Джоджо Мойес - Танцующая с лошадьми
Конор стоял по другую сторону стола, опираясь на него руками.
– Миссис Перси хочет именно тебя. Ты утирала ей слюни на стадии подготовки и не можешь бросить посередине пути.
– Мы это уже с ней обсудили. Я не собираюсь вызывать других свидетелей. Остальное может сделать Харрингтон. – Он покачал головой, но она продолжила: – Конор, ни того ни другого не волнует благополучие Люси. Дело лишь в деньгах и сведении счетов. Как в любом другом разводе, ты это и сам прекрасно знаешь.
– Но куда ты едешь?
– Пока не знаю.
– Не знаешь?
Вошла Линда с чашкой чая, за ней Бен.
– Интересно, – пробормотала она.
– Чрезвычайная ситуация в семье. – Наташа закрыла портфель.
– Это из-за той девочки? – Конор смотрел на нее во все глаза. – Я думал, ты отдала ее на попечение социальных органов. Думал, уже кто-то другой решает ее проблемы.
Она сделала ему знак придержать язык. Бен с Линдой смотрели с любопытством.
– Пусть Мак с этим разбирается.
– Я не могу этого позволить.
– Мак? – повторила Линда, перестав делать вид, что не слушает. – Твой бывший? Он-то здесь с какого бока?
Наташа ничего не ответила Линде.
– Мак не знает, с чего начать. Одному ему не справиться.
– Ну конечно! Мы бросаем все и мчимся ему на помощь.
– Это не так.
– Тогда пусть этим занимается полиция. Это ведь кража.
Линда поставила чай на стол.
– Я могу чем-нибудь помочь?
Наташа промолчала.
Конор стиснул зубы.
– Наташа, послушай, если ты сейчас бросишь дело Перси, можешь забыть о карьере в этой фирме.
– У меня нет другого выхода.
– Не сгущай краски.
– Забыть о карьере? Кто из нас сгущает краски?
– Наташа, речь идет о разводе Перси. Ты передала дело в руки Майкла Харрингтона. От результата этого процесса будет зависеть, станешь ты партнером или нет. От него зависит репутация этой фирмы. Ты не можешь все бросить и ринуться на поиски изворотливого ребенка, который, возможно, подстроил все так, чтобы вынудить тебя взять его под опеку.
Наташа встала и подошла к окну:
– Лин, Бен, оставьте нас на минутку, пожалуйста.
Она подождала, пока они не выйдут. У нее было сильное подозрение, что они подслушивают под дверью, и она понизила голос:
– Конор, я…
– Разве ты не уличила ее в краже? И потом, ты никогда ей не доверяла. С первого дня.
– Ты всего не знаешь.
– Интересно почему?
– Хорошо. Скажи тогда, что бы ты сделал, если бы речь шла о ком-то из твоих детей?
– Но она не твой ребенок! В этом вся чертова разница.
– Я несу за нее юридическую ответственность. Ей четырнадцать лет.
– Еще утром ты кляла ее за то, что она украла твою карточку.
– То, что она воровка, не снимает с меня ответственности.
– А стоит ли маленькая воровка твоей карьеры? Бог мой, Наташа, еще несколько недель назад ты волновалась, что этот ребенок с кучей проблем может разрушить твою карьеру. Теперь ты жертвуешь ею ради подонка, которого ты даже не представляешь в суде.
Она представила себя на месте одного из этих детей, которых называют такими словами, как «подонок», «воровка», и отмахнулась от них. Взяла свое пальто.
– Послушай, – сказал он, – прости. Я не хотел тебя обидеть. Я пытаюсь тебя защитить.
– Конор, ты пытаешься защитить не меня, а мою карьеру.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Это из-за Мака. Ты не можешь вынести того, что я взяла ее вместе с Маком, и теперь, когда она сбежала, должна иметь дело с ним.
– Не придумывай.
– Тогда в чем дело?
– Наташа, я партнер в этой фирме. Если ты отстраняешься от дела в середине процесса, мы не только несем финансовые потери, но и наша репутация страдает. Как легко, ты думаешь, нам будет подцепить выгодного клиента в другой раз, если люди будут бояться, что их бросят в шторм на полпути?
– Откуда они об этом узнают? Я могу вернуться завтра. Объясню все Харрингтону. Он поймет.
– В отличие от меня. Ты бросаешь все, – он сделал ударение на этом слове, – ради ребенка, который тебе даже не симпатичен, и ради бывшего мужа, который превратил твою жизнь в сущее наказание. Что ж, желаю удачи, – произнес он ледяным тоном. – Надеюсь, жертва не будет напрасной.
Здание никогда не отличалось крепостью. Но на этот раз дверью хлопнули с такой силой, что с полок свалилось несколько книг.
Бо первый услышал этот звук. Он настолько устал, что последние полмили Сара плакала от стыда, что заставляет его двигаться дальше. Он еле переставлял ноги, свесил голову, каждый его утомленный мускул умолял разрешить ему остановиться. Но у нее не было другого выхода. У нее самой все болело, от усталости суставы не сгибались, но она понуждала его идти вперед. Наконец она увидела на указателе, что ферма Уиллетт находится в полумиле направо, слезла и пошла пешком, чтобы хоть так облегчить ему жизнь. Она совершенно выбилась из сил. Слезы текли по лицу и смешивались с дождем.
Вдруг они услышали это. Звуки принес порыв ветра: удар, хрип, визг, громкие мужские голоса. Потом все стихло: ветер изменил направление. Бо тотчас преобразился. Вскинул голову, забыв об усталости, и остановился, повернувшись всем телом в сторону странных звуков. Папá как-то сказал, что лошади – циничные создания. Они всегда ожидают худшего. Храбрый Бо задрожал. Сара напрягала слух, пытаясь понять, что происходит, и ее тоже охватила дрожь. Звуки были едва различимы, но было ясно: случилось что-то ужасное.
Они двинулись дальше. Бо пустился легким пугливым аллюром. Он страшился того, что может увидеть, но любопытство пересиливало. Как женщина в ночной рубашке из фильма ужасов.
Они остановились в воротах, глядя на происходящее перед ними. Посередине двора стояла огромная фура. Задние дверцы открыты. Внутри свет. В темноте ярким пятном выделялось что-то красное. Женщина в стеганой куртке согнулась на краю пандуса, закрыв руками лицо. Внутри двое мужчин удерживали лошадь. Она как-то странно изогнулась. Круп опущен, головы и шеи не видно. Похоже, на нее свалилась перегородка, и мужчины пытались ее освободить, громко крича и жестикулируя.
Повсюду была кровь. Она покрыла пол, забрызгала металлические борта трейлера, пропитала воздух, и Сара почувствовала привкус железа на губах. Бо захрапел и попятился в страхе.
– Не останавливается. Боб, дай еще один бинт.
Какой-то мужчина стоял перед лошадью на коленях, делая укол. Отбросил шприц. Руки и лицо были в крови. Ноги лошади дернулись в конвульсии. Другой мужчина, более плотный, чертыхнулся: копыто ударило его в колено.
