Салли Боумен - Любовники и лжецы. Книга 2
Паскаль весь обратился в зрение, словно мелкие детали могли подсказать ему, стоит ли верить своим глазам. Джини ни за что не надела бы такие туфли, пришла в голову мысль, показавшаяся спасительной. С другой стороны, именно такие были в посылке – черные, на тонких высоких каблуках. Паскаль отвернулся, потом посмотрел снова.
Теперь она повернулась лицом к Хоторну. Они стояли рядом, Хоторн смотрел ей в глаза. Паскаль видел, как шевелятся его губы. Подняв руку, Хоторн нежно привлек ее к себе. Она стояла спиной к Паскалю, преданно глядя в лицо Хоторну. А тот все говорил. Паскаль почти ослеп от боли и недоумения. Видеть и в то же время не видеть, иметь возможность наблюдать разговор, но не иметь возможности слышать – это было для него новой пыткой. Это не может быть правдой, все это только кажется, говорил он себе. Между тем в комнате напротив Хоторн только что взял руку Джини и медленно поднес ее к губам. Он поцеловал ее в кисть, обтянутую перчаткой. «Так вот что он делал вчера», – подумал Паскаль. Именно так все начиналось – так, как и рассказывала Джини.
Он отошел от своих камер. Паскаль потер лицо. Он чувствовал себя пленником собственных подозрений, вынужденным воочию наблюдать свои бредовые видения.
Некоторое время он стоял, не в силах отделаться от страха, неверия и чувства вины. Прошло лишь несколько секунд – каждая длиною в год. Одна часть сознания была загипнотизирована навязчивыми мыслями, крутившимися в голове, как белка в колесе, в то время как другая была поглощена расчетами. Тридцать секунд понадобится на то, чтобы сбежать по лестнице и выскочить на улицу. Еще тридцать – на то, чтобы пересечь сад и перескочить через ограду. Следующие тридцать – чтобы взбежать по ступенькам, прыгнуть на балкон и высадить балконные двери. Они казались достаточно хлипкими – откроются от одного хорошего пинка. Итого – полторы минуты. Паскаль чувствовал себя парализованным. Он двинулся было к двери, но повернул назад и в очередной раз прильнул к видоискателю.
Мужчина и женщина держали друг друга в объятиях.
Крепко обхватив свою избранницу, Хоторн начал поглаживать ее по спине. Оба казались крайне возбужденными. Ладони Хоторна легли на ее узкие бедра, он притянул женщину к себе. Она дернулась и положила голову ему на плечо. Белокурые волосы резко контрастировали с черной тканью его смокинга. «Подними голову, оглянись хоть раз», – вновь мысленно умолял ее Паскаль.
Женщина дрожала – это было хорошо видно. Руки Хоторна, путешествуя по ее телу, сняли с плеч тонкие бретельки – сначала левую, потом правую. Платье соскользнуло с ее плеч. Под платьем она носила черный корсет, который поднимал и поддерживал груди. Хоторн еще крепче прижал ее к себе, закрыв глаза. Словно обезумев, он начал целовать ее в губы и шею. Его руки поддерживали груди, поднимающиеся над корсетом. Он принялся ласкать их. Волосы женщины трепетали, словно живые. Внезапно темп движений изменился. Из медленных и ленивых они превратились в быстрые и ненасытные. Женщина, стиснув голову Хоторна в ладонях, потянула ее вниз, так, чтобы он своими губами прикоснулся к ее грудям. Она стояла к Хоторну вполоборота, ее движения стали исступленными и беспорядочными, ускорившись настолько, что Паскаль в какое-то из долгих, как вечность, мгновений не смог удержаться от мысли: «Сейчас он бросит ее на пол, и ее волосы ковром расстелются перед ним». Но он тут же осознал, что Хоторн не отвечает на ее ласки, не целует ее грудей. Женщина вела себя все возбужденнее, однако теперь в сознании Паскаля четко высветилось: «Нет».
Он не увидел лица этой женщины, по-прежнему скрытого волной волос, зато хорошо разглядел ее груди и линию плеча до самой ключиц. От этого сразу полегчало. Он слишком хорошо знал Джини – так хорошо, что узнал бы ее не только зрительно, но и на ощупь. Он знал линии ее шеи, изгиб спины и острые бугорки ее лопаток. Перед ним была не Джини. Даже возраст этой женщины был другим. Она была лет на десять старше – тридцать пять, а то и больше. Она была привлекательной, но с маленькими, почти детскими грудями. Ее соски были крохотными и вульгарно пунцовыми, да и движения были не такими, как у Джини. Сейчас Паскаль ясно это видел. Какое может быть сравнение? Джини двигалась легко и грациозно, а эта – резко, нагло, грубо.
Хоторн сместился немного влево, и женщина повернулась, продолжая алчно смотреть на него. Она взяла что-то со стола, который еле умещался в кадре, и принялась умащивать свои груди какими-то благовониями. Ее кожа стала лосниться. Руки в черных перчатках работали на совесть, соски возбужденно напряглись. Женщина на секунду прервала свое занятие и посмотрела на Хоторна, как если бы ожидала одобрения с его стороны. Склонив голову набок, она улыбалась.
«Все, все не так», – внутренне ликовал Паскаль, не понимая только одного: каким образом удалось столь искусно обмануть его глаза и рассудок? Волосы, прическа – все это было лишь тщательно выполненной копией Джини. Платье, конечно, было то самое, настоящее. В этом не могло быть никаких сомнений. Но сейчас, когда он смог увидеть лицо этой блондинки, всю ее фигуру при ярком свете, сходство с Джини оказалось минимальным. Это была не его Джини, а Джини в воображении кого-то другого, надо полагать, Хоторна. Эта мысль вызвала новый приступ ярости. Руки и ноги Паскаля опять стали послушными. Сейчас он разделается с этим негодяем раз и навсегда! Моторчик камеры взвыл, затвор защелкал.
Десять кадров, пятнадцать, двадцать. Паскаль снова стал самим собой – холодным и бесстрастным профессионалом. То, что происходило в окне напротив, его почти не волновало. Для него сейчас существовала только работа, которую надо выполнить, смена света, тени и ракурса. И ничего больше. Он наблюдал не занятие сексом, а просто взаимодействие форм. И эти формы следовало запечатлеть на пленке с учетом освещенности, расстояния и возможностей аппаратуры. Паскалю быстро удалось достичь абсолютной сосредоточенности. Единственной реальностью для него стали образы, движущиеся в видоискателе, которые необходимо надежно поймать с помощью бесконечно малых изменений фокуса и выдержки. Эти образы теперь не связывались в его сознании с конкретными людьми. Перед ним были не Хоторн с какой-то неизвестной блондинкой, а просто череда действий и движений. Используя точность аппаратуры, правильно выбрав угол и направление, он сделает все, чтобы остановить эти мгновения, которые после проявки пленки и отпечатки снимков превратятся в неопровержимые факты.
Паскаль прервал съемку, чтобы перезарядить камеру. Чертовски ныла раненая рука. Вытащив отснятую пленку и вставив новую, он опять нагнулся к видоискателю. Черный корсет немилосердно стягивал талию блондинки. Он был сделан из какого-то блестящего материала, преломляющего свет. Пришлось слегка подрегулировать камеру, чтобы избежать возможного брака. Пока он возился с пленкой, парочка отошла от окна. Хоторн был все еще полностью одет, и поза его никак не годилась для хорошего снимка. Он стоял где-то сбоку, опустив голову и глядя на блондинку сверху вниз. Она же задрала лицо, стоя перед ним на коленях. Отщелкав несколько кадров, Паскаль остановился в ожидании, когда Хоторн поднимет голову. Женщина тем временем принялась шарить у него между ног. Именно тогда у Паскаля появилось первое предчувствие, что действие развивается не по задуманному сценарию.
