо давно пропал. Её мучил иной голод: в душе возникла всепоглощающая пустота, жадно вобравшая в себя все позитивные моменты последних дней. Милане стало холодно.
– Я знала, что это временно. Послушай, он тебя любит. Даже Фарид это заметил…
Слова Мартины скользили мимо ушей.
– Мы с ним были, есть и будем слишком разные, – тихо сказала Милана. – Он не впустил меня в свой мир, когда я хотела войти, а теперь мне уже всё равно. Я изменилась, я хочу других отношений.
Услышь меня и перестань колоть своими безупречными логическими доводами. Ты делаешь мне больно, напоминая о тех, о ком я сейчас не готова была думать.
– Когда возможности опережают желания, вечно хочется чего-то недостающего, и тем, что имеешь, пренебрегаешь, – задумчиво изрекла Мартина.
– Что? – Милана удивлённо посмотрела на подругу.
– Просто никак не могу понять, в чём дело. У вас с ним всё было так хорошо, вы даже жили вместе!
По сути, не понимает.
– Он никогда не был откровенен со мной, а секс – не показатель близости.
Их взгляды встретились. Тёплые зелёные глаза Мартины смотрели на неё с новой эмоцией, ранее незнакомой Милане.
– Да ты извращенка похуже моей матери, – внезапно подытожила Стивенс.
Какая чудесная порция искренности. За что мне это, интересно?
– У тебя чудесная мать, сочту это за комплимент, – Милана отодвинула свою тарелку. – Я понимаю, что ты желаешь мне добра, но не порти мне настроение, пожалуйста.
Но Мартина проигнорировала её просьбу.
– Тебе просто ничего не надо от отношений. Ты не хочешь семью, ты не готова любить, и в деньгах ты не нуждаешься.
– И в этом моя проблема, да, – Милана кивнула. – У меня есть всё, чего я хочу. А то, от чего я отказываюсь, мне попросту не нужно.
Пойми, что мне так хорошо, и не смей судить о том, чего не знаешь. Я хочу семью. Очень. Уже много-много-много лет!
– Когда-нибудь ты устанешь от всего этого и вспомнишь мои слова, – устало вздохнула Мартина. – Тебе встретилось такое, что ты потом будешь искать всю свою жизнь. Я пробовала тебе помочь, а теперь не могу тебе больше мешать.
– Спасибо. Могла бы не стараться. Всё это – моя проблема. Тебе какое дело до моих непоняток?
– Просто я счастлива и желаю тебе того же. Настоящим счастьем хочется делиться, и я не могу смотреть, как дорогой мне человек совершает самую большую ошибку в своей жизни.
– Так отвернись и не мучайся.
– Окей, – сказала Мартина без тени обиды в голосе, но и без привычной улыбки. – Всё для тебя, милая. Всё, как ты хочешь. Только потом не жалей.
– Окей, – упрямо улыбнулась Милана…
…Уметь не сказать во время ссоры то, о чём потом будешь жалеть, – настоящее искусство, которым мало кто владеет. Ужасно больно терять любимых вот так. Мы вдруг стали совершенно чужими друг другу. Раз и навсегда…
Милана села в Bentley и некоторое время не решалась жать на газ, пытаясь успокоить свои нервные мысли. Затем медленно отъехала от ресторана, включив музыку на полную громкость. Окна открывать не хотелось: солнце, тепло, лето – всё казалось ей чужеродным и злым. Хотелось спать, хотелось плакать, хотелось спрятаться от безразлично жестокого мира правды, так не вовремя открывшегося ей.
Восемнадцать, awesome. Новые потери, новые шрамы. Чтобы не расслаблялась, видимо.
Если это моя сказка, где мой принц?
Себя не надо укорять – себя надо любить. И говорить молодец, срань такая, ещё круче себе сделала!