Виктория Хислоп - Возвращение. Танец страсти
Бильбао, казалось, был несказанно далек от тех маленьких городков, где она останавливалась, которые не затронула война (если не духовно, то физически). Город постоянно находился под разрушительным огнем. День и ночь его бомбили с моря и воздуха. Порт был блокирован, и запасы еды практически закончились. Люди выживали на рисе и капусте, если не готовы были есть ослов. Другого мяса не было. Мертвые тела были обычной картиной. Они лежали на улицах, сложенные, как мешки с песком. Каждое утро их увозили на телегах в морг.
У Мерседес была лишь одна причина, почему она приехала в этот ад, — оставался последний ключик, чтобы найти Хавьера. На клочке бумаги, лежащем в ее сумочке, был написан адрес. Может, там она его найдет. Даже слабая надежда на это приводила ее в восторг, она с нетерпением стремилась туда.
Первые несколько человек, к которым она обратилась, сами были не местными, совсем как она. Владелец магазина, скорее всего, знает, куда ей идти, подумала Мерседес и толкнула первую попавшуюся дверь. Это был магазин хозтоваров, но товаров тут было не больше, чем на обычной кухне. Посетителей тоже не было, но старик хозяин все равно сидел в темной комнате возле кассы, убеждая себя, что дела идут, как обычно. Услышав звук колокольчика, он внимательно взглянул поверх газеты.
— Чем могу помочь?
Мерседес потребовалось время, чтобы глаза привыкли к полутьме, но она двинулась на источник звука, натолкнувшись на стол, заваленный пыльными сковородками.
— Мне нужно найти эту улицу, — сказала она, разворачивая бумажку. — Вы знаете, где это?
Старик достал очки из верхнего кармана и осторожно надел их. Он провел кряжистым пальцем по адресу.
— Да, знаю, — признался он. — Это на севере.
На обратной стороне бумажки тупым карандашом он нарисовал карту. Хозяин открыл дверь своего магазина и вывел Мерседес на тротуар, сказав, чтобы она следовала по этой дороге до самого конца, а потом несколько раз повернула, прежде чем окажется на другой главной дороге. Вот та и приведет ее к месту назначения.
— Спросите еще раз, когда подойдете ближе, — посоветовал он. — Путь займет где-то полчаса.
Впервые за несколько недель Мерседес почувствовала прилив оптимизма, и улыбка, которую она подарила старику, оказалась первой, которую он увидел за долгое время.
Ему казалось странным, что эта молодая женщина так рада, что попала в город, который постоянно бомбят. Ему не хватило мужества предупредить ее.
Пока Мерседес следовала к месту назначения, постоянно сверяясь с картой, ее улыбка угасала. На каждой улице разрушения казались более значительными, чем на предыдущей. Сначала она заметила выбитые окна, большинство из которых были заколочены, но после получаса ходьбы перед ней уже лежали сплошные руины. Мельком увидев море, она поняла, что должна быть уже близко. Здесь от домов остались лишь остовы. В лучшем случае — четыре стены с воронкой посредине, как коробки без крышек. В худшем — их сравняли с землей. Разные вещи валялись среди руин: поломанная мебель, тысячи личных мелочей, оказавшихся на свалке.
Мерседес десять раз уточняла дорогу. Наконец она нашла нужную улицу, примыкающую к первому кварталу на углу. Лишь одно угловое здание и уцелело, остальная улица была разгромлена. Создавалось впечатление, что бомба упала прямо в центре дороги и разрушила все вокруг в радиусе пятидесяти метров. Даже отсюда было видно, что в доме никого нет. Окна были черными и темными, как глазницы у черепа. Она определила, в какой квартире жили тетя и дядя Хавьера, но их тут явно уже больше не было.
Улица была пустынной, как и все эти здания. Мерседес решила, что все, кто находился дома во время бомбежки, либо погибли, либо были тяжело ранены. Последний лучик надежды, за который она держалась все эти недели, погас. Она так хотела найти в этом городе Хавьера, и теперь, по иронии судьбы, стала надеяться, что он так и не достиг Бильбао. Мерседес почувствовала, что дрожит. Она замерзла, оцепенела от шока.
Пальцы смяли в плотный комок клочок бумаги с адресом родных Хавьера. Позже она без сожаления заметила его пропажу. Сейчас она действительно не знала, куда идти.
Следующие несколько часов в Бильбао Мерседес провела, стоя в очереди за хлебом. Длина этой беспорядочной очереди в несколько раз превосходила те, которые она видела в Альмерии и любом другом городе на республиканской территории. Она начиналась на одной улице и, завернув за угол, продолжалась на другой. Матери с маленькими детьми, как могли, пытались унять хныканье своих отпрысков, но, если они уже испытывали голод, когда становились в очередь, за три часа, проведенные в ней, голодные спазмы только усиливались. Терпение было на исходе, как и уверенность в том, что в конечном итоге им хоть что-то достанется.
— Вчера передо мной оставалось человек сто, — жаловалась одна женщина, стоящая перед Мерседес, — и ставни закрылись. Хлоп! Ничего.
— И как вы поступили? — спросила Мерседес.
— А ты как думаешь?
Манеры у женщины были агрессивные, речь грубая. Мерседес чувствовала, что обязана поддерживать разговор, хотя с удовольствием бы постояла молча. Ее мысли были заняты исключительно Хавьером. Она в ответ лишь пожала плечами.
— Мы ждали, а что делать? Нельзя было потерять свою очередь, поэтому мы спали на тротуаре.
Женщина была настроена продолжать беседу, несмотря на то что Мерседес никак ее не поощряла.
— И знаешь, что случилось потом? Когда мы проснулись, перед нами уже стояли другие. Заняли наши места.
При этих словах она ударила сжатым кулаком по своей раскрытой ладони. Вспоминая, как узурпировали ее место в очереди, она вновь разозлилась.
— Поэтому, понимаешь, я просто обязана получить этот хлеб. Другого выхода нет.
Мерседес не сомневалась, что эта женщина ни перед чем не остановится, чтобы накормить свою семью, а ее угрожающие манеры свидетельствовали о том, что она прибегнет даже к силе.
Этим утром Мерседес повезло. Продукты не закончились у нее перед носом, но девушка, тем не менее, понимала, что женщина невзлюбила ее только потому, что она была одна, без нахлебников. Поскольку не были введены строгие ограничения, семьи с детьми часто чувствовали себя обделенными. Эта женщина явно считала, что весь мир против нее и, хуже того, пытается обделить ее семью. Мерседес чувствовала, как та сверлила ее взглядом, когда она брала свою буханку с прилавка. Подобные вспышки ненависти даже между людьми, которые находились на одной стороне, были одним из худших последствий этой войны.
Несмотря на растущее отчаяние, Мерседес решила пока не покидать Бильбао. Она проехала много километров и чувствовала, что больше ей идти некуда. Несколько дней после того, как она увидела заброшенные руины дома дяди Хавьера, девушка надеялась, что ее любимый может быть где-то в городе. Бессмысленно было спешить, и каждый день она продолжала расспросы.
