Дженет Таннер - Возвращенный рай
– Расскажи еще раз – пожалуйста!
– Родители твоего отца, жившие в Германии, вывозили кофе. Этот кофе пили в самых лучших кафетериях Европы, от Берлина до Вены. Но они очень пострадали во время войны. Их дом разбомбили, а их дело развалилось. Твой отец приехал в Южную Америку, чтобы начать все сначала. Мой отец – твой дедушка, – помог ему. Они знали друг друга по торговле кофе. Дедушка Висенте занимался политикой и помог достать твоему отцу нужные документы. Когда он приехал в Венесуэлу, мы встретились и полюбили друг друга. Конечно, он был значительно старше меня. Ему было почти сорок, а мне всего семнадцать. Но для нас это не имело значения, а мой отец очень обрадовался, что я вышла замуж за его старого друга.
На губах Лили засветилась улыбка. Это была самая лучшая часть рассказа – что папа был значительно старше мамы и что дедушка Висенте был рад, так как Отто был его старый знакомый. То же будет у нее с Джорге, подумала она. Раз получилось у мамы с папой, почему не может получиться и у нее?
– Расскажи мне, как вы приехали на Мандрепору, – настойчиво попросила она.
– Тут и рассказывать-то нечего. Дедушка Висенте помог папе с арендой острова, а потом мы его выкупили. Мы приехали сюда, построили здесь гостиницу, и папа смог заняться бизнесом с дедушкой Висенте и дядей Фернандо.
Лили не стала спрашивать, в чем заключался этот бизнес. Она подумала, что слушать об этом скучно.
– А Джорге? Ты знала его уже тогда? Щеки Магдалены слегка порозовели.
– Я знала его с детских лет.
Ей следовало бы уже тогда обо все догадаться, подумала Лини, ВСПОМИНАЯ теперь с удивительной ясностью события тех далеких дней и выражение лица матери, когда она произнесла эти слова. Но тогда Лили была лишь маленькой девочкой. Для нее мама и папа составляли единое, неразрывное целое. Ни тогда, ни позже ей не пришло в голову, что Магдалена и Джорге, игравшие вместе в детстве, были в каких-то иных, кроме как в дружеских, отношениях.
То были подлинно идиллические дни, вспоминала Лили. Дни, когда она воспринимала любовь, счастье и безопасность как само собой разумеющееся. Дни до смерти мамы.
Это произошло примерно через год после того, как она в первый раз увидела Джорге, подумала Лили, и ужас той ночи запомнился ей навсегда.
Она припоминала, что ее разбудила какая-то возня – громкие голоса, но не сердитые, а возбужденные, и чьи-то ужасные вопли. Сердце Лили сильно стучало—от страха и от внезапного пробуждения. Она инстинктивно поняла, что происходит что-то жуткое. Лили собралась с духом, вылезла из-под сетки от москитов и босиком пошла к двери. Голоса доносились с нижнего этажа. Лили спустилась вниз, крепко цепляясь за перила деревянной лестницы и тайком подглядывая. В гостиной она увидела отца, который закрыл лицо руками: он не заметил ее.
– Папа! – крикнула она испуганно. – Папа – что случилось?
Казалось, он ее не слышит, но тут в дверях показалась Петси. Она была в ночном халате, и по выражению ее лица Лили поняла, что вопила именно она.
– Петси! – закричала Лили. – Петси, что случилось? – Лили сбежала с лестницы. Но Петси решительно встала на ее пути.
– Нет, мисс Лили. Вам нельзя туда.
– Но я хочу! Хочу к маме…
– Перестаньте, мисс Лили, пойдемте со мной. Там вам не место. Я уложу вас в постель.
Раз в жизни Лили ослушалась свою няню. Нырнув под вытянутую руку Петси, она вбежала в гостиную.
– Папа…
Лили остановилась на пороге как вкопанная. На полу, полузакрытая плетеным ковриком, лежала Магдалена. Рука с ярко-красными ногтями откинута в сторону, вокруг, как подбитая бабочка, разлетелось ярко-красное платье. По полу тек ярко-красный ручеек.
– Мама! – хотелось произнести Лили, но она не смогла вымолвить ни слова и стояла как громом пораженная. К ней подбежала Петси, прижала голову девочки к своему необъятному животу, горестно причитая:
– Я сказала вам не ходить сюда, мисс Лили. Я ведь сказала.
Няня подхватила Лили на руки и понесла ее вверх по лестнице, в детской она отодвинула москитную сетку в сторону и села на кровать, все еще держа Лили на руках, качая ее, как младенца, и беззвучно рыдая.
Лили не мешала ей. Она была смертельно потрясена. Все вокруг померкло – и покраснело. Няня утешала Лили, гладила ее, и для девочки ничего не существовало, кроме теплой груди Петси и ужасного плача и звона в ее собственных ушах.
На следующее утро в детскую пришел отец. Казалось, он до неузнаваемости постарел. Отец присел на кровать рядом с дочерью и стал говорить негромким, совершенно бесстрастным голосом.
– Лили, – начал он. – Ты должна быть мужественной. Мы все должны быть мужественными. Мне надо сообщить тебе что-то ужасное.
Лили промолчала. Ей хотелось закрыть уши руками, чтобы не слышать его слов. В душе она уже знала, что он скажет, но слова сделают все более реальным, погасят последнюю надежду на то, что все виденное вчера – только страшный кошмар. Однако Лили продолжала сидеть, уставившись на отца и чувствуя, как все вокруг рушится.
– Лили, твоя мама умерла, – произнес он. И сразу стало ясно, что никакой надежды не осталось.
Тело Магдалены было отправлено в Венесуэлу для погребения, и постепенно, очень медленно, жизнь на Мандрепоре вошла в свою колею. Петси заменила Лили мать, и хотя девочка изредка плакала по Магдалене ночами, детская жизнестойкость помогла преодолеть Лили ее горе. Но отец так и не оправился и от горя стал еще суровее. Впрочем, Лили знала, как можно справиться с ним: она пускала в ход все свои маленькие хитрости, и он безумно ее любил.
Вскоре после смерти Магдалены Джорге пропал с острова, а в пряничный домик стал наезжать его брат Фабио. Лили спросила у отца, почему к ним не приходит Джорге, но тот ответил просто: «Джорге занят в другом месте», и не стал распространяться на эту тему. Спустя некоторое время Лили привыкла к перемене, как привыкала ко всему остальному, и, хотя она не забыла Джорге, он перестал быть для нее центром мироздания.
И только годы спустя, когда ей исполнилось шестнадцать лет, он опять вернулся в ее жизнь. И все началось сначала.
Теперь, находясь на самолете по дороге домой, в Мандрепору, Лили гадала, не изменится ли что-либо па этот раз. Четыре года назад их разрыв казался окончательным, хотя у нее кровоточило сердце. Она твердо решила, что больше не позволит ему распоряжаться своей жизнью.
Но все же Лили не была убеждена, что ее благим намерениям суждено сбыться. Она не была уверена, что может положиться на саму себя и сдержать клятву, которую дала себе тогда, в день отъезда. Джорге был ее ахиллесовой пятой, так было всегда, и Лили опасалась, что так останется и впредь.
