Анатолий Чупринский - Мир Кристины
— Автор этот.… Ну, который… забыла фамилию! Мама говорит, очень замечательное стихотворение. Можно?
— Читай! — распорядилась Кристина.
Машенька опять закатила глаза к потолку и, скороговоркой, затараторила:
— «Гололедица, гололедица!
И не идется, и не едится,
Но зато отлично падается!
Почему народ не радуется?»
Кристина нарочито глубоко вздохнула, посмотрела на часы.
Девчушка замолчала, выпучила на Кристину свои и без того огромные темные глазищи. В них пульсировала целая гамма чувств. Затаенный восторг от свершившейся победы над своей застенчивостью, ощущение надвигающегося публичного выступления, бесконечная радость в связи с этим и затаенный страх перед возможным отказом. Все в одном флаконе.
— Машенька! Давай договоримся сразу! Сейчас июнь. Начало лета! — строго сказала Кристина.
— Нельзя!? — испуганно прошептала Машенька.
— Можно. Даже нужно. Ты обязательно прочитаешь это замечательное стихотворение. Но не в этот раз.
— Почему нельзя!?
— Машенька! Ты уже взрослая умная девочка. Стихотворение не совсем по теме.
— Всегда так. Им можно, мне никогда!
— Поговорим после занятий!
Кристине предстоял очередной вызов на ковер к начальнице.
Посещая высокий кабинет, Кристина нацепляла на лицо маску нейтральной доброжелательности. Хотя внутри у нее все бурлило и кипело. И само собой возникало конкретное и вполне четкое желание. Схватить со стола самый увесистый том К.Маркса и изо всей силы треснуть им по башке начальницу Ларису Васильевну. Та это чувствовала, и допросы ее становились все изощреннее, вызовы на ковер все чаще.
Том К.Маркса явно тосковал в бездействии.
— Нам необходимо найти консенсус!
Сурово глядя поверх очков, заявила Лариса Васильевна, едва Кристина переступила порог ее кабинета. При этом Васильевна стала до чертиков похожа на супругу вождя мирового пролетариата Надежду, свет, Константиновну Крупскую. В свое время Лариса на дух не приняла перестройку с ее гластностью. Последовавший затем либерализм с демократией, тем паче, люто возненавидела.
Суть конфликтности Ларисы с внешним миром заключалась, скажем так, в закоренелости ее сознания. Воспитанная райкомами и горкомами, резолюциями и постановлениями, приказами и установками сверху, выйдя на пенсию, не найдя своему могучему общественному темпераменту достойного применения, Лариса возглавила «Центр детского творчества». Коммунисты, как известно, погибают, но не сдаются.
Лариса, свет, Васильевна набрала себе группу из особо неблагополучных детей, личным волевым решением повязала на немытые шеи красные галстуки. И принялась вколачивать в их пустые головы идеалы светлого коммунистического завтра.
Короче, линейки, горны, барабаны, стихи о детстве вождя, звонкие песни про отряд, который «шел по берегу, шел издалека. Шел под красным знаменем командир полка».
Взвейтесь кострами, синие ночи! Мы — пионеры, дети рабочих!
Как ни странно, поколению «Пепси», уже нюхнувшему клея «Момент» и хлебнувшему пива «Клинское» и не только его, все это до чертиков понравилось. Бомжующих при живых родителях детей в этом возрасте можно повернуть в любую сторону. Красные галстуки орда Ларисы не снимала, даже сшибая мелочь возле метро у прохожих после занятий.
Амбициозная Лариса мечтала пригласить на одну из линеек самого Зюганова. А там и до посещения Мавзолея рукой подать. Чем черт не шутит.
Таковой вкратце была группа отроков Ларисы, свет, Васильевны.
Кристина мечтала найти богатого спонсора, который купил бы всей ее ватаге билеты в Большой театр. Само собой, на «Щелкунчика». Или, в крайнем случае, на «Конька-Горбунка». Малолетки, под ее чутким руководством, приобщались исключительно к образцам высокого искусства. Сказки Андерсена под музыку Моцарта, Шуберта. Мазурки, «Сударыня! Позвольте вашу ручку!», полонезы и все такое.
Естественно, отроки постоянно перебегали из группы в группу. Любознательность у них в крови в этом возрасте. Кристина относилась к исчезновению «своих» и появлению в ее группе «чужих», спокойно. Как взрослая мудрая женщина. Лариса же, свет, Васильевна тихо зверела. И постоянно вызывала Кристину на ковер. Для разборок.
— Нам необходимо найти консенсус!
Кристина вошла в кабинет, прикрыла за собой дверь, но садиться к столу не стала. Осталась стоять, руки за спину, около двери. Лариса этого будто не заметила.
— Наши разногласия носят идейный характер!
— Господибогмой! У нас нет никаких разногласий!
— Между прочим, бога нет!
— Существуют различные точки зрения.
— Учения Ленина единственно верно, потому что оно правильно!
— Господибогмой! Давайте договоримся сразу!
— Ревизионизм не пройдет! — рявкала Лариса Васильевна.
— Историю не повернуть вспять! — парировала Кристина.
Так они пререкались почти ежедневно. Раз в неделю — обязательно. Остальные педагоги, воспитатели и прочая обслуга в конфликт двух «воркующих субъектов» не вмешивалась. На фиг нужно, себе дороже.
В этот раз Кристина выкинула фортель в духе фильмов ужасов. Не дослушав, молча, повернулась, открыла дверь, вышла из кабинета и изо всей силы захлопнула дверь за собой. Наверняка, над столом Ларисы задрожала люстра. А возможно, даже посыпалась с потолка штукатурка.
«Карл Брюллов так бы не поступил!» — почему-то подумала Кристина.
О чем думала в этот момент Лариса, можно было только догадываться.
Майк начал сходить с ума. Во всяком случае, самому себе последние дни он, как попугай мысленно талдычил только одно.
«Ты сходишь с ума, придурок!».
Из головы не вылезала эта, изящно хромающая девчонка с красивым надменным лицом. Дважды трижды в день он приезжал именно на этот перекресток у Самотечной эстакады. Останавливался где-нибудь чуть в стороне. И, не вылезая из машины, ждал у моря погоды. Но ситуация, естественно, не повторялась. Ни девчонки с манерами выпускницы Смольного института, ни беззубой голосистой бомжихи не наблюдалось. Иначе можно было бы расспросить древнюю певунью, вдруг она знает адрес девушки. Но нет. Перекресток был, как и прежде, пустым. Изредка промчит какая-нибудь заблудившаяся иномарка. Или прошаркает по асфальту старушка в соседний магазин за творогом. Тишина-а!
Майк сам от себя не ожидал подобной прыти. Это он, который долгие годы и трех минут не мог спокойно просидеть на одном месте. Он, который каждый вечер объезжал все ночные клубы и самые модные тусовки. И это он теперь сидит в пустой машине и, как баран на новые ворота, смотрит в одну точку. Кому скажи, не поверят!
