Наталья Миронова - Тень доктора Кречмера
Николаю пришлось напомнить себе, что, если бы не Звягинцев с его клипами из русской классики, он не встретил бы Веру в ресторане «Прага». Вера тоже, видимо, почувствовала, что он готов взорваться, и вмешалась:
— «Последняя жертва»? Боюсь, вы на этом не остановитесь. «Последних-то жертв может быть много, — привела она слова Дульчина из пьесы, — да потом еще несколько уж самых последних». — Вера бросила лукавый взгляд на Николая, потом на Звягинцева. — Мой вам совет, уж если хотите Островского, ставьте лучше «Бешеные деньги». Они к теме ближе. К четырем миллионам. Всего хорошего, Руслан Гаджиевич. Желаю успеха.
Она повернулась, потянув за собой Николая, и они ушли.
— Что это за Руслан Гаджиевич? — хмуро спросил Николай, немного отдышавшись.
Ему ужасно не понравилось, что Вера за него вступилась при всей честной компании, а сам он стоял дурак дураком и слова не мог сказать. Ему хотелось на ком-нибудь сорвать досаду.
— Уразбаев, — невозмутимо ответила Вера. — Банкир. Президент банка «Золотой стандарт».
— Ясно. Только такой и мог польститься на Лору, — язвительно заметил Николай. — У них там считается, что любимого тела должно быть много.
— У кого это «у них там»? Мне такие выпады не нравятся. Кстати, ты тоже в свое время… польстился, — сухо напомнила Вера. — Давай лучше поговорим о другом. Расскажи о своем проекте. Ты ведь о нем собирался рассказать, когда нас прервали?
— Да. — Николай нахмурился, стараясь сосредоточиться. Встреча с Лорой и компанией выбила его из колеи. У него было ощущение, что его обложили со всех сторон, как на охоте, причем Лора тоже внесла посильный вклад. — Но, собственно, ты все уже знаешь. Я хочу сделать инсценировку «Онегина».
— Наш ответ английскому фильму? — улыбнулась Вера.
— Английский фильм был типичной дешевкой, — горячо заговорил Николай, стряхнув с себя наконец дурное настроение. — Но они хоть это сделали к двухсотлетию Пушкина, а у нас вообще никто ничего не смог. Никто даже не пытался. Я хочу сделать философский спектакль, не иллюстративный, как английский фильм, а динамичный, игровой. У меня автор будет вмешиваться в действие… я уже нашел актера на эту роль. Но главное, у меня будет само действие, диалоги, характеры, я задумал быструю смену сцен и декораций. И это не будет стоить четыре миллиона долларов… я надеюсь. Я все построю на ширмах и поворотном круге… Извини, это уже профессиональный жаргон.
— Сон Татьяны будет? — задумчиво спросила Вера.
— Обязательно!
— С медведем?
— Да, с медведем. Ну, не с живым, конечно, будет актер в костюме, но не чучело. Пожалуй, это будет самая дорогая часть постановки, — вздохнул Николай.
— Я все-таки не представляю, как ты из пушкинского текста сделаешь пьесу, — призналась Вера.
— Это мой секрет. Между прочим, пьеса — сама текстовая часть — уже готова. Мне мама помогала. Она у меня пушкинист, — добавил Николай с гордостью.
О том, что его мать, Наталья Львовна Стефанович, пушкинист и профессор Института русской литературы, Николай рассказывал Вере еще при первом знакомстве двенадцать лет назад. Хотя она и жила с мужем и сыном в Москве, Наталья Львовна была настоящей петербурженкой.
Она часто ездила в Питер на научные конференции, работала в архивах… Николай говорил о ней с такой гордостью, с такой сыновней любовью, что Вере становилось немного грустно: сама она ничем подобным похвастать не могла. Очнувшись от воспоминаний, она спросила:
— Можешь составить мне бизнес-план?
— Я не умею составлять бизнес-планы.
— Изложи сценарный план или как там у вас это называется, укажи, какие именно приспособления тебе понадобятся и их примерную стоимость. Мой банк профинансирует проект.
— Ты уверена? В наше время все театральные проекты убыточны.
— Есть такое понятие, как репутационная выгода. — Вера заглянула ему в глаза и улыбнулась. — Покажи мне проект, и, если ты сумеешь убедить меня, я сумею убедить наш совет директоров. Если в афише будет указано: «Спонсор — банк „Атлант“», если спектакль будет иметь успех, мы свои деньги, как говорится, отобьем. Извини, тоже профессиональный жаргон.
* * *Николай принялся за работу со своим обычным самозабвенным рвением. На этот раз речь шла не о приглашении поставить то-то и то-то к такой-то дате. Это было его собственное детище, его замысел, который он втайне разрабатывал давно, пожалуй, еще до знакомства с Верой. Банк деньги выделил, причем даже больше, чем он просил. Вера велела ему забыть о «линялых джинсах так называемого демократического театра» и не экономить на костюмах и спецэффектах.
Но с самого начала Николаю пришлось столкнуться с препятствием, которого он не ожидал, хотя мог бы предвидеть. Его пригласил на беседу директор театра Исидор Абрамович Кацнельсон.
Это был тот самый влачивший жалкое существование театр, где Николай делал первые режиссерские шаги. Своим бедственным положением театр был не в последнюю очередь обязан именно Исидору Абрамовичу. Под его чутким руководством режиссеры в театре сменялись едва ли не чаще, чем правительства в Италии. Некоторые не выдерживали и сезона. Да что там! Некоторые не выдерживали пары месяцев. Актеры писали докладные и коллективные письма, так называемые телеги, на режиссеров и друг на друга. В этой трясине дрязг, склок, тяжб, скандалов, интриг, истерик, выяснения отношений, хлопанья дверьми и битья по щекам Исидор Абрамович чувствовал себя как рыба в воде. Это была его стихия.
Во время работы над первыми двумя постановками в этом театре Николаю практически не приходилось сталкиваться с директором. Он не работал в штате, был всего лишь очередным приглашенным режиссером. Он и теперь остался очередным приглашенным режиссером, но теперь банк выделил деньги на постановку именно ему, Николаю Галынину. Ему принадлежало право подписи. Этого Исидор Абрамович выдержать не мог.
Очень мягко, «вазелиновым», как определил про себя Николай, голосом директор предложил передать распоряжение деньгами ему.
— Зачем вам такая обуза? — вкрадчиво говорил он. — Ваше дело — творчество, а о материальной, стороне позабочусь я. Доверьтесь мне.
«Заходи ко мне ты в гости», — муху
пригласил паук, —
вспомнился Николаю английский детский стишок.
Николай света невзвидел при одной мысли о том, что человек, которого он глубоко презирал, считал самодуром и жуликом, возьмет в свои руки управление денежными потоками. Это же были деньги банка «Атлант», Верины деньги!
— Банк доверил деньги мне, — недовольно возразил он, даже не потрудившись изобразить «благодарность за заботу».
