Ребекка Пейсли - Полночь и магнолии
Сенека вновь начал раскачивать кресло. Пичи сидела напротив него. Они любили друг друга. Они соединились так страстно губы к губам, грудь к груди, сердце к сердцу, что так могли соединиться лишь любящие друг друга мужчина и женщина…
Когда Пичи была на грани экстаза, Сенека прошептал ей на ухо:
— А теперь я подожду, подожду до тех пор, пока ты не «понесешь» моего сына, которого я так хочу иметь вместе с тобой.
Они оставались неподвижными довольно долгое время. Оба они пребывали в надежде, что совершится чудо и внутри Пичи появится живое существо — их сын.
— И я божусь, что когда ты начнешь поправляться с ребенком… когда ты не сможешь делать ничего и будешь ходить переваливающейся походкой, я буду навещать тебя так часто, как разрешит моя любимая жена, — сказал Сенека.
Он дотронулся до ее спины.
— Жена, прекрати так ерзать! Не потревожь моего сына! — заявил Сенека.
— О, Боже! Не прошло и пяти минут, как парнишка зародился на свет, а ты боишься. У него, должно быть, только появились уши! — воскликнула Пичи.
— Чьи лучше ему подойдут — твои или мои? Они долго пребывали в безмолвии, пока их покой не нарушил резкий стук в дверь. Сенека практически опрокинул Пичи на пол, пытаясь быстро встать и одеться.
— Боже! — воскликнула Пичи. — Минуту назад ты беспокоился о своем ребенке, а сейчас чуть было не вывернул его наизнанку.
Ухмыльнувшись, Сенека сгреб брюки, быстро оделся и побежал в кухню на стук.
— Мистер Бриндиси! — раздался чей-то голос. — Я пришел сообщить, что гроб для вашей жены уже готов.
Сенека понял, что это был плотник Джон Мид.
— Я думал, что ваша жена зайдет посмотреть его. Магазин закроется через час.
— О, да, мистер Мид! — крикнула ему из спальни Пичи. — Мы будем быстрее, чем кот сможет облизать свою…
— Свою лапу, — быстро закончил Сенека, прежде чем она могла произнести слово, которое бы привело плотника в шок. Сенека поспешил прикрыть дверь, а Пичи, наскоро одевшись, была уже на кухне.
— Поторопись, Сенека! — взволнованно сказала она.
Сенека понял, что никакие силы на земле не удержат ее от того, чтобы посмотреть на свой гроб.
— Правда, мы не обедали и кишки мои играют победный марш, — сообщила она.
— Хорошо, — сказал Сенека, — оставайся здесь и ешь, а я схожу и посмотрю.
Он вышел.
— Подожди! — крикнула ему вдогонку Пичи. — Я возьму что-нибудь из корзины с едой, что принесла нам миссис Бэлли.
И она, схватив кусок сыра и маленький кусок хлеба, пустилась догонять Сенека.
Она проглотила сыр, еще не добежав до фургона.
— Ты и впрямь не хочешь съесть кусочек этого хлеба, Сенекерс? — спросила Пичи мужа в то время, когда он заворачивал повозку на сельскую площадь. — Ты же совсем ничего не ел!
Он покачал головой и остановил осла рядом с колодцем. Он помог Пичи спуститься на землю, и они направились прямо к лавке мистера Мида. Рядом с ними прыгала белка. У Пичи дух перехватило, когда она увидала свой гроб. Он стоял посередине лавки на деревянной подставке. Крышка была приоткрыта: она как бы торопила ее.
— Дуб! — прошептала Пичи и пробежала рукой по краям крышки. — Я даже и мечтать об этом не могла. Просто рассчитывала на сосновый ящик. А тут!!!
— Для моей жены — самое лучшее! — сказал Сенека.
Он закрыл глаза и тихо смеялся ей на ухо.
— Только самое-пресамое лучшее для моей жены.
Пичи тщательно осмотрела гроб со всех сторон, проверила, как он закрывается, и поблагодарила мистера Мида за работу. Он, действительно, выполнил заказ так, как она хотела.
С одной стороны крышки был нарисован ее крошечный домик в Поссом Холлоу, а с другой — прекрасный дворец Авентины на фоне прекрасного леса.
Работа превзошла все ее ожидания. Внутри все было отделано изумрудно-зеленым атласом.
— Тебе нравится этот зеленый цвет, Сенека? Сенека посмотрел и сказал:
— Да, нравится. Мне всегда этот цвет нравился на тебе. Изумительно, что ты будешь носить этот цвет целую вечность! — воскликнул Сенека.
— Все сделано так, как надо! И, самое главное, он очень комфортабелен. А еще атлас — это мне и впрямь подойдет, — сказала Пичи.
— Что подойдет? — не понял ее Сенека. Она подошла к Сенеке и попросила:
— Помоги мне залезть в него. Только тогда, когда я улягусь в него, я буду уверена, что он мне не лгал. А вдруг он мне будет мал и придется с хрустом подгибать мне пальцы. Это будет ужасно. — Пичи, Бога ради! — сказал Сенека. — Не складывайся туда, — попросил он ее. — Да? Если ты мне не поможешь, то я все равно испробую, — сказала она и полезла в гроб.
Она улеглась на дно, и белка ее улеглась рядышком. Это было ужасное зрелище. Она была помешана на своей смерти. Она была абсолютно и совершенно сумасшедшей.
— Пичи, — сказал Сенека. — Достаточно. Вылезай!
— Как я выгляжу? — спросила она, не слушая его.
А Сенека даже и не знал, как вытянуть ее оттуда.
— Знаешь, что, — сказал он ей, — ведь у мертвых всегда руки скрещены на груди.
Она скрестила руки на груди и спросила опять:
— А теперь как? Я тебе нравлюсь?
— Мистер Бриндиси! — раздался вдруг голос Уэйнрайта. — А где же ваша жена?
— Лежит в своем гробу, мистер Уэйнрайт, — сказал Сенека и показал на Пичи.
Мистер Уэйнрайт был почти что в шоке. Ему даже пришлось опереться на крышку гроба, чтобы не упасть. А когда понял, на что он облокотился, то отскочил, как ужаленный.
— О, Боже! Миссис Бриндиси! Вы же еще не мертвы! — воскликнул он.
— Она практикуется, — пояснил Сенека.
Он взглянул на Пичи. Та лежала с закрытыми глазами и едва дышала.
— Так быстро умерла? — поддразнил он ее. — Надо бы знать, прежде чем умирать, что тебе нужно в руках держать лилию, — сказал Сенека.
Он рассмотрел в толпе зевак женщину с корзиной свежесрезанной жимолости. Дав женщине золотую монету за цветущую ветку, он вручил ее Пичи. Взяв ветку в руки, Пичи вдруг поняла, что не ощущает ее. Но она знала, что ветка была в ее руках, она видела ее, но не ощущала ее.
— Сенека! — позвала она мужа, но губы ее еле двигались. — Сенека! — прошептала она. Она не понимала, что с нею происходило. Что-то было не так, что-то происходило плохое.
Она открыла рот, чтобы позвать Сенеку, но губы ее не слушались. Образ Сенеки начал вдруг улетучиваться и совсем исчез. Глаза ее плотно сомкнулись, и она не могла их раскрыть.
Когда Сенека увидел ее закрытые глаза, едва вздымающуюся грудь, он понял, что она разыгрывает умирающего человека.
— Пичи, — сказал он, — если ты уже все проверила, то я оценю этот твой поступок и прошу тебя поскорее выйти оттуда. Я голоден, жена, и хочу поехать домой!
Она ничего не ответила и не пошевельнулась. Мистер Уэйнрайт склонился над нею и пристально стал рассматривать ее лицо.
