Людмила Бояджиева - Сладкий роман
В такси я продолжала трещать без остановки, рассказывая о своих планах, включая съемки и замужество, а Майкл тупо смотрел в окно — усталый замученный человек. Не лучше выглядел он и в гостиничном номере, куда я сопроводила его вместе со служащим, несущим его чемодан. Сумку Майкл не выпускал из рук, временами прижимая к груди.
— Может, тебе лучше отдохнуть, а я зайду попозже. Мои апартаменты этажом выше. Запомни, N 35. Похоже, у тебя было трудное путешествие.
— Постой, — он преградил мне путь к дверям, растопырив руки, будто собираясь ловить птицу.
Я остановилась, позволив Майклу молча изучать меня, как редкий экспонат зоопарка. Так мы простояли немыслимо долго, в узеньком коридорчике между входом в ванную и зеркальным стенным шкафом, дробившим и множившим наши отражения. Потом Майкл сделал шаг вперед, неуверенно, как по канату, стиснул мои плечи и поцеловал с остервенелой жадностью последнего прощания перед казнью. Бесконечный, захлебывающийся, то замирающий, то вновь ожесточенно вспыхивающий поцелуй…
Нам не хватило воздуха, чтобы продолжить это занятие до бесконечности. Со звоном в ушах мы опустились на диван, не глядя друг на друга и впав в столбняк немоты.
— Прости, прости, девочка, — наконец выдавил Майкл, сжимая ладонями голову. — Я думал, что умру без тебя. Уже умирал, только делал вид, что жив… Я видел тебя всюду, всегда: во сне, наяву. Это не имело значения, засыпал я, пил чай, шел по улице или играл, — я видел только тебя… И ехал сюда, чтобы найти… Нет, просто быть рядом… Нет, не знаю, я ни на что не рассчитывал…
— Я тоже. Просто вдруг оказалась на венском вокзале. Совсем не задумываясь, правильно ли помню число и какой у тебя поезд. идиотский поступок. Наверно, без него было бы просто невозможно жить… — Только сказав это, я поняла, как измучена собственным лицемерием, старающимся изо всех сил скрыть правду. Маленькая, глупая, жалкая.
— Господи! Иди сюда, детка…
Он крепко обнял меня и мы сидели, тесно прижавшись, как бездомные сиротки на паперти под рождественским снегом.
Майкл слегка покачивал меня, напевая печальную русскую колыбельную. Его голос срывался, а прижавшаяся ко мне щека теплела от слез.
Потом, испуганные и дрожащие, мы бросились под одеяло, прильнув друг к другу и не смея пошевелиться, пока странное чувство всегдашней близости не наполнило нас радостью и свободой. Каждой клеточкой своего существа мы знали, что принадлежали друг другу всегда, праздновали свадьбу, растили детей, наслаждались друг другом, жалели, любили, старились. Были вместе — в радости и горе, в болезни и бедности. Вот так — тесно и нежно, единым существом, единым дыханием, не смеющим разделиться. Потому что разлука означала смерть.
— Дикси, нет сомнения, я свихнулся. Теперь это очевидно. — Майкл положил легкую ладонь на мои губы. — Молчи. Это сладкое безумие. Умоляю, не мешай счастью убить меня. Об этом всегда мечтали избранные.
В глазах Майкла светилось фанатичное вдохновение.
— Клянусь сделать все от меня зависящее. — Я подняла вверх два пальца. — Прежде всего попытаюсь отравить тебя плотным завтраком, затем замучить общением с чиновниками, а потом… потом я представлю товарища Артемьева его слугам, что и добьет его окончательно.
— У меня есть кое-какие добавления к программе. Но пусть это будет экспромт. Импровизация на тему сумасшедшего счастья…
Он не ошибся — безумие началось, поражая ни в чем не повинных людей. В ресторане отеля вместо заказанной нами заурядной бюргерской трапезы шеф-повар лично, в белоснежном колпаке над лицом сказочного гнома, делающего подарок Белоснежке, принес нам необъятное блюдо с горящими свечами по краям и торчащими в центре на вертелах рябчиками. Вдобавок нам была вручена бутылка шампанского, а на грудь Майкла одета шелковая лента с надписью «Стотысячному посетителю ресторана «Соната».
— Не понимаю, как они узнали, что я страдаю «безумием счастья»? Величественный в своей мемориальной перевязи Майкл недоверчиво тронул вилкой груду замысловатого гарнира.
— Ничего странного, просто это очень заразно. — Мы посмотрели друг другу в глаза и чокнулись бокалами, шепнув: «Да здравствует союз инфицированных».
…В кабинетах адвокатской коллегии господина Артемьева, естественно, ждали с распростертыми объятиями. Не успели мы и глазом моргнуть, как на основании привезенных из Москвы бумаг ему было выдано точно такое же, как у меня, свидетельство с гербовыми печатями, а также удостоверение и карточка на именной счет в швейцарском банке.
— Это много? — спросил Майкл, затрудняясь разобрать сумму.
— Достаточно, чтобы ни о чем не думать, и детей не обидеть, — любезно сформулировал чиновник.
— Автомобиль хороший, допустим, можно купить? — настаивал свежеиспеченный собственник.
— И автомобиль, и домик, и акции… Вообще, если разумно распорядиться…
Артемьев не стал дослушивать советы по финансовой стратегии и наспех раскланявшись, буквально выволок меня на улицу.
— Где здесь Опера? Я запутался… Ведь где-то рядом?
— Ты собираешься купить оркестр?
Он остановился и строго посмотрел мне в глаза:
— Это совсем не смешно. У меня хорошая скрипка и лучшая в мире женщина. Но я ненавижу общественный транспорт.
— Ага, товарищ-гражданин начинает проявлять замашки индивидуалиста!
— Именно. В детстве я не мог драться, чтобы не испортить руки, в юности мне запрещали думать не как все, а взрослому твердят о благоразумии… Я редко солировал, подчиняясь оркестру, я научился ходить с опущенными глазами и носить траурные костюмы — чтобы выжить в толпе. А толпа выбрасывала меня, как инородное тело. Я вылетел из консерватории, затем из филармонии, а теперь, очевидно, из рядов российских граждан. Но я родился индивидуалистом! И я владею сокровищем! Дикси! — Он с мольбой посмотрел на меня. — Теперь, с тобой, я не хочу больше прятаться! Не хочу возвращаться в толпу…
— Значит, мы направляемся на Опернплац? — пыталась я понять его замысел.
— Да. Там рядом на витрине крутился выставочный «мерседес»…
— Все ясно. Хороший выбор. Ты удачно спятил, Микки. Надежно, буржуазно, основательно.
…В фирменном магазине «Мерседес» нас встретили как долгожданных гостей. Ничего, что господин выглядел недостаточно респектабельно. Главное — особый блеск в глазах, предвещающий немедленную сумасбродную покупку. Майкл прямиком ринулся к демонстрационному стенду, на котором кокетливо поворачивался двухместный кабриолет.
Я промолчала, что некогда поступила точно так же, пережив торжественную церемонию приобретения выставочного «ягуара». Мне больше нравилось быть ошеломленной и верить в то, что все происходящее со мной теперь, происходит впервые: первый поцелуй, первая ночь, первый мужчина, одаривающий меня любовной горячкой. Первый «мерседес-бенц» с откидывающейся крышей — черный и настолько блестящий, что наши шарообразные фигуры во главе с приплюснутым продавцом, кружили в его выгнутых боках как в зеркалах «комнаты смеха».
