Лора Флоранд - Француженки не играют по правилам
Она потянулась, чтобы накрыть его руки своими, а он вздрогнул и отдернул руки. Наконец-то глаза его открылись, и руки упали вдоль бедер.
– С тобой все будет в порядке?
Какая-то тень мелькнула в его лице и исчезла.
– Все будет прекрасно, – сказал он безо всякого выражения, будто жизнь ушла из него. – Я крепкий. Не беспокойся обо мне.
– Не буду, – согласилась она тихо. – Конечно, не буду.
Он посмотрел на лимузин через большие стеклянные двери отеля.
– Ты уезжаешь?
Его голос был совершенно ровным. Но она почувствовала себя так, будто ее огрели кнутом, и ничего не ответила.
Люк вздохнул и расправил плечи.
– Ладно, – сказал он, и ее живот дернулся, будто Люк ткнул в него ножом. – Уезжай.
Даже с ножом в животе она взглянула на Люка, на закрытую дверь конференц-зала и подумала о том, что ждет его за ней.
– Тебе не… Тебе не нуж…
– Нет, – сказал он быстро. – Ты не нужна мне для разговора с моим собственным отцом, Саммер. Со мной все будет в порядке.
Она сделала шаг назад. Он взялся за ручку двери. Они посмотрели друг на друга и одновременно резко отвернулись.
Люк вошел в конференц-зал и закрыл дверь.
Саммер забралась в лимузин и уехала.
Глава 36
Саммер сидела в небольшом домике, окутанная ароматами кокосов, моря и белых звезд тиаре, сплетенных в гирлянды, которыми островитяне нагрузили ее шею. По потолку бегали стрекочущие гекконы. Напряжение медленно вытекало из нее.
Как хорошо возвратиться туда, где она нужна людям. По-настоящему нужна. И не для всяких глупостей, вроде ресторанов и спа-салонов. Все здесь были в восторге от того, что она так быстро вернулась. Гора гирлянд, уже доходившая Саммер до лба, скрывала бетонный бартер, длинный и низкий, который служил стеной спальни. Из всех островитян не очень радовалась ее возвращению только заменявшая ее женщина, пребывание которой на острове неожиданно для нее могло быть прервано.
Саммер, впрочем, испытала бесконечное облегчение, когда дети столпились вокруг нее. Им не терпелось рассказать Саммер кучу историй про то, что они делали с мисс Келли, – про то, чего не знала сменившая Саммер учительница и как они сами должны были учить ее. Вот какую забавную игру придумала Келли. Саммер почувствовала легкий укол, когда поняла, что если бы она не вернулась, то Келли навсегда могла бы занять ее место и учить детей так же хорошо, как и она сама. Но все крепко обнимали Саммер и были очень довольны, что она снова с ними. Она расцветала от их приветствий. А их родители вдобавок целовали ее в обе щеки каждый раз, когда через голову надевали ей на шею очередную гирлянду. Саммер светилась от счастья. Кто-то принес ей еду. Потом наступил вечер, и все разошлись по домам. Саммер совсем расслабилась из-за того, что здесь она нужна и все ее любят, и расплакалась.
И не смогла остановиться.
Много дней она гуляла по пляжу, думая о Люке. Она вспоминала, как отчаянно он нуждался в том, чтобы кто-нибудь повел его гулять по песку, и каждый раз начинала рыдать.
Она положила ладонь на кокосовую пальму, и кора на ощупь совсем не была похожа на кожу Люка. Саммер подумала, что он вполне мог бы сделать что-нибудь сумасшедшее и смешное. Она представила, как он учится лазить на кокосовую пальму, и опять разрыдалась.
Она работала вместе с Келли. Саммер казалось, что ей удалось взять себя в руки, и она была счастлива, что может опять сосредоточиться на помощи ребятишкам. Но рано или поздно ей приходилось возвращаться домой – а там никто не лежал в гамаке, улыбаясь ей. И она опять начинала плакать.
Она ела самые восхитительные в мире манго и думала о мужчине настолько великолепном, что он мог взять сырые ингредиенты – такие дурацкие вещи, как сахар, листья и мука, – и создать что-то такое, чему сам Бог мог позавидовать. Такое, чего никто никогда не создавал. Люк казался ей похожим на Та’ароа[158], бога-создателя, который жил в раковине среди Небытия, потом открыл ее и выкрикивал в пустоту заклинания, одним лишь своим желанием вызывая к существованию прекрасные вещи.
Потому что ему… были нужны люди. Он чувствовал себя столь одиноким, что силой своей воли создал существующий мир. Так говорит предание о Та’ароа.
Саммер рисовала узоры на песке и думала о Люке, творящем чудесные, необыкновенные вещи, которые с каждым днем становились все лучше и лучше. Но съедали их всего лишь за несколько минут. Все, во что он вливает свою жизнь – мимолетно. И служит для чьего-то краткого, но пронзительного удовольствия.
Да ведь он просто человек, поняла она. Все это время она смотрела на него так, будто он по своей природе был выше ее, будто что-то в глубине его души давало ему тот богоподобный статус, который, как ей казалось, когда она была ребенком, был и у ее отца. Но Люк не божество, он просто человек. И это в нем было самым удивительным.
Она уставилась на свое творение на песке – непреклонная Эйфелева башня, нарисованная глубокими бороздами, была запечатлена на тропическом пляже. Но через миг большая волна разбилась о риф, и рябь прошла через лагуну, выплеснулась на пляж, смочив пальцы ее ног, откатилась обратно, оставив после себя лишь сглаженные, блестящие остатки башни, презренные, как воспоминания о прошлом Саммер.
Она задумчиво взглянула на океан и дала ему пять[159]. И внезапно рассмеялась, почувствовав, что теперь все будет так, как и должно быть. Да пошла ты на хрен, весело послала она Эйфелеву башню. Ты больше не выбьешь меня из этого состояния.
Она встала и нашла Келли, которая обрадовалась, что останется на острове, а сама отправилась в Париж.
– Наконец-то вы возвратились, – холодно сказал Патрик.
Тарелки вылетали из его рук, как карты из колоды фокусника, и Саммер резко остановилась. Все сотрудники в кухне выпечки впились в нее взглядами, и ее первым желанием было свернуться клубочком, укрыться за беззаботной улыбкой. В Париже всегда ее ненавидели, черт побери.
Она глубоко вздохнула и подняла подбородок.
– Где Люк?
– Для вас это какая-то игра? – рявкнул Патрик. – Когда бы вам ни захотелось, вы порхаете туда и обратно с этими вашими губами, созданными для поцелуев, и вам по фиг, что творится с мужчиной, которым вы играете?
Ей потребовалось семь дней, чтобы добраться сюда. Связь опять не работала. К счастью, на сей раз никто из детей не был болен и не нуждался в докторе, но и не было никакой возможности вызвать гидросамолет. За семь дней было много черных минут, когда слова «Ты мне не нужна… Уезжай» опять и опять звенели у нее в голове. Но когда она сворачивалась клубочком на палубе грузового судна среди Тихого океана, звезды в небе невероятно поддерживали ее и придавали ей храбрость. Но теперь Патрик – веселый, милый Патрик – костерил ее.
