Татьяна Дубровина - Все или ничего
Он хотел закрыть дверь, но Ирина всунула в щель носок кроссовки.
— А что, их уже приносили? — догадалась она. — Галибин?
— Совершенно верно, — сухо подтвердил он.
— Не волнуйтесь, я швырнула их ему в рожу, — с удовлетворением сказала Ирина. — Я сама по себе. А что с Викой? К ней можно?
Он отступил на шаг под ее напором.
— А вы разве не в курсе? Все уже знают…
Холеный, великосветский папаша Соболев мучительно скривился, с трудом сдерживая слезы…
Тут уж Ирина не стала больше церемониться, скользнула мимо, вихрем промчалась по квартире и влетела в комнату Вики.
…— Уходите все! Никого не хочу видеть! Убирайтесь! — Тоненький Викин голосишко был исполнен отчаянной яростью.
И прямиком в Ирину полетела подушка. А следом вазочка с ночного столика. Из вазочки на ковер выплеснулись три красных тюльпана…
Бледная, зареванная Вика сидела в постели, опираясь на подушки. Вместо глаз — два пухлых красных мешочка, вместо носа — алая картофелина.
— Ничего себе, больная… — осторожно пошутила Ирина. — Столько энергии… А вот с меткостью плоховато. На сантиметр выше надо было бросать.
— Это ты-ы? — с новой силой заревела Вика. — Злорадствуешь? Устранила соперницу?
Тут она сморщилась и жалобно спросила:
— Чем от тебя несет? Фу…
— А чем? — смутилась Ирина. — Пылью… потом?
— А… — Вика зажала нос и рот ладошкой, нашарила на столике дезодорант и бросила Ирине.
На этот раз точно в цель — прямо в руки.
С каких пор Соболева не выносит запах спортзала, насквозь пропахшего потом многих тел?
Ирина пожала плечами и тщательно облилась дезиком с головы до ног. В воздухе распространился тонкий, нежный запах сирени.
— Так лучше?
— М-м… — Вика осторожно вдохнула и подавила приступ тошноты.
— Ну теперь хватит реветь, скажи по-человечески, что стряслось? Отравилась? Так это не смертельно. Тебе же Костик дал неделю. Оклемаешься.
Вика горько замотала головой.
Ирина села рядышком и тронула ее за руку.
— Слушай, я же тебе не враг. Мне ты веришь?
— Не знаю…
— Ну, за такие слова, девушка, положено к барьеру вызывать, — невесело попыталась пошутить Ирина.
— Кранты моему барьеру… — снова залилась слезами Вика. — Полный абзац…
— Так не бывает, — убеждала Ирина. — Я тоже так думала, а видишь — вполне в форме. Что с тобой? Может, я могу помочь?
Вика тихо скулила в подушку:
— Ты?.. Чем?.. Никто… мне…
И вдруг резко выпрямилась и в упор глянула на Ирину.
— Можешь. Поговори с папой.
— О чем?
— Пусть даст согласие. Скажи ему, что значит для меня этот чемпионат. Он не понимает! Ведь потом я уже никогда не вернусь…
Она смотрела так умоляюще, словно цеплялась за последнюю соломинку, словно Ирина действительно была ее последней надеждой…
— Я поговорю! Конечно! О чем речь! — горячо заверила ее Ирина. — Только… на что он должен согласиться?
— На аборт! — выпалила Вика.
Ирина ошарашенно уставилась на нее. Вика залилась мучительной краской, сделала над собой усилие и выдавила:
— Да. Я беременна…
— Но это же прекрасно…
— Это ужасно! Я сама хотела… А мне всего шестнадцать… И везде, даже в платных, требуют от родителей расписку…
— А отец не дает, да? — догадалась Ирина.
— Дурак! Идиот! Домостроевец! Ему внуков нянчить хочется? Можно подумать! Он мне всю жизнь хочет сломать!
— Ну… почему… Может, тебе правда лучше родить… — задумчиво сказала Ирина. — Это же ребенок… Он же уже живой…
— Да не живой он! Кусочек мяса! Всего-то недельку отваляться — и опять на тренировку!
— Подожди… Если тебе так важен чемпионат, то ты вполне можешь выступать и так. У тебя же еще ничего не видно. Вот Катя Бутурлина до шести месяцев на помост выходила. А фигуристки наши! Через два месяца после родов уже медали брали…
— А ты когда-нибудь была беременна? — исподлобья глянула Вика.
Ирина вздохнула.
— Нет. Ни разу…
— Вот и не понимаешь! — с чувством превосходства заявила Соболева. — У меня же токсикоз!
— А что это?
— Хреново, короче… — хмуро объяснила та. — Тошнит. От всех. Голова кружится… Я вся как тряпка…
— И лежишь себе в кровати с одеялами на вате?
— Вот именно. И все это можно кончить в один день! Чик — и здорова и счастлива.
— А… Отец не против? — тактично уточнила Ирина.
— Ну я же тебе говорю! Он не дает расписку!
— Да не твой отец… А ребенка…
Вика шмыгнула носом и гордо заявила:
— У него нет отца.
— Э… так не бывает… Но если ты не хочешь говорить…
Вика прищурилась.
— А ты хочешь, чтоб я сказала?
— Да нет, не надо…
— А я скажу! — запальчиво выпалила Вика. — Это Галибин! Вот!
— Андрей? — недоверчиво протянула Ирина. — Не может быть…
— А вот и может! — со слезами выкрикнула Вика. — Думаешь, ты одна-единственная? Что, кроме тебя, баб нет? Да он мне давно говорил, что у вас с ним так… спортивные упражнения… для здоровья…
Странно… Эти слова даже не отдались в сердце болью… Абсолютно безразлично… Мне все равно… Только жаль, что я столько душевных сил потратила на этого подлеца… И если бы не проскочила тогда на красный свет, то получила бы свои тюльпаны, и поцелуи… И продолжала эти… Спортивные упражнения…
— А тебя он уверял в вечной любви…
Вика, потупившись, кивнула.
— Вот только ребенок испортит вам спортивную карьеру…
Вика всхлипнула.
— Букетик в подарок — и решай, девочка, свои проблемы сама…
— Откуда ты знаешь?
— Нетрудно догадаться, — усмехнулась Ирина.
— Тебе смешно, да? — Вика по-детски надула губы. — А я его ненавижу… Это подстава, понимаешь? Обманный выпад… Это как бронежилет на дуэли…
— Ого, выздоравливаешь! — оценила Ирина. — Мыслишь профессиональными категориями. А теперь представь, что папа даст согласие, ты пройдешь через этот ужас, поедешь на чемпионат…
— Да! Да!
— И каждый день будешь снова видеть Андрея…
— Да! — выпалила Вика… и осеклась.
Она доверчиво обвила Иринину шею руками и забормотала сквозь слезы:
— Не хочу… не могу…
— Ну вот, — как маленькую утешала она Вику. — А если осложнения? Ведь это так опасно… И потом ни ребенка, ни чемпионата… А если у тебя потом никогда уже детей не будет?
— Все будут пальцем тыкать… — выла Вика. — Нагуляла… скажут. Мне семнадцать только через два месяца… Я только в институт поступила… И все прахом…
