Ивана Трамп - Только про любовь
Когда Катринка закончила, Нина Грэхем посмотрела на нее, слабо улыбнувшись, и сказала:
– Какая удивительная история, – при этом самим тоном давая понять, что она не очень-то ей поверила и что ее сын сглупил, приняв все за чистую монету. Но это недоверие было выражено настолько тонко, что не могло показаться оскорбительным.
На короткое время возникло замешательство, все замолчали, но тут в действие вступил Кеннет Грэхем и сочувственно произнес:
– Когда вы уезжали из Чехословакии, вы покинули все, что там оставалось, навсегда? Как это ужасно для вас.
– Не все, – возразила Катринка. – Я взяла с собой несколько материнских украшений, которые не представляют никакой ценности, но мне они очень дороги. И Адам, – она взглянула на мужа впервые с тех пор, как приехала в «Тополя», и улыбнулась самозабвенно и переполненная любовью к нему, – поехал в Прагу, чтобы привезти оттуда фотографии, старые письма и еще кое-какие мелочи. Он понимал, как много они для меня значат.
– Ну, Адам, – сказала Климентина, не скрывая неподдельного изумления. Вот уж никогда бы не подумала, что ты можешь быть таким чутким.
– О, он всегда чуткий, – сказала Катринка, не зная, следует ли принимать слова Клементины всерьез. – По отношению ко мне он просто замечательный.
Адам засмеялся:
– Вот видите. Как я мог устоять против нее?
– А к чему было и пытаться? – галантно спросил его отец.
– Никто никогда не мог бы назвать тебя совершенно безумцем, – сказал Уилсон, рискуя навлечь на себя гнев Клементины и становясь на этот раз на сторону своего шурина, которого он недолюбливал, и своей ноной невестки, которая была просто красотка.
– Неужели, – сказала Нина Грэхем с каким-то неуловимым раздражением, которое придавало всем ее словам оттенок двусмысленности.
Катринка попросила Кеннета Грэхема рассказать о его работе.
– Это была небольшая семейная верфь, – начал рассказ Кеннет. Глаза его блестели, лицо слегка раскраснелось от выпивки, а в словах зазвучала гордость. – Построена она недалеко отсюда, еще в 1765 году. Мы построили несколько прекрасных яхт.
– Компания проектировала и строила гоночные яхты, которые участвовали в соревнованиях на Кубок Америки, – добавил Адам. – Если ты его уговоришь, отец покажет тебе эти модели.
Катринка уже достаточно много знала о яхтах, чтобы понять, что соревнования на Кубок Америки относились к числу наиболее важных международных морских соревнований. – Я бы очень хотела их увидеть, – сказала Катринка.
– Не все, – сказал Кеннет Грэхем, – но самые лучшие из них иногда выигрывали призы.
– Но уже не в твое время, – сказала его жена. Она улыбалась и, возможно, просто констатировала факт.
Неодобрение Нины Грэхем вовсе не было плодом серьезных размышлений, а недовольство тем чувством, которое проистекает из разочарования. И то, и другое были просто уловками, которыми она бессознательно научилась пользоваться для собственной выгоды еще в очень юном возрасте. Она как-то обнаружила, что ее недовольство побуждает людей изо всех сил стараться угодить ей. Они уделяли ей больше внимания, стремились сделать ее счастливой, а если им это не удавалось – что порой было неизбежно, – то возобновляли свои попытки.
Если бы Нина была менее очаровательным ребенком или менее красивой и привлекательной женщиной, она никогда и ничего бы не выиграла от этих уловок. Ее постоянно недовольный вид привел бы к тому, что все начали бы дружно избегать ее. Они бы принимали ее за нытика, что, конечно, же совершенно не соответствовало истине: нытик был для нее синонимом слабого характера. А поскольку она всегда была мила и умна, достаточно остроумна и обязательна, к тому же могла, приложив некоторые усилия, быть вполне сердечной и производить впечатление человека, стоически переносящего неприятности жизни, то редко испытывала недостаток в обожателях.
Конечно, эта ее тактика имела свои недостатки. Ну взять хотя бы то, что Нина даже однажды не могла позволить себе одобрить что-либо или проявить радость из опасения лишиться хотя бы частички внимания к своей персоне. Это неизбежно, и, чтобы заглушить тоску на сердце, она порой изрядно выпивала. И только в семье, где проявлялось ее чрезмерное недовольство, Кеннет и Клементина все еще не оставляли бесплодных усилий ублажить ее. Адам же давно оставил эти попытки.
И дело было не в том, что Грэхемы больше других чувствовали те силы, которые ими управляли. Они бессознательно долгие годы играли в какую-то игру, не зная толком ее правил.
Сейчас эти правила требовали от Адама дать всем понять, что он рассердился, хотя и притворялся (убеждая в том главным образом себя), что его ничуть не интересует мнение матери о его поступках, но прежде чем решиться жениться на Катринке, а потом обвенчаться с ней в Кап-Ферра, он должен был доказать, самому себе, что ему это вовсе не безразлично. Притворяясь абсолютно равнодушным, он все же бессознательно надеялся уловить ее одобрительный жест, удовлетворенную улыбку или почувствовать спонтанное объятие, которые бы убедили его в том, что ему удалось сделать свою мать счастливой. Конечно, ему хотелось, чтобы она одобрила его выбор, чтобы ей понравилась Катринка и чтобы она даже ее полюбила. И он вспомнил, как однажды в детстве на свои карманные деньги он купил матери брошку – подарок ко дню ее рождения, а в ответ на это услышал от нее лишь сухую благодарность и сентенцию, что никогда не следует дарить женщине дешевые ювелирные изделия, если хочешь продемонстрировать ей свое внимание. С тех пор он никогда больше не дарил ей подарков.
Конечно, Адам в основном разозлился на самого себя за то, что опять дал себя вовлечь в ее игру, но он хотел верить, что его злость направлена только на мать и к нему не имеет никакого отношения: например, за то, что она так искусно сейчас унизила собственного мужа.
Хотя ее презрение к нему наложило отпечаток на его собственное отношение к отцу, он из принципа чувствовал себя обязанным защищать его и даже любить.
– Современные яхты используют стекло, пластик, алюминий, различные легкие сплавы, которые увеличивают их скорость, – торопливо пояснял Адам, боясь, что его раздражение становится заметным, хотя отец, казалось, вовсе не заметил выпада своей жены. – А папа работал исключительно с деревом.
– В наше время приходится в основном переделывать старые яхты, поскольку сейчас мало таких безумцев, которые бы заказывали новые яхты из дерева. Но мне нравится моя работа. И я ее делаю хорошо.
– Достаточно хорошо, чтобы поддерживать семейную крышу над головой, – сказал Адам, указывая на столовую с ее обитыми шелком стенами, бесценными картинами, застекленными шкафами, в которых красовались севрский фарфор, фарфор от Веджвуда, хрусталь баккара и заводов Устерфорда.
