Дженнифер Уайнер - Все девочки взрослеют
— Как они могут есть? Неужели они голодны? — возмущалась Джой, уперев руки в боки и разглядывая продукты: солонина и бастурма, индейка и салат с тунцом и яйцом, копченая рыба, швейцарский сыр и сливочный сыр, ржаной хлеб и бублики, запеканка с изюмом, посыпанный сахарной пудрой торт и печенье с шоколадной крошкой.
— Жизнь продолжается, — отозвалась я.
Ужасное клише, но, наверное, самое справедливое.
Джой презрительно поджала губы. За последние девять месяцев она научилась это делать в совершенстве. Ее лицо обрамляли кудряшки.
— А по-моему, это отвратительно!
Она потерла распухшие глаза и вышла на задний двор.
В дверь позвонили.
— Я открою, — Сэм вытерла руки посудным полотенцем, заткнутым за пояс. Через минуту она вернулась с маленькой девочкой и ее матерью. Девочка назвалась Карой.
— Мы из Дома Роналда Макдоналда, — пояснила ее мать. — Можно, Кара поговорит с Джой?
— Конечно. — Я отвела Кару в сад, где сидели Джой и ее друзья. Парень Сэм показывал им карточные фокусы. Печенье на подносах быстро убывало.
Я стояла на крыльце, когда Джой подняла взгляд.
— Привет, Кара.
— Моя мама прочла о твоем папе в газетах, — начала Кара. — Ничего, что я пришла?
— Наоборот, молодец, — похвалила ее Джой.
У меня защемило сердце, когда дочь разыскала для девочки стул, представила ее Тамсин и Тодду и спросила о неком Гарри.
— У него растут волосы, — улыбнулась Кара.
— Прекрасно, — улыбнулась в ответ Джой.
«Сегодня дочь стала взрослой», — подумала я и отвернулась, чтобы Джой не видела моих слез.
Макси протянула мне платок — отглаженный до хруста льняной квадратик. Я вытерла лицо, расправила фартук и вернулась на кухню. У обочины стоял «универсал» с включенными поворотниками. Со стороны водителя маячил Брюс Губерман.
— О господи, — пробормотала я. — Губерман.
— Это он? — прошептала Макси, глядя на машину. Она подозвала Саманту, та сощурилась и тоже уставилась на Брюса.
— Прогнать его? — предложила Сэм.
— Нет, — остановила я.
Внезапно мне пришла в голову ужасная мысль.
— О боже! А вдруг он считает, что я готова спать с ним на любых похоронах?
Я засмеялась. Пассажирская дверца распахнулась. Из машины вышла Эмили, изящная как куколка. Она открыла заднюю дверцу и выудила одного из сыновей. Я впилась ногтями в ладони.
— Сейчас разберусь! — Саманта шагнула к двери.
— Нет. Не стоит, все нормально, — заверила я. — Они приехали к Джой.
Я наблюдала, как Брюс берет жену под локоть и ведет к крыльцу. Или тащит? Хотя, может, мне показалось. Я заставила себя подойти и поприветствовать их.
— Кэнни, — кивнул он.
— Брюс, — отозвалась я.
— Мне жаль.
— Жаль, — повторила я как попугай.
Эмили отлепилась от Брюса.
— Я очень сочувствую тебе, — тихо сказала она. — Мальчики!
Эмили наклонилась. С ее ростом это было нетрудно. Старший мальчик убрал видеоигру в карман, а младший, вылитый Брюс, посмотрел на меня и произнес:
— Мне жаль.
Два маленьких мальчика. Два идеальных мальчика. Ах, Питер. У меня снова перехватило дыхание, но я сумела ответить:
— Джой в саду.
Я вытерла глаза и шагнула в сторону, пропуская их.
Через три дня я заставила себя прослушать сорок семь сообщений на автоответчике. Я сидела в гостиной с бокалом вина, закутавшись в голубой халат Питера. Фразы текли мимо. «Мы ужасно расстроились… какой кошмар… чем можем помочь?» Я промокнула слезы. Днем еще ничего, но ночи просто ужасны. Все время вижу его — вот что страшно. Питер выходит из душа с полотенцем на бедрах. Поднимается по лестнице с газетой. Срывает нагретый солнцем помидор с лозы на заднем дворе, режет, солит и протягивает мне половинку. Стоит перед открытым холодильником, словно надеясь, что его содержимое волшебным образом изменится. «Не убирай мое масло», — бросаю я, проходя мимо. Он смотрит на масло, которое я оставила на стойке, и говорит: «Если ты хочешь, чтобы мы умерли от ботулизма, не стану тебе мешать».
«Вернись. Не оставляй меня. Не покидай Джой. Вернись к нам. Вернись домой», — мысленно молю я. Иногда успеваю сказать ему слово или два. Потом он исчезает.
«Если что-нибудь нужно… если мы можем помочь…» Я записываю имена и номера одной из ручек Питера с символикой Филадельфийского университета. Почерк кажется незнакомым, словно руки чужие.
Сорок второе сообщение оставила женщина с высоким приятным голосом.
— Привет, ребята! — весело воскликнула она.
«Наверное, не в курсе», — решила я.
Как и авторы сообщений двадцать два и тридцать (в одном парень хотел продать «Питеру Крушел… Крушла… в общем, хозяину дома» подписку на «Икзэминер», в другом робот спросил, не желаем ли мы застраховать автомобиль в другой компании).
— Это Бетси!
Я не сразу вспомнила, кто такая Бетси, а когда вспомнила, то застонала вслух.
— Слушайте, — продолжала она, — знаю, что нельзя было делать домашний тест. Это неофициально, пока ваш врач не подтвердит, но…
Бетси выдержала паузу. Я затаила дыхание, глядя на стену и вцепившись в ручку и блокнот. «О да, — думала я. — О нет». Я покосилась в сторону. Питер сидел за моим столом и улыбался. «Подожди, — прошептала я, когда он повернулся к окну. — Ради бога, подожди…»
— Поздравляю, мама и папа! — радостно крикнула Бетси.
38
— С первого раза не всегда получается, — заметила мать.
Я снисходительно посмотрела на нее.
— Ты подсадила женщине оплодотворенный эмбрион, и теперь удивляешься, что она беременна? В вашей школе давали уроки сексуальной культуры?
— Ну, если так рассуждать, — пробормотала мать и провела руками по волосам.
Каждое утро мама приводила себя в порядок с большим трудом. Она была нормально одета, но поверх всего красовался папин махровый халат. Дома мама отказывалась из него вылезать. Мне хотелось плакать, когда я видела, как она шаркает по коридору — руки в карманах, подол волочится по полу.
— Мы приготовились к трем попыткам, и только потом, если ничего не получится…
Она замолчала. На плите засвистел чайник. Мать не обратила внимания. Через минуту я встала, налила кипящую воду в кружку и подала ей вместе с сахарницей и кувшином молока. Молоко у нас почти закончилось. «Молоко», — написала я в блокноте на холодильнике. Почерком отца в нем было выведено: «крекеры» и «шампунь». Интересно, эта страница будет висеть вечно? Или однажды я приду домой из школы и увижу, что ее больше нет?
Я налила себе сок и села за стол напротив матери. Мокрые волосы я собрала в хвост; слуховой аппарат был на месте. Я стала носить его постоянно. Не хотела еще что-нибудь пропустить.
