Ольга Резниченко - Черта
— Роман, пошли со мной. Наверху какое-то движение.
— Ты чего? Что сам не можешь разобраться?
— Короче,
давай выйдем…
— Ладно.
(развернулся к Демьяну)
Рамич, можешь пошалить пока с ней немного, но помни: девка нужна мне — живой.
Глава Семьдесят Седьмая
— Ну что, Клинко? Передашь мой привет своей Светочке?
— Меня все равно убьют, — сухо, без особых эмоций прошептала я.
(хмыкнул)
— Ничего, твой труп и сам… сможет многое сказать,
… объяснить, кому они вызов бросили.
Вдруг схватил меня за ноги и потянул на себя.
(черт, пытаюсь сопротивляться (хотя в голове уже давно вертолеты правят миром) — тщетно: все тело связанное — как селедка на крючке)
Вмиг рванул, содрал куртку. Еще рывок и разобрал на мне майку, белье.
(самодовольно хмыкнул)
— Я тебя убью… убью, как паршивого пса, — только и могла я сейчас словами сражаться…
— В следующей жизни, Лерочка. Разве что, в следующей жизни, — тут же жадно, алчно, как голодный, с помойки бомж, припал своим слюнявым ртом к моему телу.
— Подонок! НЕ ТРОЖЬ МЕНЯ — пытаюсь сжаться, оттолкнуть его — ничего не могу, лишь боль, боль от прежних ударов эхом расходиться по моей плоти, заставляя цепенеть и дрожать в муках.
Вмиг схватил меня за бедро, сжал, с внутренней стороны, сжал до крика. Еще движение, и скользя (ладонью протискиваясь между ног) спустился к щиколоткам.
Попытка развязать ноги.
— Ты только насиловать и можешь?
— Знаешь, — вдруг наши взгляды встретились, замер, — несколько месяцев назад я бы в рожу тебе дал за такие слова. А теперь, теперь смело признаюсь — да. Да — меня это невероятно заводит. А тебя? — вмиг приблизился, губами едва ли не касаясь моих.
— А меня заводит мысль о том, как я буду тебя убивать…
Медленно…
— И пылко, — вдруг добавил вместо меня, тут же дернулся назад — сорвал с ног веревку, и завалился на меня, сел сверху, пресекая попытку — драться, брыкаться.
(захохотал)
(черт, боль, дикая боль в ране (от удара ножом) неистово запекла тысячью взрывами ада)
Попытка, пусть даже чахлая попытка ногами оттолкнуть, скинуть с себя Рамича — и та стала едва ли заметной. Нелепой.
(вновь расхохотался)
— Я тебя ненавижу…
— А ты знаешь, Киряева тоже была агрессивной. Поначалу. А затем, затем сдалась — молила, просила, плакала.
— Я тебя уничтожу!
— Вот. А такое мне повторяла Малена. Всем нам такое говорила. И где она теперь? Что?
Мертвая лежит в помойке. Да и только…
Так что, Лерочка…
Не чуди, проживи последние часы, а, может, и минуты, достойно…
Вмиг раздвинул мне ноги (и втиснулся, сел на землю между ними, но по-прежнему давя всем своим весом на голени). Резкий рывок и разорвал змейку на брюках.
(сопротивляюсь, дергаюсь, брыкаюсь)
Но его попытки содрать с меня одежду намного успешнее, чем мои — дать отпор.
— Я быстрее сама сдохну, чем ты меня получишь!
— Ну, валяй. Я не против.
… едва попытался проникнуть между моими обнаженными бедрами своей рукой, как вдруг замер.
… буквально мгновение — и лишь затем я осознала причину.
За волосы, за волосы его удерживали, задрав голову назад… Кинжал, острый, мой, потерянный еще на том, первом задании, именной нож, сейчас прикипел к его горлу.
— А можно я немного вмешаюсь в вашу игру? — тихий, подобно шепоту ночи, мыслям маньяка, приторной нежностью обданный, сотканный из нитей лжи и яда, разлился голос из ниоткуда. Тихий шорох смерти…
— Шарк? — испуганно прошептала я.
(взгляд выстрелил мне навстречу; едкая, все та же на грани безумия ухмылка;
а глаза, глаза блестят дикой жаждой и неутолимым голодом)
— Моя. Моя Красная Шапочка. И никто не смеет с ней играть, кроме меня. Никто!
(замерла я)
Вдруг резкий рывок — и отодрал, стянул Демьяна с меня. Швырнул в сторону и тут же завалился на него сверху, сел.
— Я давно хотел себе в коллекцию нежно голубые глазки
(притиснул острие ножа к его глазу, векам,
вдавил в кожу, вожделенно пуская шальной ручеек крови). — А ты как? Готов посодействовать?
(молчит, дрожит Рамич от страха; не верит своему рассудку)
— Шарк, — испуганно позвала я. — Пожалуйста,
не надо…
(голос дрожал, дрожал мой)
Я ему верила, верила, как себе, как стороннику,
… но видеть, видеть чужие муки, калеченье человека, пусть даже врага, врага, которому я желаю лишь смерти, сейчас не могла. Сил моральных не хватало выдержать всё.
Страхом переполнена. Переполнена болью и жутью… Гадкие чувства — сполна…
Нет больше сил ни на что…
Хватит и своих мук, своей боли — нет стойкости пережить еще и чужие мучения,
видеть истязательства и смерть, что только что шептали мне, со стороны, собственными глазами… Пережить этот ужас снова…
(замер, но не обернулся)
Бог мой.
Вдруг движение — и алая кровь еще сильнее стала выступать… больной линией на щеке Демьяна…
мгновение — и жадные потеки жизни алчно стали расписывать бледное лицо в тонкую, рдяную паутину…
— Или вырезать тебе кадык?
(резко дернулся к горлу)
Разревелась, громко разрыдалась я (содрогаясь в ужасе)-
животный страх вгрызся вновь мне в душу, вторясь, разрастаясь еще большим комом…
… невольно зажмурилась.
(захрипел, завизжал… Демьян,
тягучие секунды и — шумный, прощальный выдох… оповестил о конце)
Несмело открыла я глаза:
мертвый, мертвый Рамич…
с перерезанным горлом.
(тошнота, тошнота больным позывом вмиг сжала мое горло)
— Прости, — вдруг опустился рядом со мной Шарк.
Голос тихий, ласковый, с нотками искренней вины, он казался чужим…
Доля секунды — и снял с меня наручники.
Немного отстранился…
(скрутилась, скрутилась я (в долгожданных позывах тела) от боли, не обращая внимания уже ни на что)
Но вдруг схватил меня за плечи Шарк, насильно выровнял, заставляя взглянуть ему в лицо.
— Ты как? Всё целое?
(молчу, молчу, отрешенно всматриваюсь ему в глаза, невольно дрожу)
… резкое движение — стащил с себя куртку и тут же накинул ее на меня. Жалкие, болезненные усердия — и просунула руки в рукава,
